— Чай. — Он усмехнулся. — Знаете, я его никогда не пью.
— Просто залейте пакетик кипятком.
— Понятно.
Гость последовал ее инструкции, после чего начал выдавливать из пакетика остатки чая.
— Не надо! — Она остановила его, поспешно положив руку поверх его руки.
Кайл выронил пакетик.
Ее охватило, почти обожгло, теплом — живым теплом человеческого прикосновения. И оно моментально начало разливаться по телу.
В смятении Мэган мысленно приказала себе убрать руку. Но из этого ничего не получилось.
В этот момент он накрыл ее руку своей — будто замкнул в ловушку. И ей вдруг показалось, что в огромной кухне стало нечем дышать.
Он с наслаждением ощущал ее кожу — такую теплую, мягкую и гладкую, она же чувствовала только стремительные и яростные удары собственного сердца.
Стараясь прийти в себя, Мэган потрясла головой. Она никого не желает, ей никто не нужен. И уж во всяком случае, не этот человек.
Ей панически захотелось бежать. С преувеличенной решимостью молодая женщина выдернула руку.
— Это что, правда так серьезно?
Мэган озадаченно посмотрела на собеседника.
— Серьезно? О чем это вы? — Она пыталась перейти на легкий и непринужденный тон. Напрочь поглощенная собственными переживаниями, в которых его гипнотический образ занимал главное место, она упустила нить разговора.
Кайл добродушно усмехнулся.
— Я про чайный пакетик. Почему нельзя отжимать?
Меньше всего она думала сейчас о чаепитии.
— Э-э… чтобы не было горько.
— Хм… А вот с некоторыми вещами — наоборот. Чтобы не было горько, лучше их отжать. В смысле — отжать горечь. — Он проницательно смотрел на нее.
Великий Боже! Она тонет. Идет ко дну. Хорошо бы под каким-нибудь предлогом уйти к себе наверх, но по какой-то причине, в которой Мэган сама себе не призналась бы, она продолжала сидеть…
Она и не подозревала прежде, что ей нравится играть с огнем… Теперь же ей одновременно хотелось и избежать нового опыта, и пережить его. А еще — узнать, такой ли Кайл хороший учитель, как рисует ей воображение.
Она рассеянно наблюдала за тем, как он отхлебнул глоток напитка, который ему не нравился, как нахмурился, стараясь этого не показать.
— В буфете есть растворимый шоколад, — сжалилась она.
Кайл с готовностью поднялся.
— В каком буфете?
Мэган показала, он открыл дверцу и вытащил банку. Тут его взгляд упал на Лекси, ее любимого глиняного ангелочка, он осторожно взял его с полки и тоже принес на стол.
— Моя бабка Агнесса — бабушка Агги, как я называл ее, — тоже собирала фигурки ангелов, — обронил Кайл. Отхлебнув — на сей раз уже шоколада, — он удовлетворенно кивнул.
Потом стал задумчиво разглядывать глиняную статуэтку с розовыми щеками и маленьким нимбом вокруг головы.
Он бережно держал ее на ладони, будто лелея, и она казалась до смешного крохотной в его большой руке. Вид у Лекси был при этом довольный и умиротворенный.
— Вы сказали, собирала? — тихо переспросила Мэган.
— Она умерла… уже несколько лет назад.
И Мэган услышала неприкрытую нотку боли в его ответе.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже. Она была для меня не просто бабушкой. — Молодой человек осторожно поставил ангела на стол, нежно погладив пальцем букетик сухих цветов, который сжимала в руках Лекси. — Не помните, где вы его купили? Я бы хотел иметь такого на память.
— Я сама его сделала. А лицо ангела вылеплено с портрета моей бабушки Лекси.
— Потрясающе!
Его одобрение заставило ее чуть покраснеть от удовольствия.
Кайл откинулся на спинку стула, судя по всему, совершенно не замечая или не желая замечать своего бесспорного и необычного воздействия на нее.
Это ваша работа или хобби?
— Я продаю их в местные магазины.
— А изготовляете прямо здесь?
— У меня наверху мастерская. Моя студия.
Он понимающе кивнул.
— Хотелось бы ее увидеть.
Мэган почувствовала замешательство, даже всполошилась. Никому не было дано нарушать уединенность ее студии. То было для нее святая святых — и храм, и в то же время убежище. Она не пускала туда посторонних.
— Разумеется, — солгала она, надеясь, что он все равно уедет раньше, чем вновь возникнет этот вопрос.
— А у вас есть что-нибудь на продажу? Я имею в виду вот таких ангелов?
— И даже слишком много. — Она озабоченно нахмурилась, вспомнив о скопившемся запасе товара у себя в мастерской. — Когда вы приехали, я как раз закончила целую партию. Должна была доставить их в город сегодня вечером.
— Нельзя ли купить несколько штук прямо у вас?
Да, в воспитании ему не откажешь. Манеры как у святого. Обаяние как у грешника.
— Ваш бизнес процветает круглый год или только под Рождество? — снова спросил он, не дождавшись ответа.
Опять это слово. Рождество. Не любила Мэган этот праздник. Всеми силами души противилась фальшивым его атрибутам. Упоминать о нем — все равно что махать у нее перед носом веткой омелы, этим дурацким рождественским символом.
Омела! Считается, если на Рождество парень с девушкой окажутся вместе под веткой омелы, им суждено поцеловаться.
Одна только мысль о том, чтобы постоять вместе с Кайлом под омелой, заставила Мэган ощутить вкус его губ.
Она отогнала прочь этот слишком живой и яркий, будоражащий чувства образ. По крайней мере очень постаралась это сделать.
— Мэган? — Он напомнил о своем вопросе, выводя ее из задумчивости.
— На Рождество, конечно, дела идут лучше. Но сейчас я стараюсь расширить поставки за пределы штата. Надеюсь, тогда они будут мень ш зависеть от времени года.
— Почему оно вам так не по душе?
Она растерянно моргнула и непонимающе воззрилась на него.
— Что не по душе?
— Да Рождество же. Вы вздрагиваете всякий раз, как слышите о нем.
— Ничего подобного. Я вовсе не вздрагиваю, — возразила она, кляня про себя его наблюдательность. Никому, кроме него, не удавалось так мастерски прорываться сквозь ее защитную броню, проникать в самые потаенные уголки души. Мэган обхватила чашку обеими руками, стараясь унять внезапную дрожь в пальцах.
— Вздрагиваете. Вот и сейчас тоже — съежились как от боли.
Чем, интересно, он зарабатывает себе на жизнь? Впрочем, чем бы ни было, одно ясно: делает он это
