«Да полно, – пыталась она успокоить себя, – может ли он зайти так далеко? А если да? Если Мазхар бросит меня на произвол судьбы?»
Хаджер-ханым с сердцем швырнула чётки на тахту. О, тогда она знает, что ей делать!
Старуха заметалась по комнате. «Я им покажу, – шипела она, угрожая кому-то. – Пойду в суд и так ославлю перед людьми, что он не сможет больше оставаться в этом городе…»
Она остановилась и задумалась: «Ну, а что это даст? А если я совсем потеряю Мазхара?» Хаджер-ханым вздрогнула. Ведь она и в самом деле может его потерять. И тогда та, другая, полностью завладеет им…
Кто знает, что тогда будет. Её перестанут уважать, никто не назовёт её «мать господина адвоката». Чего доброго, с ней опять начнут обращаться как с прачкой…
Нет, нет, в этом городе никто не знает, что она стирала чужое бельё! Но сама она этого не забыла. Она хорошо помнит, что ей пришлось испытать в те дни… И это уже не повторится! Никогда она не вернётся к корыту, никогда не будет жить в каморке с подслеповатым окошком, в подвале чужого дома!
Разве мало тех мук, которые она перенесла ради своего сына? Она отдала ему всё, всё… И что же?
Затесалась к ним в дом эта девица без роду и племени, и всё пошло прахом. Каким почтительным, нежным, ласковым сыном был Мазхар. Бывало скажет «мамочка», и кажется, будто пролетела стая щебечущих ласточек. А уж когда улыбнётся, сердце так и растает… Всем делился он с матерью. Она знала о том, какие дела он вёл, сколько зарабатывал, знала его планы… Сын не делал ни одного шага, не посоветовавшись с ней. Мусорного ведра и то бывало не купит без её согласия… Но как-то всё изменилось.
Теперь он глаз не сводит с этой ничтожной женщины и только думает, как бы остаться с ней наедине… И зачем он только женился!
Дверь распахнулась. Хаджер-ханым уголком глаза взглянула в зеркало. Это был сын. Он улыбался и протягивал к ней руки.
Нет, нет, она так легко не сдастся!
– Оставь меня! – взвизгнула Хаджер-ханым и с плачем бросилась на тахту.
Мазхар подождал, пока она успокоится, присел на край тахты и положил голову ей на плечо.
Хаджер-ханым с раздражением оттолкнула сына:
– Не мать я тебе! Нет у меня сына! Никого, ни кого у меня нет на этом свете! Иди к своей любимой жене и сыночку. Зачем тебе мать? Ведь это она, же на, тебя родила и вырастила, вот и иди к ней! А меня оставь на волю аллаха. Давно вижу, что лишняя в этом доме. Торчу, словно пень, между вами.
В комнату неслышно вошёл Халдун и осторожно прижался к бабушке. Назан стояла у приоткрытой двери, не решаясь войти: а вдруг свекровь прогонит? Она робко взглянула на мужа. Тот кивнул «входи». Пересилив себя, Назан переступила порог.
– Мамочка, позвольте… – едва слышно прошептала она, припадая к руке свекрови.
Хаджер-ханым метнула на неё взгляд, полный злобы, и закричала:
– Прочь отсюда, потаскуха! Не постеснялась ко мне вломиться да ещё руку целовать хочешь!
В глазах у Назан потемнело. Глотая слёзы, она вышла из комнаты.
Мазхар не знал, как поступить: остаться или уйти.
– Ну что, довольна? – с горечью спросил он, холодно взглянув на мать.
– Да, довольна!
– Жаль. Не к лицу тебе такие поступки!
– Ну вот, теперь он учить меня вздумал.
Оставшись одна, Хаджер-ханым дала волю злорадству. Наконец-то ей удалось при сыне сказать невестке слова, которые столько раз были готовы сорваться с языка! Теперь она облегчила сердце.
Старуха подошла к застеклённой двери и приподняла занавеску. Ей было видно всё, что происходит в столовой. Мазхар сидел за столом, обхватив голову руками.
«Ага, задумался! Верно, крепко задело. Так тебе и надо!» Она взглянула на невестку. Печальное лицо Назан, казалось, стало ещё красивее. И всё закипело в груди у Хаджер-ханым.
«Да разве она красивая? – попыталась старуха успокоить себя. – Это глаза меня обманывают. Вот я действительно была красавицей! Сколько лет заставляла бегать за собой судью и мужа! А как был влюблён в меня белокурый офицер! Да если бы я не была так хороша, разве муж принял бы меня назад?»
