Роберт отвернулся и стал смотреть в огонь.
— Конечно, я останусь в живых.
— Клянусь богами, ну и лжец же вы!
— Чему ты так удивляешься! Я и раньше тебя обманывал, тебе это прекрасно известно.
— Не смейте!.. — Мика выпятил подбородок; блеск в глазах выдавал его мысли. — Я не смогу вас остановить? Ничего не смогу сказать, чтобы переубедить?..
Роберт медленно поднялся и положил руку на плечо Мике.
— Ты и представить себе не можешь, что значила для меня твоя дружба все эти годы. Однако что бы ни случилось завтра, обещай мне, что сделаешь, как я прошу. Я хочу, чтобы у тебя была лучшая жизнь, чем до сих пор. Ты это заслужил. Если ты меня любишь, ты уедешь.
На лице Мики отразилась внутренняя борьба; он опустил голову.
— Вы не понимаете. Я не могу.
— Но ты должен, — мягко возразил Роберт. — Если не ради чего другого, так хоть ради той радости, которую доставишь своему отцу.
У Мики невольно вырвался лукавый смешок.
— Боюсь, что скорее он умрет от изумления.
— Тогда тебе следует сообщить ему новость осторожно. Убить собственного отца — не лучший способ начать новую жизнь.
Мика сглотнул, улыбка сбежала с его лица.
— Так вот ради чего вы все затеяли? Я имею в виду посвящение меня в рыцари.
— В определенной мере. Однако я никогда еще не встречал человека, который бы больше заслуживал этого. Смотри на посвящение как на мой прощальный подарок. Не так уж много для начала новой жизни, но, к несчастью, мне больше нечего тебе дать. — Роберт снова отвернулся и стал смотреть в огонь. Разговор давался ему труднее, чем он ожидал.
Несколько долгих минут Мика молча стоял у него за спиной, и Роберт не мог догадаться, о чем тот думает. Наконец Мика тихо заговорил:
— Двадцать лет — долгое время, долгое для нас обоих. После Элайты вы предоставили мне выбор, а теперь лишаете меня его. Вы правы: я заслуживаю лучшей доли.
Роберт не слышал больше ни звука до тех пор, пока полотнище шатра не хлопнуло, опустившись за Микой. Он снова остался один.
Дженн сидела на постели, глядя на тонкую полотняную стену шатра, освещенную снаружи тусклым светом лагерных костров; на ней виднелось только одно темное пятно — тень чего-то футах в двадцати от шатра.
Дженн нельзя было уснуть. Этой ночью кто-то должен был нести стражу и следить за демоном.
Все, что у Дженн оставалось, была эта холодная тишина. И воспоминания.
Если сейчас явится Нэш, она не увидит его колдовским зрением. Он наверняка установит защиту, спрячется в ночной тьме — так же, как Роберт.
Впрочем, Роберт больше не мог скрыться — скрыться от демона. Демон почти поглотил его ауру. Скоро, может быть, всего через несколько часов, ничего не останется от воли Роберта, которая могла бы сдержать демона.
«Ты здесь?»
«Мы всегда здесь, малышка, Союзница».
«Ты можешь его спасти? Можешь остановить демона?»
«Мы не должны этого делать».
«Но ты можешь?»
«Ничто не может остановить демона».
«Ведь Роберт же умрет!»
«Утешься, малышка: у тебя есть мы».
«Ты мне не нужен!»
«Тогда ты должна заставить его выжить».
«Как?»
«Мы не знаем. Мы не понимаем того демона, которого ты имеешь в виду».
Не понимает демона? А она сама понимает ли его?
«Что Роберт больше всего любит?»
«Мы не знаем, малышка. Он не желает с нами говорить».
Нет. Ни с кем не желает говорить. Он окружен близкими друзьями, людьми, которым он готов доверить собственную жизнь, — но только не свое проклятие.
Подавив вздох, Дженн плотнее закуталась в одеяло и постаралась избавиться от страха — так же, как от холода.
Ночная тьма скрывала его продвижение. Теперь не светили ни звезды, ни луна. Костры погасли, люди вокруг них спали. Через несколько часов взойдет солнце, и больше такой возможности ему не представится.
Мика затаился в тени, присматриваясь к шатру, который охраняли двое салти пазар. Несмотря на усталость, они не теряли бдительность и наверняка уже заметили его приближение. Мика выпрямился и решительно двинулся вперед, притворяясь уверенным в себе и в своем праве явиться сюда.
— Она спит?
— Как дитя. Три часа назад ей снова дали снадобье. До рассвета она не проснется.
— Хорошо, — кивнул Мика. Он поднял полотнище и вошел внутрь, ничего не объясняя, не ссылаясь ни на какой приказ. Впрочем, значения это не имело: стражи не пытались его остановить.
Внутри было темно. Мика с трудом различил узкую подстилку, а спящую на ней Сайред мог только представить себе.
Двигаясь осторожно, он подошел, опустился на колени и потянулся к углам подстилки, к которым были привязаны руки девушки. Арли проявил доброту: под веревками руки Сайред были обмотаны тряпками. Конечно, удобства это не прибавляло, но по крайней мере предупредило отеки. И еще Сайред была укрыта одеялами.
Пальцы Мики скользнули по лицу девушки, коснулись нежной кожи сомкнутых век, губ. Мика наклонился и поцеловал Сайред, а потом прижался щекой к ее щеке.
Завтра. Завтра решится ее судьба, и он никак не сможет повлиять на приговор, даже если расскажет правду.
Если же завтра Роберт погибнет, Сайред убьют из чистой мести.
Мика потеряет их обоих.
О боги, зачем только она сюда явилась? Увидеться с ним? Она была слишком необученной, чтобы принимать участие в битве. Да, она явилась из-за него — и к тому же пыталась его выгородить: ничего не сказала, когда ее допрашивал Роберт.
Нужно действовать, иначе стражи могут войти в шатер. Нужно уходить…
Мика замер, услышав странный звук за стеной. Поднявшись на ноги, он повернулся ко входу в шатер.
На небе появились первые краски рассвета. Финлей бежал через лагерь, не обращая внимания на боль в колене. Резкие порывы ветра, обещающего ненастный день, раздували его плащ. Войско уже пришло в движение: тихое, но целенаправленное. Финлей миновал дозор, направлявшийся к границе лагеря, и ворвался в шатер Роберта.
В помещении, где проходили военные советы, никого не было, и Финлей в отчаянии рванулся к двери в спальню Роберта. Тот лежал на постели, вытянувшись во весь рост; одеяло прикрывало его ноги. На груди Роберта — той ее части, что не была скрыта под повязками, — темнели кровоподтеки и многочисленные запекшиеся мелкие раны.
— Роберт! — Финлей положил руку на плечо брату и осторожно его встряхнул. — Роберт, проснись!
Роберт потряс головой и с усилием открыл глаза.
— В чем дело?
— Вставай. Уже почти рассвело.
