Фрэнсиса Бэкона в Англии. В то же время, когда Декарт использует какой-то термин, взятый из средневековой философии, это отнюдь не означает, будто он употребляет его в том же смысле, что и средневековые предшественники. На это обращал внимание и сам Декарт. Далее, хотя Спиноза употребляет такие термины, как 'субстанция' и 'причина', было бы серьезной ошибкой думать, что он имеет в виду точно то же самое, что и св. Фома Аквинский в XIII в.
Рассуждения об исторических периодах иногда подвергали критике. И верно, конечно, не только то, что очень трудно установить ясные и четкие границы периодов, скажем средних веков и Возрождения, но также и то, что, делая такую попытку, мы рискуем упустить важные факты. Например, некоторые исторические факты по крайней мере позволяют 'продлить' Возрождение назад. И есть достаточные основания сомневаться, скажем, в том, следует ли классифицировать Николая Кузанского (1401 -1464) как мыслителя позднего средневековья или Возрождения. Можно привести аргументы в пользу обеих позиций. И понятно, почему законность подобных классификаций ставится под вопрос.
Однако хотя разделение на исторические периоды, возможно, свидетельствует о тиранической власти обобщений над умом и замугняет ясное понимание совпадений и элементов преемственности, было бы преувеличением считать, что такого рода разделение бесполезно или не имеет реальных исторических оснований. Конечно, мы не можем установить жестких границ. Но бессмысленно отрицать, что существуют периоды, поддающиеся приблизительному различению и обладающие собственными специфическими качествами. Например, средневековые общественные структуры характеризовались свойствами, резко отличными от характеристик греческого общества и отсутствующими в нашем современном индустриальном обществе. А те верования, которые составляли общий идейный фон в средневековом христианском мире и определяли выбор философских проблем, подлежащих обсуждению, отсутствовали на протяжении большей части истории античного мира[1], и едва ли можно сказать, что они имеют в современном обществе то синтезирующее и координирующее влияние, какое имели в средние века. Опять-таки в то время как в средневековом христианском мире теология считалась высочайшей наукой, доступной для человека, в современном мире она явно утратила господствующее положение, и сегодня слово 'наука' обычно обозначает естественные науки, которые развивались начиная со средних веков и оказали глубокое и чреватое серьезными последствиями воздействие на человеческую жизнь, общество и мышление.
Поэтому в любом исследовании средневековой философии следует принимать во внимание элементы и преемственности, и прерывности. Если удобства ради мы станем исчислять средневековую мысль начиная примерно с 800 г., года коронации Карла Великого, то историк должен выявить связи между ранней средневековой философией и тем, что ей предшествовало. Одновременно он обязан прояснить характерные особенности не только средневековой философии в целом, но также ее ведущих представителей и интеллектуальных течений. В идеале философские идеи должны быть соотнесены, когда это уместно, с внефилософскими факторами, поскольку философия не ведет совершенно уединенную и самодостаточную жизнь, не связанную с другими культурными явлениями и общественными структурами. Однако осуществить этот идеал в небольшой работе невозможно, даже если бы автор обладал достаточной компетентностью.
Вполне можно возразить, что, хотя все сказанное в сущности правильно, оно все же отнюдь не доказывает, что средневековая философия заслуживает изучения не одними лишь историками. Если средневековая философия составляет - а это действительно так - неотъемлемую часть общего развития европейской мысли вплоть до нашего времени, то всякий, кто желает изучить этот процесс в целом, очевидно, должен получить какое-то представление о философии средневековья. Кроме того, конечно, нужны специалисты по средневековой мысли. Однако законность исторических исследований в этой области отнюдь не доказывает, что исследователь, интересующийся философскими проблемами в том виде, как они формулируются сегодня, должен ломать голову над философией средних веков. Тенденция пренебрегать средневековой философией и перескакивать от Аристотеля прямо к Фрэнсису Бэкону и Декарту может вызвать совершенно обоснованные возражения со стороны историка. В то же время она, возможно, вполне оправданна, если исходить из содержания средневековой мысли. Наконец, мы уже отмечали тот довольно очевидный момент, что подчеркивание преемственности должно быть уравновешено признанием прерывности и наличия характерных особенностей. Одной из особенностей средневекового мышления было, конечно, господство христианской теологии. Выбор тем для философского обсуждения в значительной степени обусловливался теологическими предпосылками. И даже если религиозные верования не диктовали, к каким выводам философы должны приходить, они, во всяком случае, диктовали, по крайней мере в некото рых областях, к каким выводам философы приходить не должны. Единственно по этой причине самостоятельная философская рефлексия была жестко ограничена. Далее, средневековая философия принадлежала к докритической эпохе.