Она ещё немного приподняла край занавески. «Ишь как обхаживает мужа! А он тоже хорош! Ведь не маленький, мог бы обождать, пока не подадут ребёнку. Я бы на его месте не дотронулась до еды, пока не положат ребёнку. Эх-хе-хе! Мужчина – всегда мужчина. Нет, вы только посмотрите, до сих пор ребёнку не положила! Ну и мать! Чтоб ей сквозь землю провалиться!»
Обед проходил в тягостном молчании. Но и муж и жена думали об одном и том же. Разве это жизнь? Ради чего они должны так страдать? Ведь весь этот скандал не стоил и выеденного яйца. Что за беда, если они пошли поговорить в спальню?
К концу обеда настроение у Мазхара совсем испортилось, и он предложил Назан прогуляться, подышать свежим воздухом.
По лицу жены пробежала тень сомнения.
– Было бы неплохо пригласить на прогулку… – неуверенно проговорила Назан и показала глазами на комнату свекрови.
– С какой стати? Уж не за то ли, что она так вела себя с нами?
– Тише! Услышать может.
– И пусть услышит! Мы ведь с ней пуповиной не связаны, – отрезал Мазхар, поднимаясь из-за стола.
Немного погодя, не сказав матери ни слова, они вышли из дому. Хаджер-ханым едва не задохнулась от ярости. Подбежав к окну, выходившему на улицу, она увидела, что сын и невестка садятся в фаэтон. Вот Мазхар взял Халдуна на колени, извозчик опустил верх и, усевшись на козлы, стегнул лошадей. «Какая наглость! Даже не попрощались!.. Конечно, чего и ждать мне впредь, если невестка научилась так ловко настраивать сына против матери. Но она у меня дождется! Я ей покажу – этой…»
Когда фаэтон скрылся из виду, Хаджер-ханым вновь возвратилась к занимавшей её мысли: «Зачем всё-таки они закрывались в спальне средь бела дня? Неужто так сильно любят друг друга? А может, что-то скрывают или прячут?»
На цыпочках, словно в пустом доме её мог кто-то услышать, Хаджер-ханым вышла из комнаты, прошла через переднюю и толкнула дверь спальни. В нос ей ударил запах духов. «Можно подумать, что в своей хибарке в районе Сулеймание она только и делала, что душилась, эта голодранка!» – прошипела Хаджер- ханым и внимательно оглядела комнату: широкая двуспальная кровать, яркое пикейное покрывало, на стене, рядом с кроватью, фотография Назан-невесты. От всего веяло покоем и уютом.
Но вот взгляд её остановился на сундуке, обтянутом верблюжьей кожей. И сердце словно ножом полоснула ревность. Этот красивый сундук сын ещё в прошлом году привёз жене из Стамбула. Хаджер- ханым погладила ладонью шероховатую обивку. Если бы не было ненавистной невестки, сундук принадлежал бы ей. Она попыталась приподнять крышку. «Заперт? Нет, открыт!»
Сундук был полон: свёртки, узлы, разноцветные шёлковые и ситцевые ткани с яркими цветами… Но ей были знакомы все эти вещи. Надо посмотреть получше, может, они что-нибудь купили и скрыли от неё? Возможно, сын делал это уже не раз, а она и не подозревала.
Хаджер-ханым потрогала один из свёртков и уже собралась было вытащить его, но вдруг остановилась: «Не нарочно ли невестка оставила сундук незапертым? Наверно, сказала Мазхару: „Посмотри, как здесь всё уложено. А когда вернёмся, давай проверим, не шарит ли у нас в сундуке мать?“
Хаджер-ханым отдёрнула руку. От такой дряни всего можно ожидать! Умеет прикидываться. Когда её ругают, опустит голову и молчит. «Смотри, мол, какая плохая у тебя мать. Оскорбляет меня, а я всё терплю».
Хаджер-ханым снова взорвалась: «Значит, невестка нарочно оставила сундук открытым? Ну и пусть!» Разве она боится этой твари? Выхватив из сундука первый попавшийся свёрток, она отстегнула булавку и развернула его. Блузки, бельё, полотенца… Точно такие же сын покупал и ей. Она вытянула другой узелок. Что-то брякнуло об пол. Синий бархатный футляр? Хаджер-ханым быстро открыла крышку: на золотом перстне, вложенном в лунку, сверкал и переливался всеми цветами радуги крупный бриллиант.
Ей стало дурно, и она грузно осела на пол подле раскрытого сундука. Значит, сын тайно купил
