Эта удобная, с трех сторон закрытая склонами сопок лощина подвернулась очень вовремя. Мы заползли в нее и остановились. Саша по моей команде выключил двигатель. Теперь экипаж сидел на броне и проводил короткое совещание. Нас, разумеется, могли обнаружить с помощью «летающего глаза», но это и все. Зато подслушать, о чем мы говорим, вряд ли. Ибо рация сдохла через тридцать секунд после того, как нами было получено сообщение Аркадия. Мы как раз выползли на гребень сопки, чтобы сориентироваться и выйти на связь с остальными после столь ошеломляющего известия. Потому как радиус действия нашей танковой радиостанции FuG 5 максимум шесть километров. И для этого максимума как раз и желательно стоять где-нибудь на возвышенности и в хорошую погоду. Погода была хорошей, слов нет. Еще б градусов на двадцать попрохладнее, и вообще шикарно. Но что есть то есть, жаловаться все равно некому. Короче, выползли мы. Рискуя, понятно, довольно сильно.
Внизу виднелась долина реки. Слева – развалины городка, частично скрытые чахлой зеленью. Впереди, сразу за рекой, «вражеские» сопки. Вот оттуда и прилетел снаряд чужой арты. Как раз в тот момент, когда Миша связывался с остальными. Результат: рация накрылась, у радиста легкая контузия. А может, и не такая уж легкая, сразу не разберешь. На самом деле повезло, все могло быть гораздо хуже при таком раскладе.
– Уходить надо, – высказался мехвод Саша. – Баки, считай, полные. Километров на двести хватит, если по заброшенному шоссе, что вдоль речки. А там и до жилья рукой подать.
– Угу, – заметила Светлана. – Ушел один такой. Нас обнаружить и расстрелять из боевого лазера – раз плюнуть. Мы на древних гусеницах, они на антиграве. Угадай, у кого решающее преимущество?
– У меня только два вопроса, – сказал я. – Слышали эти нелюди сообщение Аркадия или нет? Я склонен считать, что слышали. И второй. Кто, кроме нас, был настроен на ту же частоту, на которой передавал Аркадий?
– Все наши были настроены, – ответил Миша. – Это же была частота нашей команды, тридцать мегагерц.
– Тогда третий вопрос, – сказал я. – Успел Аркадий передать то же сообщение нашим противникам или нет?
– И четвертый, – добавила Света. – Кто поверил этому сообщению, а кто не поверил и продолжает бой на прежних условиях?
– Была бы рация цела… – вздохнул Михаил.
– Но она разбита, – мехвод Саша огляделся тревожно. – Двигаться надо, ребята, нельзя долго на месте стоять. Движение – это жизнь.
Все молча посмотрели на меня, ожидая приказания. Все правильно. Я командир, мне и решать. Только теперь от моего решения зависит, жить нам или умирать. По-настоящему. Про себя я уже подумал, что, скорее всего, умирать, но вслух произнес:
– Исходим из того, что Аркадий сказал правду и убийцы слышали его сообщение. Предположить, что они не прослушивают наши частоты, было бы верхом глупости.
– Верхом глупости было – соглашаться на участие во всей это авантюре, – громко вздохнул радист. – Эх, ведь говорила мне мама…
– Миша, заткнись, пожалуйста, – предложил я, добавив в голос стали. – И впредь, прежде чем открыть рот, спрашивай разрешения. Мы на войне. Здесь другие правила и законы. Ты своим вечным брюзжанием подрываешь наш моральный дух. А это недопустимо. Все понятно или объяснить по-другому?
– Все понятно, командир. Извини.
– Отлично. Что из оружия у нас есть, кроме пушки и двух пулеметов? Наводчик, доложи.
– О’кей, – ответила Света. – Два автомата МР-40, пять пистолетов «вальтер» P-38, десять ручных гранат и три фаустпатрона. Последние не входят в штатный комплект вооружения, но на всякий случай мы их взяли.
