Этот комментарий поразил Роута. Неужели он позволил сомнениям отразиться на лице?
— Что, грустный и потный мужчина — это эстетическое зрелище?
Мона словно вышла из транса, подняла на него глаза и соизволила ответить на вопрос:
— Безусловно. Как и грудные дети. Это духовное, странное чувство, которое будоражит ум и душу.
Роут пережил неприятный момент, когда художница упомянула о грудных детях. Он вспомнил собственного умершего сына.
— Эстетика очень похожа на творческий порыв. Эти вещи трудно объяснить, можно только чувствовать. — Мона даже не замечала страданий мужчины. Он изо всех сил пытался отогнать боль потери и сосредоточиться на лекции женщины. — Я поняла, что нужно исполнять все, что велит сделать вдохновение. Самое страшное — бороться с порывами своей души.
Роут нахмурился, обдумывая это заявление. А ведь она права.
— Это касается любых порывов, не так ли?
— Что, простите?
Роут покачал головой и снова посмотрел вверх, возвращаясь в требуемую позу.
— Не важно. — Он закрыл глаза, пытаясь ни о чем не думать.
— Когда долго стоишь на одном месте, быстро устаешь. Через пятнадцать минут у нас будет перерыв, — произнесла Мона. — Вы сможете снова принять это мрачное выражение?
— Без проблем. — В его груди поселилась тупая боль. Роут мог бы поддерживать на лице такое выражение вечно. Время шло…
— Ну что, Мона, как продвигается… Ой!
Роут открыл глаза при звуках этого голоса. Из-за каменной стены появилась Ханна. Он почувствовал, что против воли восхищается ею. В этом розовом платье, с волосами, собранными в хвост, она была очаровательна.
Ханна держала в руках букет из желтых, синих, белых и пурпурных цветов. Роут подумал, что она и сама похожа на цветок — прекрасную редкую розу. Удивленная увиденным, девушка не могла шевельнуться, а Мона, погруженная в работу, даже не заметила Ханну. Роут почувствовал, что нужно хоть что-то сказать.
— Она хотела нарисовать мужской торс.
— Мм… — Ханна моргнула, опустила глаза и сделала шаг назад. Очевидно, девушка не хотела ни видеть его, ни говорить с ним. Она что, так и будет пятиться до тех пор, пока снова не скроется за стеной?
— Думаю, она тебя не слышала.
— Да я просто проходила… — Ханна неопределенно махнула рукой, словно потеряв мысль.
— Проходила
Она смутилась.
— Что?
— Ты только проходила
— Ну… да.
Роут склонил голову и посмотрел на Мону:
— У тебя появилась компания.
— А? — ее сосредоточенность уступила место озадаченности. — Вы что-то сказали, мистер Джеррик?
— У нас гостья.
— Да не… Я хочу сказать, что просто проходила.
— Мимо, — зачем-то добавил Роут.
— Не уходите! — воскликнула Мона. — Я только начала.
Он ухмыльнулся. Способность художницы сосредоточиться на деле была удивительной. Он вынул руку из кармана и указал на Ханну:
— Мы здесь не одни.
— Я просто проходила
Мона опустилась на стул и улыбнулась девушке:
— Да. Вдохновение пришло. Что скажешь?
Ханна пригляделась к картине. Интересно, во что превратилась его грудь в представлении Моны?
— Ну? Не молчи!
Ханна кивнула, и Роут понял, что все это время она пыталась подобрать подходящий ответ.
— Это определенно… очень… мужская грудь.
— Она возбуждает эстетические чувства? — деловито поинтересовался натурщик. Девушка посмотрела на него, вздернула подбородок, и Роут понял, что сейчас она опять ляпнет какую-нибудь гадость.
— Мона умудрилась превратить твою грудь в нечто, на что стоит посмотреть.
Роут почувствовал себя так, словно только что выиграл пари у самого себя.
— Эта женщина гениальна, — сказал он.
— Нет, нет, Ханна. Мне, правда, приятен твой комплимент, но… — Мона перевела взгляд со своей работы на Роута, — мы обе должны признать, что у мистера Джеррика великолепное сложение. — Она слегка подтолкнула Ханну локтем. — У меня появилась отличная идея! Подойди к нему и засунь в дырочку на ремне цветок. Лучше всего — желтую маргаритку. Это будет замечательный, нежный контраст с его сильным торсом.
Высокомерие на лице Ханны сменилось шоком. Роут скрипнул зубами.
— Давай, — нарочито безразлично произнес он. — Я не кусаюсь. И целовать тебя тоже не буду, если ты так этого боишься.
— Разумеется, не будет. — Мона снова подтолкнула Ханну локтем. — Какая странная мысль! Поспеши, милая. А то уже скоро начнет темнеть.
— Ладно. Иду, — сказала Ханна, неохотно двинувшись к Роуту. Она не отрывала взгляда от букета.
Мужчина заметил, что ее щеки стали пунцовыми. Девушка явно не испытывала ни малейшего желания вставлять цветок в его ремень. Как, впрочем, и работать в его фирме. Он почувствовал раздражение. Подойдя к нему, Ханна постаралась управиться с маргариткой как можно быстрее.
— Так хорошо? — спросила девушка, поспешно отойдя в сторону.
Мона нахмурилась.
— Ровнее. Не горизонтально, а вертикально.
Ханна неохотно поправила цветок.
— Вот так?
— Да, так лучше. И еще чуть ровнее.
Мужчина заметил, что теперь щеки девушки просто полыхали, и даже испугался: может быть, у нее тепловой удар?
— С тобой все в порядке? Ты вся красная.
Ханна сглотнула и на мгновение встретилась с ним взглядом.
— Все в порядке, — произнесла она и сразу же отвернулась. — Послушай, Мона, мне нужно идти. Поставлю цветы в воду. И я не очень хорошо себя чувствую.
Мона казалась удивленной ее словами, но милостиво махнула рукой.
— В таком случае иди. Думаю, лучше было бы прижать цветок к животу, мистер Джеррик. Он прилипнет. — Женщина быстро реализовала эту идею. — Вот, теперь все просто идеально!
— Рад, что мой пот смог помочь вам.
Сев на свой стул, Мона взглянула на часы:
— Господи! Уже шесть тридцать. Почему вы не сказали мне, что мы пропустили перерыв?
— Когда занимаешься тем, что нравится, время летит незаметно, — соврал он.
— Значит, вы определенно должны стать моделью.
