— Девочка, погоди.
Ребенок обернулся, раскрыл рот от изумления. Доверчиво протянул руку, и рвахел вложил в ладошку блестящий камень.
— Вот, отнеси маме.
— Ух, ты! Это, что, брильянта?
— Нет, алмаз, — Снежный Вихрь помолчал. — Настоящий. Спасибо, что цветы носишь к…на могилку. Спасибо.
Девочка сжала камень и вдруг порывисто обняла рвахела.
— Спасибо, дяденька!
Ребенок убежал, смешно подпрыгивая. Снеж опустился рядом с могилой. Откуда-то издалека донесся странный гул. Затем снова и снова. Восьмирукий прислушался, силясь понять, что это такое.
— Поют барабаны войны.
Снежный Вихрь вскочил. Времени думать, как кто-то мог подкрасться к нему незамеченным, не было. Ножи взметнулись вверх, но рвахел тут же отступил на шаг в изумлении.
Грохот боевых барабанов приближался. Дум-дум-дум. Казалось, земля и деревья трясутся от их всепроникающего гула.
Йиля натянула капюшон, пряча лицо от налетевшего ветра. Сказала, не поворачивая головы к напряженному как струна рвахелу.
— Я знала, что найду тебя здесь, Снежный Вихрь, сын ветра и скал Хребта.
Снеж спрятал ножи. Все, кроме одного. Долго рассматривал высокую фигуру. Духи Хребта, лайимар!
— Это ты убил Данкана? — спросила лайимар.
Барабаны все ближе. Дум-дум-дум. Бьют размеренно.
— Нет, — проговорил Снежный Вихрь, — паж пал от руки элигерской Устранительницы.
— Что? — повернулась Йиля.
— Я не успел, — Снеж скрестил на груди две руки. — Опоздал.
— Откуда ты знаешь, что это была Устранительница?
— Кто еще из человеков смог бы выстоять против рвахела в открытом бою? А Данкан… Нескольким хозяевам служил, и умер, как горный тур, сорвавшийся в пропасть. Нельзя подняться на две вершины сразу. Собьет лавиной, поскользнешься над пропастью, замерзнешь насмерть.
— Но ты, — казалось, лайимар прислушивается к приближающимся барабанам, — уже пытался убить Данкана? Здесь, в столице.
— Нет.
— Нет? — воскликнула Йиля. — Но тогда…
Рвахел молчал. Он уже принял решение. Тайна, поведанная ему умирающим Данканом, останется с ним. Снежный Вихрь никому не расскажет. Высокая лайимар надеется зря. А, может, и не надеется?
Когда грохот барабанов стал оглушающим, лайимар и рвахел обратили взгляды на тракт, что шел мимо кладбища. Показались войска.
Сверкающие доспехи и тяжелая поступь. Тяжеловооруженная Махатинская пехота маршировала по дороге. Мелькали шлемы и наконечники знаменитых копий. Богато отделанные доспехи командиров и сотников переливались и сверкали. Бороды и усы, сосредоточенные мрачные лица. Ветераны, сливки армии королевства Мзум. Земля содрогалась под их шагами. Грохотали барабаны.
— Барабаны войны, — повторила Йиля. Снеж молчал.
Грохот барабанов неожиданно прекратился, и некоторое время солдаты молча печатали шаг, не обращая внимания на пыль. Затем сержант зычно рыкнул:
— Песню, вашу мать, ха!
Миг тишины, а потом махатинцы грянули:
Эй, сыграй же, чтобы сабли в ножнах не скучали,
Пусть пылают и сверкают в битве лютой!
Слава Мзуму, Королевству Солнца,
Нашей родине любимой слава!!
Вступили барабаны, потише. И флейта. Йиля опустила голову.
Эй, сыграй же, спой нам песню славных предков,
Ту, что пел отец мой перед битвой!
Так сыграй же лучше гимн победы,
Гордый клич героев ястребиный!!
Сто раз в сердце пусть меня ножом ударят,
Сто моих улыбок враг проклятый пусть увидит!
Не устану Мзум родной любить я,
Смерть приму с усмешкой, сын Солнца верный!!
Снежный Вихрь увидел, что могучая лайимар громко шепчет. Прислушался и благодаря своему острому слуху услышал непонятные слова на древнем языке. Йиля заметила это взгляд, но продолжала повторять имена своих родных. Тех, кто ушел навсегда.
— Вы, те, кто сейчас не со мной, — губы Йили шептали, словно пели вместе с солдатами. — Ушедшие за грань и мрак небытия. Айель, Ройени, Нйени, детки мои родненькие, Йиай, муж мой, родители мои любимые и почитаемые… услышьте мой голос… Каждый день я говорю с вами, я, последняя из тех… Вы далеко, не увижу вас больше в этом мире… Но придет время…обниму снова вас… Я, последняя из тех…
Солдаты шли дальше, и песня шла вместе с ними. Удовлетворенно похмыкивал покрытый шрамами старый сержант. Клубилась пыль и надрывалась флейта.
Эй, сыграй же, пока есть на это время,
Пока старость волком серым не пришла к нам!
Так сыграй же песню наших славных предков,
Гордых мзумских вестников победы!!
Далеко от кладбища, в королевском дворце плачет в одиночестве могущественная королева Ламира. Недописанное письмо к Данкану лежит перед ней. Рыдает у себя в комнатке горничная Дана.
Еще дальше, в рабочем кабинете, укутавшись в плед, смотрит в пылающий огонь камина Гастон Черный, глава Тени. Ноет нога, но мыслями Гастон рядом с сестрой из приюта для прокаженных. Напрасно мается за дверьми Эниох — Черный не примет его сегодня.
По истоптанной солдатскими подошвами и подковами кавалерии дороге едут четыре всадника. Впереди, оживленно беседуя, покачиваются в седлах огромный монах на дюжем жеребце и худощавый юноша с большим старинным мечом на поясе. За ними — юная девушка, с улыбкой прислушивающаяся к непринужденной беседе, и то и дело прыскающая в кулачок. И позади всех, на упитанном рыжем коне — небритый рыцарь с темными волосами, заплетенными в длинную косичку. Он посматривает в сторону девушки и хмурится.
Махатинская пехота печатает шаг. Барабаны забили снова, и последние куплеты походной песни разносятся по окрестностям.
Эй, сыграй же песню рубак старых,
Волчья Голова, что пел в походе!