Некоторые основные ее допущения были подвергнуты сомнению и более не могут считаться непреложными. В общем, средневековая философия является частью мира, ушедшего в прошлое. Конечно, тот мир существовал. И он открыт для всякого, кто хочет его изучить и пытается понять. Однако это уже не наш мир. Действительно, современный студентфилософ, не разделяющий посылок средневековых мыслителей, вероятно, сможет больше почерпнуть у Платона или Аристотеля, нежели у Бонавентуры, Аквината или Дунса Скота.
Рассмотрим в первую очередь существовавшие в средние века отношения между философией, с одной стороны, и религиозными и теологическими убеждениями - с другой. Каково бы ни было поведение людей, очевидно, что для средневековой Европы была характерна гораздо большая однородность религиозных верований, чем для современного западного мира[2]. И совершенно естественно, что религиозная вера должна была оказывать влияние на философию. На философское мышление влияет не только его прошлое, но также исторический контекст и внефилософские факторы. В последние столетия возникновение и развитие отдельных наук оказывало многообразное влияние на философское мышление. В средние века главным внефилософским фактором, влиявшим на философию, была религиозная вера. Более того, ведущие средневековые мыслители обычно были теологами[3] Поэтому вполне естественно, что религиозные и теологические убеждения оказывали определенное воздействие на выбор тем для обсуждения и их трактовку. И если в последние столетия темы и точки зрения предлагали науки, то в средние века это было делом религиозной веры и теологии* Однако это отнюдь не означает, что влияние религиозных и теологических убеждений было для философии исключительно вредным. Во-первых, ранее сложившаяся религиозная вера могла расширить и действительно расширила спектр философской проблематики. Как мы увидим впоследствии, в середине XIII в. на факультете искусств Парижского университета существовала заметная тенденция отождествлять философию с мыслью Аристотеля. Однако философствующие теологи гораздо меньше увлекались мыслью о том, что этот греческий философ воплощает собой венец человеческой мудрости. профессор Этьен Жильсон доказывал, в частности, что иудео-христианская традиция оказывала мощное оплодотворяющее и стимулирующее влияние, предлагая свежие проблемы и точки зрения.
Во-вторых, ошибочно думать, будто в средние века теология господствовала над философией в том смысле, что философ просто предлагал аргументы, доказывающие истинность положений, отстаиваемых Церковью. Совершенно ясно: коль скоро человек, будучи религиозным, верил в истинность определенного положения, он не мог бы в то же время утверждать, что человеческий разум способен доказать его ложность, - если, правда, он не был бы готов признать теорию двойственной истины, согласно которой высказывание одновременно может быть истинным с точки зрения теологии и ложным - с точки зрения философии[4]. Поэтому если бы философ, являвшийся также верующим христианином, думал, что доказал истинность высказывания, противоречащего какому-либо положению христианской веры, он должен был бы либо признать свое рассуждение уязвимым, либо отказаться от своей веры, либо заключить, что то, что он считал истиной веры, в действительности таковой не является. Однако это никоим образом не означает, что философ, будучи христианином и веря в истинность определенного положения, должен был бы также утверждать, что его истинность может быть доказана посредством философского рассуждения. Например, Уильям Оккам верил в человеческое бессмертие. Но он не верил в способность философа доказать, что человек имеет духовную и бессмертную душу. Однако он не утверждал и что философия может доказать обратное.
