Зашел в Куйбышевскую милицию, просто так: «Интересно, что скажут».
— Хочу прописаться… и работать, — заявил я начальнику.
— Хотите, по вербовке мы вас направим в Сибирь, на стройку?
— Нет, спасибо. Там я уже был.
— Тогда вот вам подписка о выезде, — и он протянул мне заполненный бланк…
Одним словом, на все размышления мне дали двадцать четыре часа: куда хочешь, туда и поезжай.
«Куда, — думаю, — я поеду? К черту все ваши подписки. Мне будет неплохо и в вашем городе».
Я остался в Куйбышеве. И снова добывал средства к существованию нечестным путем с группой подобных мне мальчишек.
Под ночлег мы приспособили чердак дома где-то на окраине города. Пошли бессонные ночи и кутежи, в карманах завелись деньги.
Однажды, разыскивая своего друга Славика, я перемахнул через металлическую ограду городского парка и влился в поток гуляющей публики. И вдруг мне улыбнулась симпатичная девушка. Ростом она была чуть ниже меня, в пестром шелковом платье без рукавов; фигурка ее казалась тоненькой и легкой. У девушки было загорелое лицо, черные живые глаза и светлые волосы.
С минуту я удивленно разглядывал девушку. Она даже смутилась. Мы познакомились, и Валя сразу же покорила меня своей сердечностью. Видно было, что она очень добрая, готова помочь каждому, кто в этом нуждается. А я и рта не мог раскрыть перед честным человеком! Да, да, представьте — во мне заговорила совесть. К черту воровскую жизнь! Я вдруг увидел, что воровское окружение превратило меня в дикаря.
Шла война. Валя работала вместе с матерью на заводе и каждый вечер с гордостью рассказывала о своих успехах.
«Представляешь, Володька, — сказала она однажды, — сегодня я дала триста процентов! Фашистам от меня достанется! Да, кстати, — продолжала она так же весело, — я все не решаюсь спросить: а какая у тебя специальность? Где ты работаешь?»
Вот он, самый страшный вопрос. Я уже давно ждал его. Сколько раз, коротая где-нибудь ночи или торопясь вечерами к Вале, я пытался представить себе, как отвечу на него. И каждый раз с ужасом отгонял его от себя. Сказать Вале, что я нигде не работаю, не прописан, сплю где попало, веду нечестный образ жизни?! От одной мысли об этом у меня перехватывало дыхание и высыхало во рту. И вот это случилось. Валя ждет ответа. Сказать правду? — а если она испугается и уйдет? Совсем, навсегда уйдет! Нет, я не могу вот так, сразу, потерять ее! Что сказать?
Я тянул с ответом.
— Моя специальность? — бормотал я. — Да понимаешь, такая, никому не нужная.
— Ну, все-таки? — Валя доверчиво смотрела на меня. Ни тени сомнения или подозрения не было в ее глазах!
Верит! Поверит абсолютно всему, что скажу!
И готовое вот-вот слететь с языка «на заводе» вдруг застряло в горле. Неожиданно для себя я крепко взял Валю за обе руки: «Слушай, Валя! Только не убегай. Подожди. Учти, я ведь «казанский сирота» — ни отца, ни матери… Есть где-то сестренка и братишки… А я — вор, карманщик. Бездомный бродяга. Вот все! А теперь иди!»
Я видел, как зрачки Валиных глаз расширились. У нее, между прочим, вокруг зрачков всегда светились золотые искорки. А теперь эти искорки пропали. Но она не ушла. Она только выдохнула коротко: «Володька!» И потом с минуту стояла, глядя перед собой и повторяя: «Вор, карманщик, бродяга!»
— Володя! — произнесла она наконец, и я чуть не задохнулся, услышав ее голос: таким голосом говорила со мной мама. — Володя! Этого больше никогда не будет. Не должно быть. Слышишь? Дорога? тебе наша дружба? Если да, то всему прошлому сегодня конец! — Валя говорила горячо, сильно волновалась. — Подумай хорошенько сам, — настаивала она. — Мама может помочь тебе устроиться на работу. И место найдется в общежитии. Только скажи, согласен ли ты на все это? Подумай! Если нет — то наши пути разойдутся. Завтра! Завтра ты ответишь мне!
