колченогий. Любое слово, какое взбредет вам в голову. Первое попавшееся. Ну? «Стол».
У больного дрогнули губы.
— Так. Очень хорошо, Павел Никодимыч, — Изместьев почти накрыл собою Хопрова, впившись глазами в его вялые губы, жадно, алчно вслушиваясь в невнятные робкие звуки. — Кажется, уловил… Записывайте, Никитич: «сам». Правильно, Павел Никодимыч? Вы сделали стол своими руками?
Глаза Хопрова медленно оживали. Он благодарно, е легким удивлением посмотрел на Изместьева. И впервые — вполне осмысленно.
— Браво. Лед тронулся. Дальше «окно».
Тужилина истово перекрестилась несколько раз.
— Как?.. Не разобрал… «На стене»?.. А, догадался. «Настежь». Записываем: окно — настежь… Превосходно. «Пища», еда.
Хопров чуть слышно подмыкивал, старательно сминая губы.
— «Вор»?.. Нет… «Вертит»?.. Спокойнее, не торопитесь… А… Все-все… Надо же. «Воротит». От еды — воротит… Дальше: «сад»… Так, так… Умница, Павел Никодимыч… «Наш». Ответ — «наш»… Теперь «земля»… Как?.. «Одна»?.. Не угадал… Ааа… «Родная».
Родная земля. Очень хорошо… А вот такое слово, Павел Никодимыч. «Дерево».
По лицу Хопрова пробежала хмурь. Он растерянно смотрел на Изместьева.
— Легкий нажим?
— Да, — ответил Иван.
— Хорошо… Записываем: «дерево».
— Чего? — не понял Севка. — Было же «дерево».
И опять?
— Именно. Не отвлекайте… Следующее слово: «тропа»… Так… Хорошо. Ответ: «ухожу». — Изместьев возвысил голос. — Дальше — «война»!
Хопров насупил брови и взморщил лоб. И отвечал чуть громче.
— Дрожание, — сказал Иван.
— Вижу, вижу… Записывайте: «будь проклята». Записали? Теперь «опушка»!
— Дрожит.
— «Опушка»!
Глаза Хопрова вспыхнули и тотчас потускнели. На лице его медленно, как на фотобумаге под проявителем, проступал страх.
— «Пушки»? Я правильно понял?.. Ясно. Запишите: «пушки»… И еще одно: «березовый знак»!
Хопров резко дернулся. И захрипел.
— Спасибо, достаточно, — быстро сказал Изместьев и положил руку на плечо больного. — Успокоились.
Все хорошо. Успокоились. Вы молодчина, Павел Никодимыч. Там, где задержка с ответом, отметьте галочкой. Напротив слова. Не затруднит? Кстати, и техника может отдохнуть.
Иван надавил на клавишу.
— Пашенька, — сокрушенно закачалась Тужилина, засматривая на кровать. Пашенька, — и вдруг бросилась на Изместьева с кулаками. — Черти с рогами! Мучители! Изверги!
Изместьев был настолько измотан допросом, что даже не защищался нелепо выставил руки и отклонился, оберегая лицо.
— Никитич, — попросил он.
Иван нехотя приподнялся, обхватил разъяренную женщину сзади и стиснул.
— Придется обеспечить безопасность, — сказал Изместьев. — И тишину.
— Попробуем.
Тужилина ругательски ругалась и сопротивлялась отчаянно.
— Бабун-я дорогая, — оторвав от пола, Иван покружил ее, как малого ребенка. — Смирно. Не бузи.
Она рычала, сучила ногами, пыталась его укусить.
— Я кому сказал?
Севка выхватил из запечья веревку, и вдвоем они вынесли ее на веранду.
Вскоре крики там прекратились.
11
— Ничего страшного, Павел Никодимыч. Не волнуйтесь, — успокаивал Хопрова Изместьев, платком вытирая шею, лоб, потные ладони. — Скандал нам сейчас ни к чему. Вероятно, беседа наша не для женских ушей. Вы согласны?.. Пусть Евдокия Николаевна займется хозяйством.
Вернулись ребята. Иван был туча тучей.
— Завязываем, что ли?
— Никитич! Держите себя в руках.
— С тех пор как с вами связался, я только этим и занимаюсь.
— Потерпите, осталось немного. Еще один акт.
— Ладно, Иван, — сказал Севка. — Первый тайм мы уже отыграли.
Иван раздраженно уселся на табурет.
— Ну? Врубать?
— Павел Никодимыч, Вы отдохнули?.. Продолжим?.. Итак: «озеро».
Хопров смотрел на Изместьева пугливо и недоверчиво. — Внимательнее. Прошу вас, Павел Никодимыч. «Озеро»… Так. Хорошо. Спокойнее… «Изгиб»?.. Нет?.. Вот оно что. Записываем, «гибель, гибнет». Слышите, товарищи? Озеро гибнет… Прекрасно. Поедем дальше. «Небо».. Что?.. «Мало»? Как это — мало?.. А впрочем… Запишите: неба — мало… Так. Теперь — «ложь»… Прекрасно… «Противно». Запомним. Вам противна всякая ложь… «Боль»… Так. Пишите: «ерунда»… Замечательно, Павел Ннкоднмыч, очень хорошо, — и снова возвысил голос: — «Молодежь»!
— Нажим.
— Правильно, так и должно быть… Не торопитесь…
«Надо»?.. Что-что?.. «Надо есть»?.. «Хуже горя»?.. Не понимаю, какое-то длинное слово… А, вот оно что. Запишите: «надоела хуже горькой редьки». Про вас, между прочим… Хорошо, Павел Никодимыч. Спокойно. Мы движемся к финишу. Еще немного… «Собака»!
— Дрожит.
— Вижу… «Да». Запишите: «да»… «Сторож»!
— Нажим. Сильный нажим.
— «Низость»!
— Нажим.
— Он отвечает: «да». Все время одно и то же: «да, да»… «Плач»! Плач взрослого человека. «Плач»!
— Дрожит. Сильно. Нажим.
— Он вспомнил. Видите? — воскликнул Изместьев. — Он все вспомнил! Мы были правы! Вспомнил! — Лицо его победно высвстилось. — Запишите: «лай». «Плач — лай»… Ax, какой же вы молодчина, Павел Никодимыч… «Издевательство»!
— Сильное дрожание. Очень сильное.
— «Атака»!
Хопрова качнуло в сторону. Он крупно задрожал.
— Нажим! Сильный нажим!
— «Удар»!
— Он просто каменный!
— «Я». Запишите: «я, я».
