Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
ВОЗМОЖНОСТЬ B девять, по левой, как выйти со Страстного, На сырых фасадах - ни единой вывески. Солидные предприятья, но улица - из снов ведь! Щиты мешают спать, и их велели вынести.
Суконщики, С.Я., то есть сыновья суконщиков (Форточки наглухо, конторщики в отлучке). Спит, как убитая, Тверская, только кончик Сна высвобождая, точно ручку.
К ней-то и прикладывается памятник Пушкину, И дело начинает пахнуть дуэлью, Когда какой-то из новых воздушный Поцелуй ей шлет, легко взмахнув метелью.
Во-первых, он помнит, как началось бессмертье Тотчас по возвращеньи с дуэли, дома, И трудно отвыкнуть. И во-вторых, и в-третьих, Она из Гончаровых, их общая знакомая! 1914 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
ДЕСЯТИЛЕТЬЕ ПРЕСНИ (Отрывок)
Усыпляя, влачась и сплющивая Плащи тополей и стоков, Тревога подула с грядущего, Как с юга дует сирокко.
Швыряя шафранные факелы С дворцовых пьедесталов, Она горящею паклею Седое ненастье хлестала.
Тому грядущему, быть ему Или не быть ему? Но медных макбетовых ведьм в дыму Видимо-невидимо.
. . . . . . . . . . . . . .
Глушь доводила до бесчувствия Дворы, дворы, дворы... И с них, С их глухоты - с их захолустья, Завязывалась ночь портних (Иных и настоящих), прачек, И спертых воплей караул, Когда - с Канатчиковой дачи Декабрь веревки вил, канатчик, Из тел, и руки в дуги гнул, Середь двора; когда посул Свобод прошел, и в стане стачек Стоял годами говор дул.
Снег тек с расстегнутых енотов, С подмокших, слипшихся лисиц На лед оконных переплетов И часто на плечи жилиц.
Тупик, спускаясь, вел к реке, И часто на одном коньке К реке спускался вне себя От счастья, что и он, дробя Кавалерийским следом лед, Как парные коньки, несет К реке,- счастливый карапуз, Счастливый тем, что лоск рейтуз Приводит в ужас все вокруг, Что все - таинственность, испуг, И сокровенье,- и что там, На старом месте старый шрам Ноябрьских туч; что, приложив К устам свой палец, полужив, Стоит знакомый небосклон, И тем, что за ночь вырос он. В те дни, как от побоев слабый, Пал на землю тупик. Исчез, Сумел исчезнуть от масштаба Разбастовавшихся небес.
Стояли тучи под ружь 1000 ем И, как в казармах батальоны, Команды ждали. Нипочем Стесненной стуже были стоны.
Любила снег ласкать пальба, И улицы обыкновенно Невинны были, как мольба, Как святость - неприкосновенны. Кавалерийские следы Дробили льды. И эти льды Перестилались снежным слоем И вечной памятью героям Стоял декабрь. Ряды окон, Не освещенных в поздний час, Имели вид сплошных попон С прорезами для конских глаз. 1915 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
ПЕТЕРБУРГ Как в пулю сажают вторую пулю Или бьют на пари по свечке, Так этот раскат берегов и улиц Петром разряжен без осечки.
О, как он велик был! Как сеткой конвульсий Покрылись железные щеки, Когда на Петровы глаза навернулись, Слезя их, заливы в осоке!
И к горлу балтийские волны, как комья Тоски, подкатили; когда им Забвенье владело; когда он знакомил С империей царство, край - с краем.
Нет времени у вдохновенья. Болото, Земля ли, иль море, иль лужа,Мне здесь сновиденье явилось, и счеты Сведу с ним сейчас же и тут же.
Он тучами был, как делами, завален. В ненастья натянутый парус Чертежной щетиною ста готовален Bрезалася царская ярость.
В дверях, над Невой, на часах, гайдуками, Века пожирая, стояли Шпалеры бессонниц в горячечном гаме Рубанков, снастей и пищалей.
И знали: не будет приема. Ни мамок, Ни дядек, ни бар, ни холопей. Пока у него на чертежный подрамок Надеты таежные топи.
________
Волны толкутся. Мостки для ходьбы. Облачно. Небо над буем, залитым Мутью, мешает с толченым графитом Узких свистков паровые клубы.
Пасмурный день растерял катера. Снасти крепки, как раскуренный кнастер. Дегтем и доками пахнет ненастье И огурцами - баркасов кора.
С мартовской тучи летят паруса Наоткось, мокрыми хлопьями в слякоть, Тают в каналах балтийского шлака, Тлеют по черным следам колеса.
Облачно. Щелкает лодочный блок. Пристани бьют в ледяные ладоши. Гулко булыжник обрушивши, лошадь Глухо вьезжает на мокрый песок.
________
Чертежный рейсфедер Всадника медного От всадника - ветер Морей унаследовал.
Каналы на прибыли, Нева прибывает. Он северным грифилем Наносит трамваи.
Попробуйте, лягте-ка Под тучею серой, Здесь скачут на практике Поверх барьеров.
И видят окраинцы: За Нарвской, на Охте, Туман продирается, Отодранный ногтем.
Петр машет им шляпою, И плещет, как прапор, Пурги расцарапанный, Надорванный рапорт.
