драгоценный перстень этой голодранке, этой ленивой размазне, которая не может связать двух слов!
Хаджер-ханым не могла оторвать взгляда от камня, голова её кружилась, в глазах плыли круги. Теперь она не сомневалась, что невестка совсем завладела её сыном. Не сегодня-завтра она станет здесь полновластной хозяйкой и вытравит из сердца сына любовь и уважение к матери…
Глаза Хаджер-ханым наполнились слёзами. Сколько Мазхар заплатил за перстень? Наверно, он стоит уйму денег. «Выклянчила у мужа, бесстыжая!.. А может, он сам ей подарил? Будет теперь похваляться перед всеми: „Вот как муж меня любит! Я для него – всё, а мать – ничто!“
Она попыталась надеть перстень на безымянный палец. Но палец был слишком толст. Тогда она примерила перстень на мизинец. В самый раз! Сердце её зашлось от зависти. Значит, у невестки безымянный палец не толще её мизинца!.. Какой, однако, красивый перстень!
Никогда в жизни у неё самой не было ничего подобного. Ни муж, ни любовники, ни даже сын не покупали ей таких драгоценностей. Ах, как же захотелось Хаджер-ханым, чтобы этот перстень подарили ей…
Внезапно раздался стук – кто-то барабанил кольцом во входную дверь. Хаджер-ханым быстро сунула перстень в футляр, захлопнула крышку и швырнула его в сундук. Потом побросала туда свёртки и узлы и вышла из спальни.
Кто бы это мог быть? Она выглянула в окно. Ах, да это соседка Наджие… Хаджер-ханым сразу успокоилась и открыла дверь.
Наджие, прибежавшая в шлёпанцах на босу ногу, не захотела подниматься наверх.
– Я увидела, – сказала она, жуя сакыз[3], – что ваш сын и невестка поехали на прогулку, и очень удивилась: почему они оставили вас дома?
Хаджер-ханым вновь почувствовала укол ревности.
– Они приглашали меня, но я сама не захотела.
– Почему же, госпожа? Погуляли, развлеклись бы немного…
– Аллах с тобой! Я и так не скучаю, моя милая. Это не в моих правилах. Да ты поднимись, Наджие, посиди у меня.
– Нет уж, вы извините, я пойду.
– Конечно, дорогая, пойдёшь… Только поднимись на минутку.
Наджие зашлёпала босыми ногами по ступенькам. Они вошли в гостиную. Хаджер-ханым усадила соседку и уселась сама.
– Вот что, дочь моя…
– Простите, Хаджер-ханым, Мазхар-бей уже обещал помочь моему мужу…
– Ах да! Но я даже не успела поговорить с сыном. Тут у нас ссора произошла… Скажи, дочь моя, ты, например, средь бела дня пошла бы в спальню со своим мужем? Виданное ли это дело? Как же надо низко пасть женщине, чтобы допустить…
«Конечно, пошла бы, – усмехнулась про себя Наджие. – А почему бы и нет? Разве спальня днём запирается на замок?» Но вслух сказала:
– Да, мой говорил об этом. Какой позор! На глазах у свекрови, средь бела дня войти в спальню! Просто немыслимо!
– Но думаешь, они просто так? Я выведала, в чём тут дело, меня не проведешь!
– А что же за причина такая? – вкрадчиво спросила Наджие.
– Причина? Пойдём – увидишь!
Охваченная любопытством Наджие последовала за старухой. Они вошли в спальню. Здесь было очень уютно. Кровать, покрытая нарядным одеялом, на полу ворсистые паласы… Именно о такой красиво убранной опрятной комнате мечтала Наджие. У неё даже под ложечкой засосало от зависти.
Хаджер-ханым откинула крышку сундука и вытащила из вороха узлов синий бархатный футляр.
– Вот смотри! – она протянула футляр Наджие на дрожащей от волнения ладони.
Наджие ослепил блеск драгоценного камня. Она более не видела ни нарядной комнаты с роскошной кроватью и паласами, ни старухи.
– Как же Мазхар-бей любит свою жену! – только и могла прошептать она.
По лицу Хаджер-ханым пошли бурые пятна. Только сейчас она спохватилась: зачем было показывать перстень посторонней женщине? Ведь Наджие наверняка подумает, что Мазхар больше любит жену, чем мать.
Старуха захлопнула футляр и с сердцем швырнула его в сундук.
«Нет, – думала Наджие, перед глазами которой всё ещё сверкал драгоценный камень, – что бы ты ни говорила, старая госпожа, а сын твой, видно, крепко любит свою жену». И она вздохнула – ведь её никогда так не любили… А чего в ней недоставало? Если она и не так красива, как Назан, то всё же молода и совсем, совсем не дурна. Правда, немного худовата… Но что из того? А ведь муж ей не только бриллиантового перстня, но даже колечка с простым камушком никогда не купил…
Хаджер-ханым продолжала о чём-то с жаром говорить. Наджие видела, как на её полной шее вздувались синие жилы, но ничего не слышала. Ею безраздельно владели мысли о богатом подарке, сделанном другой женщине. Ах, почему же её муж не приносил такие подарки?.. Почему она должна довольствоваться только его ласками? Да и что это были за ласки?..
Она вспомнила тонкие, словно плети, руки мужа с набухшими венами. Обычно он возвращался домой поздно ночью совсем пьяненький. Пошатываясь, он едва добирался до кровати, валился, как сноп, отворачивался к стене и тотчас засыпал. А ведь Рызе нет ещё и сорока. Что же будет, когда ему стукнет шестьдесят?
– Так-то вот! – услыхала она вдруг голос Хаджер-ханым и быстро спохватилась.
– Ваша правда.
– …и если я не внушу сыну, что его жена никудышная бабёнка, пусть никто не назовёт меня больше Хаджер-ханым! Пришла к нам в дом эта голодранка, эта потаскушка из Сулеймание и госпожу из себя корчит. А ведь не она, а я родила Мазхара, я растила его, не жалея сил, выкормила его, сама недоедала. Я, я, а не она!
– Правильно, тётушка.
– Можно подумать, что она привыкла носить бриллиантовые перстни в отчем доме! Ха-ха! Да и во сне- то она их там не видела! И чем только приворожили моего сыночка? Мало всего, так он теперь и в долги, наверно, залез. Я тоже женщина. И у меня были мужья. Настоящие мужчины. Из таких, что и в дверь не пройдут! Но я никогда не заставляла их залезать в долги!
Хаджер-ханым разволновалась, сердце гулко стучало у неё в груди. Она пошла в кухню и жадно выпила стакан холодной воды.
– Уж не околдовала ли она вашего сына? – стоя за её спиной, вкрадчиво спросила Наджие.
Выражение лица у Хаджер-ханым мгновенно изменилось. Она часто закивала головой.
– Дело говоришь, Наджие. Так оно, должно быть, и есть! Ну и умница же ты! А я вот не додумалась…
– Одна моя знакомая повитуха – её зовут Хюсне – говорит, что в городе есть какой-то ходжа[4], амулеты заговорённые продаёт, по пятьдесят курушей. Может, ваша невестка и водится с колдунами? Ведь так, ни с того ни с сего не заставишь человека залезть в долги, купить дорогой перстень, да ещё прятать его от матери.
У Хаджер-ханым заблестели глаза.
– Ты права, Наджие. Мазхар никогда не был таким. Мне ли не знать своё дитя. Он без меня бывало куска хлеба в рот не возьмёт!
– По-моему, надо скорее разыскать Хюсне. Сунуть ей пару лир – пусть сходит к этому ходже. Может, он научит, как разрушить чары, которыми невестка околдовала вашего сына?
– А ты возьмёшься за это дело?
– О тётушка, конечно! Вы не беспокойтесь. Если согласны, считайте, что дело сделано.
– Ты уж постарайся, Наджие. Мне бы и самой хотелось повидать бабку Хюсне…
– Ну, это уж лишнее. Она боится полиции. Я с ней поговорю, с глазу на глаз.
– Сколько бы это ни стоило, я согласна. Мой долг – спасти своё дитя от мотовства, от бессовестной жены. Наверно, она уже немало повытянула у него. А там, глядишь, в один прекрасный день скажет:
