— А я совсем не знала своей бабушки, — печально сказала она.
— Мне очень жаль, — искренне отозвался Кайл. Для него бабушка была светочем в его унылом детстве. Матери он не помнил — та умерла, когда он был совсем маленьким. Отец с удвоенной энергией отдался бизнесу — развитию дела, начатого еще дедом. Радостная и безоблачная пора детства слишком быстро кончилась и для Кайла, и для его сестры Памелы.
И только бабушка Агнесса — Агги, как они ее называли, — старалась восполнить утрату. Она устраивала внукам праздники и дни рождения, дарила им любовь и надежду.
— У вас чудесный дом. Просто сказочный, — сказал он. Наметанный глаз его сразу оценил крепость и надежность массивной конструкции. Впрочем, кое-где дому требовался ремонт.
Но что-то было здесь не так. Чего-то не хватало.
— Я сама влюбилась в этот дом, едва его увидев.
— И давно вы тут живете?
Мэган положила ложку. Кайл понял, что снова каким-то образом вторгся в область личного.
— Три года.
— И целых три года вы живете здесь одна?
— Ну почему одна? У меня есть Снежок.
— И дробовик, — подхватил он.
Она невольно улыбнулась.
— Вам никогда не бывает одиноко, Мэган?
— Нет, я хорошо лажу сама с собой, — ответила она с каким-то вызовом.
Да какая ему разница? Он скоро оседлает своего железного зверя и рванет к себе, в Чикаго. Мэган останется лишь воспоминанием, которое потускнеет и сотрется с наступлением обычной суеты и рутины.
Это ложь. Мэган Кэррол — не из тех женщин, что легко стираются из памяти.
После обеда он, как и обещал, мыл посуду. Пена от моющего средства пузырями летала по всей кухне, поскольку Кайл не имел ни малейшего понятия, сколько жидкости требуется выдавить в наполненную водой раковину. К чести хозяйки, она не сказала на это ни слова.
— Может, пойдем пить кофе в гостиную? — предложила она.
Обрадованный, что представляется повод покинуть кухню прежде, чем он получит очередное экзотическое задание, Кайл с готовностью согласился.
Снежок клубком свернулся на коврике у огня, Мэган придвинула стул с высокой спинкой поближе к потрескивающему камину. Кайл подкинул в очаг еще полено, помешал кочергой полуобгоревшие дрова и загородил пламя защитной решеткой.
Потом сквозь изукрашенное морозом оконное стекло он глядел на нестихающую метель. Ветер гнал гурты снежных хлопьев, с размаху швыряя их в стекло. От такого зрелища невольно пробирала дрожь. Но под крышей старого дома горел жаркий огонь, уютно потрескивали в камине сухие, просмоленные дрова. На дворе светопреставление, а здесь — первобытная радость бытия. И вот тут-то до Кайла наконец дошло! Он понял, чего здесь не хватает. Здесь не хватало Рождества! В этом старом фермерском доме не было ни единого признака наступающего светлого праздника.
Обычно в эту пору — дня за три-четыре — бабушка начинала донимать деда просьбами отправиться в лес за елкой. Все стены в доме затейливо украшались нарядными гирляндами.
С камина свисали гроздья сосновых шишек, перевязанных красными бархатным и лентами. А под елкой, под самыми нижними ветвями, были искусно разложены подарки, завернутые в разноцветную бумагу. И по крайней мере к двум сверткам был прикреплен ярлычок с его, Кайла, именем.
И хотя теперь бабушки Агги уже нет в живых, а он давно стал взрослым, праздник Рождества продолжает значить для него очень много. С ним связана возможность встретиться с дорогими ему Людьми — с Пэм, Марком и их ребятишками. А потому отсутствие в этом доме даже намека на торжество воспринималось Кайлом как нечто вопиюще неправильное.
— Мэган! — обернулся он к девушке. — У вас нет рождественской елки.
Затрещали дрова в камине. Снежок на миг очнулся, выпростал из-под себя лапу и, прикрыв ею голову, вновь задремал.
— Я больше не вижу смысла в таких вещах, — негромко ответила она.
— Не видите?..
— Я ведь живу совсем одна.
Даже в его пустой квартире была искусственная елка, которую приходящая домработница после дня Благодарения вытаскивала из коробки на свет Божий.
— И что же?
— Рождество — это просто день в ряду других дней.
— Просто день? — поразился он. — А как же насчет особого смысла, что таит в себе Рождество? Как насчет тех ценностей, что оно символизирует, — семья, взаимная любовь и забота, сознание общности?
Мэган поставила чашку на поднос и спокойно подняла на него глаза.
— Что такого особенного в Рождестве? Для меня оно не имеет никакого значения. Она несколько раз моргнула, будто стараясь скрыть душевное волнение. — Я, как обычно, поднимаюсь с постели, пью кофе; как обычно, выполняю повседневные хозяйственные дела… стараюсь дозвониться до родителей — линии вечно бывают заняты, — потом, как всегда, приступаю к работе. Для меня это самый обычный день.
Но в ее тоне Кайлу послышалась плохо скрытая боль. Что же такое могло случиться с ней? Почему она рассуждает так странно?.. И что произошло с ним самим? Почему у него возникло желание освободить ее от этой боли, заменив чем-то добрым и приятным?
Кайл отогнал прочь эту блажь — и нежелательную, и неосуществимую. Он вовсе не собирается задерживаться здесь надолго. К тому же какое право имеет он требовать, чтобы она непременно праздновала Рождество? В конце концов, это личное дело каждого.
Но душа наотрез отказывалась мириться с таким положением вещей. Этому старому, доброму жилищу просто необходима жизнь, полная домашних радостей, энергии, шумных забот. Простой, крепкий, надежный дом тосковал без настоящей семьи.
Лампы под потолком угрожающе мигнули. За окном, сотрясая стекла, опять тоскливо и устрашающе завыл ветер. Пламя в камине пугливо встрепенулось и зашипело.
— У вас есть фонарик на батарейках? Или свечи?
Если его предположение верно, электричество скоро откажет.
— Да, в кухне. Я принесу. — Мэган поднялась и поспешно вышла из комнаты. Кажется, она была рада любому поводу побыть одной.
Он не пошел следом, не стал навязывать ей свое общество. Судя по всему, его присутствие было не слишком-то ей приятно, хотя женщина и старалась это скрыть. Сказать по правде, ее присутствие тоже вызывало в нем какой-то дискомфорт. И он тоже старался это скрыть.
Свет еще раз мигнул, побуждая Кайла к действию. Кажется, ночь выдастся долгой.
— Мэган! — окликнул он, входя в кухню. — Где у вас хранятся дрова?
— Вон там, в чулане.
Пока она искала фонарик, он снял с полки две керосиновые лампы. Все это Мэган отнесла в гостиную, ловко обходя пугающегося под ногами Снежка, и аккуратно расставила на кофейном столике.
К тому времени, как он принес из чулана вторую охапку дров, свет, мигнув в последний раз, погас окончательно. Комната погрузилась во тьму. А вместе с темнотой почему-то возникло странное ощущение общности, близости — почти интимной. Не имея возможности видеть, Кайл необычайно явственно, чуть ли не кожей, чувствовал рядом присутствие Мэган.
— Кайл? — послышался ее голос. — Где вы?
— Я здесь, совсем рядом. Погодите секунду, зажгу керосиновую лампу. — Отсутствие света сделало бесполезным зрение, но обострило все прочие чувства. Теперь он улавливал ее дыхание — легкое, едва ощутимое, ее аромат, такой женственный, тонкий, влекущий.
Кайл чиркнул спичкой, та вспыхнула, и вместе с ней, как по волшебству, вспыхнуло в нем желание. Через секунду потянуло резким, специфическим запахом керосина. Дом наполнился новым светом, правда