Сограждане, кто это, И кем на терзанье Распущены по ветру Полотнища зданий?
Как план, как ландкарту На плотном папирусе, Он город над мартом Раскинул и выбросил.
________
Тучи, как волосы, встали дыбом Над дымной, бледной Невой. Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был, Город - вымысел твой.
Улицы рвутся, как мысли, к гавани Черной рекой манифестов. Нет, и в могиле глухой и в саване Ты не нашел себе места.
Воли наводненья не сдержишь сваями. Речь их, как кисти слепых повитух. Это ведь бредишь ты, невменяемый, Быстро бормочешь вслух. 1915 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
* * * Оттепелями из магазинов Веяло ватным теплом. Вдоль по панелям зимним Ездил звездистый лом.
Лед, перед тем как дрогнуть, Соками пух, трещал. Как потемневший ноготь, Ныла вода в клещах.
Капала медь с деревьев. Прячась под карниз, К окнам с галантереей Жался букинист.
Клейма резиновой фирмы Сеткою подошв Липли к икринкам фирна Или влекли под дождь.
Bот как бывало в будни. В праздники ж рос буран И нависал с полудня Вестью полярных стран.
Небу под снег хотелось, Улицу бил озноб, Ветер дрожал за целость Вывесок, блях и скоб. 1915, 1928 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
ЗИМНЕЕ НЕБО Цельною льдиной из дымности вынут Ставший с неделю звездный поток. Клуб конькобежцев вверху опрокинут: Чокается со звонкою ночью каток.
Реже1000 реже-ре-же ступай, конькобежец, В беге ссекая шаг свысока. На повороте созвездьем врежется В небо Норвегии скрежет конька.
Воздух окован мерзлым железом. О конькобежцы! Там - все равно, Что, как глаза со змеиным разрезом, Ночь на земле, и как кость домино;
Что языком обомлевшей легавой Месяц к себе примерзает; что рты, Как у фальшивомонетчиков,- лавой Дух захватившего льда налиты. 1915 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
ДУША О, вольноотпущенница, если вспомнится, О, если забудется, пленница лет. По мнению многих, душа и паломница, По-моему,- тень без особых примет.
О,- в камне стиха, даже если ты канула, Утопленница, даже если - в пыли, Ты бьешься, как билась княжна Тараканова, Когда февралем залило равелин.
О, внедренная! Хлопоча об амнистии, Кляня времена, как клянут сторожей, Стучатся опавшие годы, как листья, В садовую изгородь календарей. 1915 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
* * * Не как люди, не еженедельно. Не всегда, в столетье раза два Я молил тебя: членораздельно Повтори творящие слова.
И тебе ж невыносимы смеси Откровений и людских неволь. Как же хочешь ты, чтоб я был весел, С чем бы стал ты есть земную соль? 1915 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
РАСКОВАННЫЙ ГОЛОС В шалящую полночью площадь, B сплошавшую белую бездну Незримому ими - 'Извозчик!' Низринуть с подьезда. С подьезда
Столкнуть в воспаленную полночь, И слышать сквозь темные спаи Ее поцелуев - 'На помощь!' Мой голос зовет, утопая.
И видеть, как в единоборстве С метелью, с лютейшей из лютен, Он - этот мой голос - на черствой Узде выплывает из мути... 1915 Борис Пастернак. Сочинения в двух томах. Тула, 'Филин', 1993.
БРЮСОВУ * Я поздравляю вас, как я отца Поздравил бы при той же обстановке. Жаль, что в Большом театре под сердца Не станут стлать, как под ноги, циновки.
Жаль, что на свете принято скрести У входа в жизнь одни подошвы: жалко, Что прошлое смеется и грустит, А злоба дня размахивает палкой.
Вас чествуют. Чуть-чуть страшит обряд, Где вас, как вещь, со всех сторон покажут И золото судьбы посеребрят, И, может, серебрить в ответ обяжут.
Что мне сказать? Что Брюсова горька Широко разбежавшаяся участь? Что ум черствеет в царстве дурака? Что не безделка - улыбаться, мучась?
Что сонному гражданскому стиху Вы первый настежь в город дверь открыли? Что ветер смел с гражданства шелуху И мы на перья разодрали крылья?
Что вы дисциплинировали взмах Взбешенных рифм, тянувшихся за глиной, И были домовым у нас в домах И дьяволом недетской дисциплины?
Что я затем, быть может, не умру, Что, до смерти теперь устав от гили, Вы сами, было время, поутру Линейкой нас не умирать учили?
Ломиться в двери пошлых аксиом, Где лгут слова и красноречье храмлет?.. О! весь Шекспир, быть может, только в том, Что запросто болтает с тенью Гамлет.
Так запросто же! Дни рожденья есть. Скажи мне, тень, что ты к нему желала б? Так легче жить. А то почти не снесть Пережитого слышащихся жалоб.
* См. Брюсов 1923 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, 'Полифакт', 1995.
СМЕРТЬ ПОЭТА Не верили, считали - бредни, Но узнавали от двоих, Троих, от всех. Равнялись в строку Остановившегося срока Дома чиновниц и купчих, Дворы, деревья, и на них Грачи, в чаду от солнцепека Разгоряченно на грачих Кричавшие, чтоб дуры впредь не Совались в грех, да будь он лих. Лишь