– Ясно, спасибо. Значит, так. Твой, Миша, курсовой пулемет приспосабливаем мне на командирскую башенку в качестве зенитного. Наш главный враг теперь в воздухе. Задача: по восточным склонам сопок, стараясь не обнаружить себя, двигаемся на юг. Затем через сопки прорываемся в южную часть городка, обнаруживаем и захватываем наблюдательный пункт вместе со всеми, кто там есть. Как раз личное оружие с фаустпатронами и пригодится. Если нас атакует один или оба «летающих глаза», будем отстреливаться из пулемета. Точнее, я буду отстреливаться. Если меня убьют, за старшего – Света. Помните. Главное – взять их в заложники. Только так у нас появится шанс выжить. Вопросы есть?
– У меня, – сказал радист Миша. – Не вопрос, а предложение.
– Только коротко.
– Разреши, командир, я прихвачу ракетницу и попробую обнаружить НП в пешей разведке? Если быстро найду, пущу зеленую ракету. Если меня ранят, красную. Все равно без рации и пулемета мне делать нечего.
– Нет, – отказал я. – На гусеницах будет быстрее. Опять же, ты с нами и под прикрытием брони. Без крайней необходимости экипаж разбивать нельзя. Хоть это и банально звучит, но вместе мы сила, а поодиночке – никто. Но за предложение – спасибо. Если понадобится пешая разведка, учту. Все, господа танкисты, за дело. Времени у нас, считай, ноль.
Мы очень надеялись, что драться со своими же товарищами (после сообщения Аркадия, товарищами по несчастью стали все – и наши, и «противник») не придется. Но, увы, оправдаться надеждам не пришлось. «Першинг» появился сзади, едва мы успели пройти на юг около пятисот метров. И тут же открыл огонь. Первый снаряд поднял фонтан земли слева.
– Разворачивай! – крикнул я по внутренней связи мехводу. – «Перш» сзади! Света, готовься. Кажется, он невменяемый.
Выхватываю из-за пояса приготовленные специально для такого случая красные флажки и начинаю ими отчаянно махать в надежде, что «враг» сообразит – что-то здесь не так и перестанет стрелять.
Хрен там, не соображает.
Второй снаряд рикошетит от башни, и я буквально падаю на свое место. В голове звон, в теле – крупная дрожь.
– В брюхо ему! – кричу и не слышу себя.
– Ка-ззел! – шепчет привычно Светка.
Мне не слышно, но я угадываю по губам.
В стволе у нас бронебойный…
Да-дах!!
Хорошо, командирский люк открыт, и пороховой дым быстро выветривается. А то ведь дышать и впрямь нечем – хреновая вентиляция в «Пантере», как было уже замечено…
Высовываюсь, смотрю и снова прячусь. Как раз вовремя. Мы успели развернуться. «Перш» обездвижен – гусеница слетела, танк закрутило, и теперь он очень удачно стоит к нам боком. Но его девяностомиллиметровая пушка уставилась нам точно в лоб, и я уже понимаю, что взаимопонимания не случилось – он будет стрелять.
Ну, гад, сам напросился…
– Бронебойным заряжай! – командую. – Вальтер… тьфу!.. Света, наводи ему под башню!
Враг бьет.
Мимо! Снаряд лишь чиркает по броне.
Наша очередь.
– Огонь!
Хороший Светка наводчик, что ни говори. Точно в двигатель.
Пожар, дым.
– Бронебойным! – кричу снова. – Пока они не очухались!
На этот раз мы стреляем одновременно.
«Перш» попадает нам в лоб, в башню. Сашка резко тормозит. Снаряд не пробивает броню, но думаю, что контузия теперь не только у Миши. Меня, во всяком случае, швыряет вперед, и лбом я въезжаю точно в нижний край командирской башенки. Это только у «советских» и «американских» танкистов ударозащитные шлемофоны. А у нас, «немецких», простые пилотки.
Матерюсь в голос от боли, кровь из рассеченного лба заливает глаза, и я нетерпеливо вытираю ее
