Глава восьмая. «Опять этот мальчишка!..»
Тем временем, отлежавшись немного в землянке санчасти батальона, Хиросита под конвоем двух автоматчиков шел через лес по тропинке. Его вели в штаб полка.
Он шел медленно, нарочно прихрамывая. Ему хотелось оттянуть время, чтобы продумать план побега.
Хиросите трудно было поверить в то, что он, лучший, опытнейший разведчик дивизии, попался. Попался так неожиданно и нелепо, из-за какого-то мальчишки.
Почти тридцать лет служит он в японской разведке. Ему не раз приходилось бывать в России, выполняя опасные и ответственные задания, и до сих пор все сходило благополучно.
А к этому переходу границы он готовился особенно тщательно. Много дней провел он на границе близ полицейского поста Хандаса, выбирая удобное для перехода место.
Долгие часы проводил он в засаде, наблюдая за всем, что делалось на советской стороне.
Однажды, видя, как свободно разгуливают в запретной зоне олени, он подумал: «Вот кому не указаны никакие границы!» И тут ему пришла мысль перейти границу, забравшись в шкуру оленя. Прием, правда, не новый: ему были известны случаи, когда разведчики переходили границу в шкуре коровы или одев на ноги когтистые лапы медведя, чтобы на тропе остался след медвежьей лапы, а не человеческой ноги.
Но на этом участке — это он знал точно — такого еще не бывало. Так что ему, вне всякого сомнения, удастся обмануть русских пограничников, которые, видимо, давно привыкли, что на границе постоянно бродят олени и, конечно, не обратят никакого внимания на еще одного пришельца с японской стороны…
Теперь оставалось продумать возникший план во всех деталях.
Через несколько дней все было готово. Шкуру небольшого оленя обшили изнутри шелком, чтобы в случае необходимости из нее легко можно было выскользнуть. В передние ноги чучела были вставлены две палки, задние представляли собой что-то вроде высоких сапог.
Хиросита влезал в оленью шкуру и, нагнув голову и держась руками за палки, учился ходить по- оленьи. Это было не так-то легко, но Хиросита был настойчив.
Да, все было учтено и предусмотрено. Одного не мог предвидеть Хиросита: что, уже пройдя пограничные посты, он нарвется на какого-то мальчишку, который полезет обниматься с оленем.
И вот теперь он идет под конвоем и с каждым шагом приближается к неминуемой расплате. Надо бежать сейчас, потом будет поздно!
Хиросита несколько раз оглянулся на своих конвоиров. Это были здоровые, крепкие, но по виду простодушные ребята. Когда один из них закурил и протянул кисет с махоркой второму, Хиросита, не желая обнаруживать, что он знает русский язык, знаками стал показывать, что ему тоже хочется курить.
«Они тогда развяжут мне руки, — думал он, — а там — щепотку махорки в глаза одному и другому, вырвать автомат, прошить обоих одной очередью — и в лес!..»
Конвоиры посовещались и решили дать японцу закурить. Но рук ему не развязали. Один из бойцов скрутил козью ножку и, раскурив, сунул японцу в рот.
«Сорвалось! — со злостью подумал Хиросита. — Ну ничего, у меня еще есть время…»
Он опять оглянулся, но увидел направленные на него дула двух автоматов, и у него заныло в груди, а зубы, помимо его воли, стали выбивать мелкую дробь.
— Стой! — вдруг сказал один из бойцов. — Портянка сбилась, перемотать надо…
— Перемотай, — не останавливаясь, отозвался другой. — Догонишь… Ну, иди, чего встал! — крикнул он на японца.
Хиросита прибавил шагу.
«Вот это удача! — мелькнуло у него в голове. — Сейчас или никогда! Вряд ли представится другой такой случай!»
Они подошли к глубокому оврагу. Прямая тропинка круто сбегала вниз. Спуститься по ней можно было, только хватаясь за кусты.
Хиросита знаками попросил развязать ему руки, но боец отрицательно покачал головой и подтолкнул Хироситу к оврагу.
«Может, удастся перетереть веревку», — подумал Хиросита и, подложив под себя руки так, чтобы веревка терлась о каменистую тропинку, стал спускаться в овраг.
Когда он был уже на дне оврага, то почувствовал, что руки его свободны.
Он не расцепил их и, по-прежнему держа их за спиной и весь напрягшись, поджидал конвоира.
Боец, ничего не подозревая, спустился по тропинке и подошел к японцу, который сидел на дне оврага, как-то странно скрючившись, с руками, сведенными за спиной.
Вдруг японец выпрямился как пружина, подпрыгнул и сильными пальцами вцепился в горло конвоиру. Одновременно он изо всей силы ударил его коленом в живот.
Парень охнул, согнулся пополам и рухнул на землю.
Одним прыжком японец отскочил в сторону и бросился бежать вдоль оврага.
Но он пробежал всего несколько шагов, как вдруг услышал властный окрик:
— Стой! Стрелять буду!
Он не остановился и не оглянулся. Еще несколько прыжков, и он окажется в густых зарослях. Там-то уж его не найдут!
Но тут он почувствовал, что чьи-то цепкие руки кольцом обхватили его ноги, и он с разбегу упал на землю.
Он еще не успел понять, что же произошло, как к нему подбежал второй конвоир и немолодой сержант со свертком. В свертке Хиросита сразу узнал свою оленью шкуру.
— Молодец, Атаманыч! — крикнул сержант. — Еще немного — и ушел бы, гад!
Хиросита поднялся на ноги и оглянулся.
Одновременно с ним с земли поднялся и стал старательно отряхивать сор с гимнастерки вчерашний мальчишка!
Задыхаясь, с перекошенным от злобы лицом, Хиросита прошипел по-русски:
— Опять этот мальчишка!..
Глава девятая. Часы
Наутро Мишу вызвал к себе Урманов.
Когда Миша вошел в кабинет, подполковник поднялся ему навстречу. Он положил обе руки на плечи мальчика и заглянул ему в глаза.
— Как ты себя чувствуешь, Миша? — спросил он.
— Хорошо, товарищ подполковник.
— Сержант Кандалин доложил мне, как ты вел себя вчера…
Миша похолодел.
«Неужели подполковнику известно, что я вчера нарушил приказ сержанта! — подумал он. — Но ведь сержант сказал, что прощает меня на первый раз и никому ничего не скажет! Не может быть, чтобы он не сдержал слова!»
А Урманов продолжал:
— Молодец, Миша. Ты вел себя как настоящий герой! Не дал убежать шпиону. Сержант говорит, что ты вцепился ему в ноги мертвой хваткой… Расскажи-ка мне по порядку, как это произошло.
Миша вздохнул с облегчением:
— Мы с сержантом Кандалиным через лес несли в штаб оленью шкуру. Идем это мы, ничего такого не думаем, стали спускаться в овраг. Сержант за кусты держался руками, а я по тропинке вниз бегом пустился.