Валя шагнула в сторону, собираясь уйти.
Чувство огромной благодарности, радости внезапно переполнило меня. Не ушла. Не оттолкнула! Значит, еще не все потеряно. Не помня себя от волнения, я неожиданно обнял Валю. «Не надо, Володька!» — прошептала она.
Долго бродил я после ее ухода по опустевшим улицам города. К своим идти не хотелось. Поговорить бы с кем, открыть душу, посоветоваться… А что путного могли посоветовать мои «друзья»?
Я готов был начать новую жизнь, радостную, чистую, вместе с Валей. Ведь мне встретилась такая девушка! Она поверила! «Я буду работать, — думал я. — Мы вместе станем ходить на работу, рассказывать друг другу о своих делах. Мы поженимся. И жизнь будет измеряться человеческими делами, а не приговорами суда и сроками наказания. У меня появятся настоящие товарищи!»
Мне казалось, что душа у меня стала другой в эту ночь. Я не хотел и вспоминать о том чердачном и лагерном мире, в котором жил до сих пор, мне не терпелось навсегда покончить с прошлым.
На другой день в назначенный час я спешил на свидание с Валей. Еще издали я заметил ее. Пришла раньше меня и задумчиво прохаживалась по дорожке.
Вот сейчас я подойду и скажу: «Да, согласен, порываю с прошлым». Я ускорил шаги. Сейчас все решится! И вдруг меня словно кольнуло: а что, если не выдержишь, если не хватит тебе твоих трудовых копеек? Будешь жевать картошку и слушать лекции о честности? Или пойдешь искать сверхурочную работу? А может, у Вали будешь клянчить на сто граммов? Да и то не придется — там, у комсомольцев, выпить не дают, протирают с песочком! Много радости принесешь ты своей Вале, муж — вор! Куда уж тебе честно трудиться…
Я остановился и посмотрел издали на Валю. Она повернулась ко мне спиной, шагала, опустив голову.
— Эй, Володька! Чего это ты приклеился к асфальту? — раздался вдруг над моим ухом Славкин голос. — Пошли со мной, тяпнем по сто, улов есть.
Я продолжал стоять. Вот сейчас Валя пройдет еще шагов пять до того дерева, повернется и пойдет мне навстречу. Сейчас…
— Да что ты, в самом деле, топчешься, как ребенок, потерявший няню. Говорят, пошли! Скучать не будешь. — Славка потянул меня за рукав и, не отпуская, пошел вперед.
«А, была не была! Прости меня, Валя».
И резко повернувшись, я почти побежал за Славкой.
Много дней потом ходил я совсем один по шумному городу. Одичал, не хотел никого видеть. В моей голове все перепуталось. Мысль о том, что я струсил и по своей вине потерял Валю, не давала покоя. Но пойти к ней так и не мог. Слабенькая была у меня душонка.
Теперь, спустя уже много лет, я думаю: «Может быть, в Вале я нашел бы точку опоры. Может быть, все давно ушло бы в прошлое. Может быть, я вернулся бы к честной жизни еще тогда». С тех пор я больше не встречал такой девушки.
Яхнов опять помолчал. Потом вздохнул и закончил:
— Вскоре при очередной краже я был задержан и осужден как Бутылкин Сидор Митрофанович. И хотя мне давно перевалило за восемнадцать, я все еще прикидывался малолетним, чтобы попасть в детскую колонию. Там, конечно, не дом отдыха, но все же она детская, и порядки другие.
— Скажите, Яхнов, после этого поражения вы не пытались еще раз победить свои дурные наклонности, начать работать?
— Пытался, — хмуро кивнул Яхнов. — И даже небезуспешно. Если бы я был не один, если бы у меня были друзья, как теперь…
Отбыв срок наказания, я решил вернуться в Казань и поступить на работу.
Меня все чаще и чаще одолевали мысли о настоящей, человеческой, честной жизни. «Покончу, хватит», — твердил я себе. В голове возникали разные планы. Но я еще не мог разобраться в себе. Даже дневник начал следующими словами:
