Роман, написанный, если верить дате, аккуратно проставленной на последнем листе рукописи, весной 1922 года, повествовал о восхождении к вершинам власти Иосифа Сталина. Того самого Сталина, который в это время был всего лишь скромным секретарем Центрального Комитета, пусть и с приставкой «генеральный», то есть занимал чисто номинальную должность, только через многие годы ставшую высокой и почетной.
Однако странности на этом не кончались: страницы рукописи пестрели именами и фамилиями людей, во времена написания рукописи бывших никому не известными, а возвысившихся только через десятилетия. Наоборот, люди, в то время известные и, выспренно говоря, «великие», были выписаны с каким-то пренебрежением. Карикатурой выглядел, например, Троцкий, представленный этаким Бонапартиком, интриганом, метившим в новые «советские» самодержцы и носящимся со своей идеей-фикс (пресловутой «мировой революцией»).
Да что говорить: Ленин, сам Владимир Ильич, упоминался в тексте всего только несколько раз и то в гротесковом виде едва живой бессловесной куклы, заточенной в Горках и ничего не решавшей. Зато дата его смерти была точной, как и описание похорон на лютом морозе. И все другие даты не расходились с известными. Детально описывался период НЭПа, коллективизация, великие стройки, репрессии, наконец, Великая Война… Лишь кое-что немного отличалось от общепризнанного, например взаимоотношения Иосифа Виссарионовича и Кирова, некоторые нюансы финской войны, роль маршала Жукова в достижении Победы… При всей своей документальной точности книга оставалась явно художественным произведением: персонажи ее любили и ненавидели, совершали героические поступки и подлости, предавали и приносили себя в жертву… Сталин при этом выводился далеко не идеальным героем, этаким «рыцарем без страха и упрека», как можно было ожидать по названию, а вполне реалистическим персонажем истории (впрочем, тогда еще недалекого будущего), в чем-то даже излишне обыкновенным. Казалось, автор, двигаясь по времени рядом с центральной фигурой романа, бесстрастно и подробно, во всех достоинствах и неприглядностях, словно объектив кинокамеры, фиксирует все его успехи и просчеты, озарения и ошибки, человечность и беспощадность…
Дальше – больше.
Трагическим для Иосифа Виссарионовича мартом 1953 года роман отнюдь не завершался. На нескольких сотнях страниц автор отмерил своему герою еще почти пятнадцать лет жизни. За эти полтора десятилетия вождю удалось практически полностью уничтожить свое окружение, погрязшее в интригах, и сплотить вокруг себя новое, позволившее ему удачно пережить несколько покушений и совершить массу великих дел. Советский Союз, под руководством Вождя, ввязался в ядерную войну (и все-таки выиграл, между прочим!) с Соединенными Штатами, перекроил под «социалистический лагерь» всю Европу без остатка, мирно ассимилировал Китай и Индию, запустил щупальца в Африку и Южную Америку, превратившись в действительно мирового гегемона. В финале Сталин тихо скончался в 1967 году в зените славы, удалившись от дел и передав власть сыну Василию – новому некоронованному императору…
– Подделка, однозначно! – заявил во всеуслышанье Александр, захлопнув бегло, как ему показалось, просмотренную папку с рукописью.
За единственным окном кабинета уже давно стемнело и зажглись фонари. Часы на стене показывали без четверти час. Иванов, сладко посапывая, дремал, оседлав свой стул и положив буйну головушку на сложенные на его спинке руки. Последнее бодрое замечание майора вырвало кандидата наук из объятий Морфея, заставив встрепенуться.
– А?.. Чего?.. – спросонья ничего не мог понять архивариус, изумленно озирая незнакомое помещение. На лбу его, сразу над бровями, пунцово светился след от неудобной «постели».
– С добрым утром! – от души поздравил его Маркелов, с кряхтением вылезая из-за стола и с наслаждением, до хруста в позвоночнике потягиваясь, а затем раз десять присел, разминая затекшие от долгого сидения мышцы. – По домам пора!
– Да, да, конечно… – немилосердно зевая и чуть не выдирая с корнем протираемые глаза, честно пытался прийти в себя Иванов.
Окончательно привела его в чувство только чашка растворимого, но крепкого кофе, заваренного майором, наскоро вскипятившим остатки воды из графина в электрическом китайском чайнике. Сие небесполезное приспособление вместе с банкой кофе хранилось в одной из массивных тумб стола. Кроме этого там имели место початая пачка сахара, целлофановый пакет с парой-тройкой раскрошенных печенок и другие нехитрые и нескоропортящиеся харчи, которые Александр не боялся пожертвовать управленческим тараканам. Напоив гостя кофе, майор быстренько вытурил его за порог и вышел сам, заперев за собой дверь и поставив «секретку», согласно инструкции.
По лестнице, ведущей к проходной с дремавшим в своем «аквариуме» преклонных лет вахтером Никодимычем, два без малого сорокалетних мужчины спускались уже как старые друзья. Иванов что-то горячо рассказывал, размахивая длиннющими, как перекладины семафора, руками, поминутно хватая собеседника, то за плечо, то за рукав, а Александр, наоборот, шел молча, слегка покачивая пластиковым пакетом с загадочной папкой, слушая архивариуса вполуха и переваривая только что прочитанное. В мозгу понемногу зрел план неких действий, мероприятий…
Очнулись собеседники только у дверей закрытой на ночь станции метро.
– Черт, закрыто уже все! – в сердцах вырвалось у Маркелова, шарившего по карманам в поисках сигарет, последняя из которых была, незаметно для него самого, выкурена еще за чтением рукописи, а смятая пачка автоматически выброшена в урну. – Тебе куда?
Как-то, совершенно незаметно друг для друга, мужчины перешли на «ты», отбросив всякие «парижские политесы», как выразился Геннадий.
– В Выхино… – уныло протянул Иванов, повесив свой «готический» нос (ни римским, ни греческим назвать такой «рубильник» язык не поворачивался). – Да еще от метро на автобусе три остановки…
– Ого! Если трусцой нарезать, то к полшестому точно будешь… где-то на полдороге.
Геннадий еще раз вздохнул, понурив курчавую голову.
– А тебе?
– Да мне-то рядом… По сравнению с тобой, конечно. На Бауманскую.
Тоскливейшая серия вздохов, вяло протянутая ладонь.
– Везет некоторым. Ну, давай краба…
Александр с минуту глядел вслед ссутулившемуся архивариусу, медленно удалявшемуся по «зебре» пешеходного перехода под мигающими желтыми огнями светофора, а потом, неожиданно для себя самого, приложил руки рупором ко рту:
– Постой, чудило!..
Пешеходная прогулка быстрым шагом до Бауманской, вернее до улицы Спартаковской, на которой и стоял дом, где в прошлом году, после долгих мытарств и унижений, наконец получил квартиру Александр, заняла не более часа. В без нескольких минут два ночи путешественники уже подходили по скупо освещенной улице к арке проходного двора.
– А это будет удобно? – в сотый, наверное, раз вопрошал Геннадий, забегая вперед и по-собачьи заглядывая в глаза Маркелову. – Наверняка ведь неудобно получится!
Такой настырный и пробивной несколько часов назад, уверенный в себе до наглости Иванов вдруг стал робким и застенчивым, словно девушка. При всем этом было ясно видно, что домой в однокомнатную квартирку на окраине Москвы, где ждала ворчливая и суровая старуха-мать (успел словоохотливо поведать по дороге, обрадованный неожиданной компанией), ему плестись в одиночестве хотелось меньше всего.
– Да не переживай ты, – тоже, наверное, в сотый раз досадливо успокаивал его Александр, пытаясь припомнить точно, когда в последний раз наводил порядок в своем холостяцком гнездышке и не валяется ли где-нибудь на виду какая-нибудь непристойная штука типа использованного и забытого презерватива или интимного предмета дамского туалета. – Как-нибудь разместимся. В крайнем случае – кину тебе под дверь какую-нибудь тряпку, прокантуешься до утра, – шутил он, на глазок оценивая габариты спутника, который вряд ли уместился бы в крохотной прихожей даже сложенный вдвое или втрое.
– Да я и без тряпки… – обрадованно частил Геннадий.
Через минуту, однако, все началось по новому кругу:
– А ты один живешь? А то…
