В конце лета 1939 г. японцы большими группами бомбардировщиков атаковали основные китайские аэродромы Байшии, Гуанянба, Суйнин и др. Они также совершали дальние ночные рейды на аэроузел Чэнду, находившийся в 1200 км от линии фронта. На протяжении всех ночей с 20 августа по 10 сентября самолеты противника практически постоянно «висели» над китайскими аэродромами.
В конце октября ПВО Чунцина усилили, вновь передислоцировав на авиабазу Байшии китайскую 24-ю эскадрилью. В это время японцы высадили с моря в районе Гуанчжоу крупный десант, захватили город и принялись продвигаться к Лучжоу. Трехсоттысячная китайская армия сначала пыталась сбросить этот относительно небольшой десант в море, а потом принялась отступать. Одной из причин поражения китайские генералы называли слабую поддержку с воздуха, где свирепствовали вражеские истребители.
Осенью 1939 г. вспыхнули ожесточенные бои и на юге Китая. 15 ноября японцы высадили десант в заливе Циньчжоувань (пр. Гуанси), чтобы прервать связь Китая с внешним миром. 24 ноября войска противника заняли Наньнин, затем их части штурмовали Лунчжоу и Чжэньнаньгуань, тем самым перерезав морское сообщение Китая с Вьетнамом. Японские части также направились на север и заняли стратегический пункт Куньлуньгуань. 1 декабря китайцы отбили его, но вскоре снова сдали. Лишь в конце января 1940 г. они организовали контрнаступление и вернули себе этот населенный пункт. А завершилась Гуньнаньская битва только в ноябре 1940 г., когда главные силы японцев ушли из Наньнина.
В то время ВВС Китая сконцентрировали свои основные силы на защите от налетов авиабаз в Чунцине, Чэнду и других городах провинции Сычуань, а также в Ланьчжоу, откуда шли поставки советской авиатехники. Чтобы удержать под контролем международные транспортные коммуникации, командование ВВС Китая, учитывая ограниченные ресурсы, в воздушных боях на юге задействовало 115 самолетов, выделенных из 3-й, 4-й, 5-й и 6-й авиагрупп, а также самолеты советских добровольцев.
По словам Д.П. Панова, С.П. Супрун «рвался в бой с японскими истребителями… А истребители были только на юге Китая, в районе Гуандуна. И Степа принялся внедрять в умы руководства мысль о нашем рейде на юг». Поначалу Чан Кайши эту идею категорически отверг. Ему, да и, похоже, всем жителям Чунцина, понравилось, что по команде «тимбо» (тревога) «в воздух поднимаются до 80 истребителей и, худо ли, бедно ли, отгоняют японцев. Конечно, столько машин можно было держать при крайнем напряжении сил всех советских и китайских эскадрилий, но бывало и так, что вместе с иностранными наемниками… в небе Чунцина становилось буквально тесно от барражировавших истребителей. Но Степа упорно гнул свою линию, и многие стали с ним соглашаться…» К тому времени Супрун уже детально проработал перелет на юг. Решающим аргументом стала необходимость сбить крикливый тон вражеской печати, уверявшей, что «советские волонтеры большой пользы в небе Китая не приносят».
К началу декабря приняли решение, «Стало ясно, что встречи с японскими истребителями нам не избежать. На всю подготовку была отведена одна неделя… Настроение было бодрым потому, что летом 1939 г. наши истребители победили японских в районе Халхин-Гола… В начале декабря наш вылет дважды откладывался из-за плохих метеорологических условий: низкая облачность и дождь. Все горные хребты по нашему маршруту были закрыты плотными ненастными облаками».
Лишь 14 декабря погода «блеснула», и эскадрилья И-15бис, а также пара И-16П (тип 17), лидируемая С-47 с китайским экипажем, взяла курс на юг Китая на аэродром Гуйлинь. Основной и подвесные баки заполнили бензином, которого хватало на 4,5 ч. Перед вылетом тщательно проверили кислородные приборы, так как предстояло преодолеть отроги Гималаев высотой более 6000 м. Однако на маршруте встретилась сильная облачность, и все летчики потеряли лидера. Опасаясь столкновений в облаках, они развернулись и примерно через 1 ч 20 мин приземлились на аэродроме вылета. 18 декабря попытку повторили, теперь за лидером полетели две эскадрильи И-15 и И-16. С промежуточной посадкой и ночевкой в Чжицзяне советские добровольцы приземлились в Гуйлине. Отдохнув, 22 декабря летчики перелетели на большой аэродром Лючжоу, находившийся примерно в 50 км от линии фронта. По краям он был обсажен могучими пальмами, а с южной оконечности громоздился горный хребет высотой до 600 м.
По словам Панова, «примерно через два часа после нашего прилета на аэродром этого города мы принимали «гостей». Только успели заправить самолеты, как прозвучала команда «Тимбо!», сопровождаемая устными пояснениями: «Джапан, джапан гуйцула» – японцы идут к нам». За какие-нибудь 5 минут в воздух поднялась почти сотня истребителей: две китайские эскадрильи и две советских добровольцев.
«Мы взлетали, а в воздухе уже висели японцы: примерно 25 истребителей, – пишет Панов. – …Пока мы изо всех сил мотора набирали высоту, в стороне от аэродрома, чтобы ввязаться в драку, десятка японских истребителей опустилась метров на 600 и, пикируя, принялась стрелять из пулеметов по самолетам, стартующим после нас. Впрочем, им не удалось сбить кого-либо – поднимая хвосты пыли, последние наши истребители покидали взлетную полосу, а с земли уже тянулись к японцам трассирующие струи зенитных пулеметов, которые, впрочем, имели скорее символическое значение. Штурмующую японскую группу истребителей прикрывала группа второго яруса, действующая на высоте до 5000 м, самолеты которой, как коршуны с небес, высматривали цель и бросались на нее в вертикальном пикирующем полете, потом резко выходили из атаки и становились «свечой», забираясь на прежнюю высоту. Я впервые наблюдал тактику боя японских истребителей, но сразу оценил мощь двигателей И-98 – машин новой модификации. Таких машин не было на Халхин-Гэле… И-98 был великолепной современной машиной, покрытой тонким дюралюминиевым листом, оснащенной четырьмя пулеметами: тремя средними и одним тяжелым типа «Кольт», с мощным четырнадцатицилиндровым двигателем «двухрядная звезда» в скрупулезном японском исполнении 1* . Наши «чижики» в погоне за японским монопланом по «свече» могли преследовать его только первые 250 м вверх, а потом мотор терял мощность и захлебывался. Приходилось переворачиваться через крыло и становиться в горизонтальный полет на виражи, и болтаться, как говно в проруби, ожидая, когда японец, вышедший своей «свечой» на высоту более 1100 м, осмотрится и наметит новую жертву для своего стремительного клевка с большой высоты.
После взлета, набрав примерно 4000 м высоты, мы развернулись, чтобы атаковать противника из верхнего эшелона, имея солнце за спиной, и устремились к месту воздушного боя, который уже начинался: над аэродромом крутилась огромная карусель истребителей, гонявшихся друг за другом. Японцы следовали своей прежней тактике: нижняя группа вела воздушный бой на виражах и боевых разворотах, а верхняя крутилась, выискивая себе жертву для атаки на пикировании. Наша эскадрилья, разбитая на две группы по пять самолетов, атаковала нижнюю группу противника с двух сторон: Гриша Воробьев завел пятерку слева, а я справа. Японская карусель рассыпалась, и бой приобрел хаотический характер. Мы вели его по принципу «пары» – один атакует, а другой его прикрывает, японцы же действовали по принципу коллективной ответственности – верхние прикрывали нижних. Японский способ ведения боя был заметно эффективнее…
Сначала царил полный хаос, и стрелять приходилось наугад. Потом мое внимание сосредоточилось на… лейтенанте Иване Карповиче Розинке, который, выбрав себе цель, отважно атаковал ее в пикировании и, догнав самолет противника, открыл огонь из своих четырех пулеметов. Самолет японца охватило пламя, он рухнул на землю, превратившись в огненный шар. Но верхний эшелон японцев крутился недаром. Когда Розинка выводил свой самолет из пикирования, его атаковали сразу два японских истребителя верхнего эшелона и первыми же очередями подожгли «чижика». Попадание было настолько точным, а бензиновые баки настолько полными, что «чижик» не долетел даже до земли. Огненный факел, в который он превратился, оборвал свой путь примерно на высоте полкилометра. Не знаю, был ли ранен Иван Карпович или просто не успел выпрыгнуть из вспыхнувшей машины, но в эти мгновения он нашел в небе Китая свою огненную смерть…
Я вздрогнул от жгучей обиды, видя гибель товарища, и устремился в сторону одного из японцев, сбивших его. По обычной манере японцев, поставив самолет «свечой», он выходил из атаки, набирая
