Впрочем, он и сам, знакомясь, не назвал ни своей фамилии, ни звания, ни тем паче должности, которую занимал здесь уже много лет. Спокойным жестом руки адмирал Вильгельм Канарис пригласил легионерского вожака сесть и сам степенно опустился в большое кожаное кресло напротив гостя, по другую сторону продолговатого округлого стола, на котором красовалась замысловатая пепельница: скульптурная группа из пяти лягушек, приготовившихся выпрыгнуть из круглого бассейна. Вряд ли мастера саксонского фарфора, создавая эту изящную вещь, подозревали, насколько изобретательно используют ее специалисты ведомства смуглолицего адмирала… В открытых лягушечьих пастях они установили миниатюрные, но весьма чувствительные микрофоны, скрытно, через доску стола и его ножки, подсоединенные к мощному аппарату звукозаписи…
Несколько в стороне от стола расположились заместители Канариса: начальник отдела кадров абвера и большой друг адмирала полковник Ганс Остер; рядом с ним всегда невозмутимый полковник Эрвин Лахузен, ведавший вторым отделом и слывший одним из крупнейших специалистов в рейхе по организации саботажа и диверсий за рубежом. Его люди непосредственно осуществляли руководство разведывательной агентурой за границей через различные филиалы отдела, координировавшего всю шпионско-диверсионную деятельность против Советской России и еще совсем недавно — против панской Польши. В той мере, в какой это касалось Бессарабии и Буковины, отдел этот занимался и Румынией.
К главе абвера подсел приглашенный специально для данного случая личный переводчик Гитлера — широкоплечий детина Пауль Шмидт.
На душе у Канариса было тревожно и пасмурно. И, конечно, не погода была в этом повинна. Были к тому иные причины. Однако внешне это его душевное состояние ни в чем не проявлялось. Он начал беседу с гостем с расспросов о положении в Румынии, о настроениях легионеров и перспективах движения в целом, уточнял, какие оппозиционные правительству партии разделяют программу легионеров и политику фюрера, что представляют собою отдельные лица, занимающие ответственные посты в правительственных учреждениях и в армии. Интересовали Канариса взаимоотношения короля Кароля Второго с окружающими его людьми, и с особой тщательностью он старался выяснить, насколько серьезно наследник престола молодой Михай поддерживает легионерское движение.
Коснулся адмирал и некоторых деталей деятельности военного министерства и сигуранцы[1].
Начальник абвера был не в восторге от характера и содержания ответов и рассуждений представителя легионеров. Ему, как и присутствовавшим на аудиенции, было очевидно, что Хория Сима склонен к многословию и аффектации, по не способен глубоко анализировать и обобщать. Тем не менее, кратко охарактеризовав политическую обстановку в Европе, в частности на Балканах, Канарис перешел к изложению сути вопроса, для решения которого Хория Сима и был приглашен в абвер.
— Вы знаете, — говорил Канарис, — что план фюрера предусматривал завершить победоносную кампанию в Польше преследованием польских войск, часть которых отступила на территорию Румынии. Мы весьма признательны определенным лицам в вашей стране, способствовавшим открытию границы в северной Буковине для вступления поляков на земли вашего государства. И прежде всего это относится к легионерам — нашим верным друзьям, которые вовремя и соответствующим образом реагировали на этот акт, создав вполне благоприятный «повод к войне»… Повод для вступления вермахта в Румынию был более чем достаточен… Но, как известно, русские двинули свои армии навстречу нам и помешали овладеть восточными районами Польши, лишив нас тем самым возможности до конца осуществить план фюрера. Этот факт, как и ряд других обстоятельств, совершенно определенно свидетельствует, что деятели Кремля все настойчивее стремятся восстановить Россию в границах прежней империи!.. Нас это обязывает принять соответствующие меры.
Канарис замолчал, предоставив Паулю Шмидту перевести сказанное на румынский язык. При этом он привычно опустил голову, касаясь круглым подбородком галстука и исподлобья устремив пристальный взгляд на Хорию Симу.
— В конечном итоге все эти меры, — продолжал Канарис, медленно поднимая голову, — направлены на энергичную и всестороннюю подготовку к неминуемому, как говорит фюрер, столкновению великой Германской империи с красной Россией.
Хория Сима порывисто встал и, вытянувшись в струнку, неожиданно громко, крикливо отчеканил:
— Через двадцать четыре часа после столкновения Германии с Россией наши легионеры объявят крестовый поход против большевиков!
Повторяя эту фразу по-немецки, Шмидт добросовестно имитировал и пафос гостя.
Канарис обменялся украдкой лукавым взглядом со своим заместителем полковником Остером и, жестом приглашая румына сесть и спокойно слушать, продолжил:
— Небесполезно знать вам, господин Сима, что, возможно, в ближайшее время Москва предъявит требование о возвращении России территории Бессарабии, занятой войсками вашей страны в восемнадцатом году… Именно поэтому возникла необходимость заблаговременно создать в Бессарабии надежную и широко разветвленную сеть наших людей, которая впоследствии сыграет роль своего рода «троянского коня»…
Слушая переводчика, Сима нетерпеливо ерзал в кресле, лихо вскидывая то правую ногу на левую, то наоборот. Всем своим видом он старался показать, что глубоко взволнован сообщением адмирала. В то же время Сима с гордостью думал, что немцам не обойтись без помощи зеленорубашечников и, естественно, их вождя, которому, как он мечтал и верил, непременно суждено сыграть выдающуюся роль в истории…
Начальник абвера и в самом деле возлагал немалые надежды на легионерское движение.
— Очень важно, — подчеркнул он, говоря о вербовке агентов главным образом среди коренных бессарабцев, — чтобы вы, господин Сима, и ваши коллеги из «тайного совета» безотлагательно приступили к тщательному подбору надежных людей и уделили максимум внимания их подготовке. Следует помнить, что эти люди уже в ближайшее время будут призваны сыграть значительную роль в осуществлении наших общих планов борьбы с русским большевизмом.
Замолчав, Канарис холодно взглянул на висевший напротив портрет в овальной раме из дутой бронзы. Так бывало всегда, когда адмирал пребывал в дурном настроении. Портрет руководителя германской военной разведки времен минувшей мировой войны полковника Вальтера Николаи появился на стене кабинета вскоре после того, как Канарис принял бразды правления абвером. Разглядывая портрет, адмирал в который раз подумал, что вряд ли кто-либо лучше, чем в свое время Николаи, понимал, до чего неблагодарна работа в разведке, и все же он, как и покойный полковник, не мыслит без нее и дня своей жизни.
Раздумья эти пришли к Канарису в связи с новым замыслом, который он решил осуществить… То была игра ва-банк. От исхода ее зависело многое…
Разговор продолжил полковник Остер.
— Естественно, — сказал он, — что в Бессарабию, как только она станет пограничной зоной Советов с Румынией, будут переброшены отборные части Красной Армии. Таким образом, заблаговременно насажденной агентуре представится широкая возможность на месте развернуть свою деятельность. Однако главная цель Управления — это проникновение в глубь России! Такая возможность представится вслед за тем, как большевики откроют нынешнюю границу, проходящую по реке Днестр… И тогда наши люди должны будут перекочевать в заранее намеченные районы обширной территории Советов.
Остер обратил внимание Хории Симы на то, что осуществить эту переброску агентов нужно будет в кратчайшие сроки.
— Не исключено, — заявил он, — что пребывание красных войск на территории Бессарабии может оказаться относительно кратковременным… Это вытекает из концепции неизбежности столкновения Германии с Россией… В связи с этим фюрер и генеральный штаб вермахта пришли к твердому убеждению, что при подобном стечении обстоятельств. Румыния не сможет остаться в стороне… Ее участие в военных действиях против большевизма — историческая необходимость!
— Прошу извинить, — прервал Канарис, — но я хочу заметить, что вступление частей Красной Армии в Восточную Польшу явилось для нас некоторой неожиданностью… Я вынужден это констатировать потому, что если бы мы в свое время предвидели этот ход русских, то уже теперь в коммунистическом тылу была бы
