Он поднял на нее глаза и с грустью произнес:
— Тебе нет необходимости что-то рассказывать мне, Кили. Я знаю все о тебе. Я один из тех конгрессменов, к которым тебе предстоит завтра обратиться.
Глава 3
Если бы он выхватил из кармана пружинный нож, угрожая ее жизни, это едва ли ошеломило бы ее в большей степени. Потеряв дар речи, она стояла и смотрела на него, наконец, внезапно охрипшим голосом произнесла:
— Это невозможно.
Он только покачал головой.
— Но твоего имени нет в списке. Мне уже несколько недель назад дали список всех членов подкомиссии. В нем нет твоего имени.
Она отчаянно пыталась сохранять благоразумие, вернуть мир на верный путь, вновь обрести точку опоры.
— Конгрессмена Хейли из Колорадо избрали на прошлой неделе в Постоянный бюджетный комитет палаты представителей. Мои избиратели сочли, что будет неплохо, если я заменю его на этом освободившемся месте.
Кили по-прежнему занимала свой пост у окна. Наверное, он казался ей своего рода бастионом, воздвигнутым ею для самозащиты. Но ей же когда-нибудь придется покинуть его призрачную безопасность. Она неосознанно затянула поясок и, оторвавшись от окна, направилась к кровати, но остановилась в нескольких футах от нее. Ей нечем было занять руки, так что она, словно обороняясь, скрестила их на груди, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу. Охвативший ее гнев победил стыд.
— Что ж, конгрессмен Деверекс, вижу, вы вооружились целым арсеналом средств для контрдоказательств, — саркастически бросила она. — Моя тщательно спланированная речь о том, что мы все еще надеемся на то, что наши мужья живы, гроша ломаного не стоит, не так ли?
— Кили…
— Можете гордиться собой. Скажите, пожалуйста, вы всегда прилагаете столько усилий, чтобы добиться своих политических целей?
— Прекрати! — резко бросил он. — Я не знал, кто ты, до тех пор, пока не поднялся в свою комнату. Там меня ждала куча бумаг, с которыми я должен был ознакомиться к завтрашнему дню. Совершенно случайно я прочел, что от имени ПРНС выступит миссис Кили Уилльямз. Многих ли женщин по имени Кили ты знаешь? Когда я осведомился у портье и узнал, что Кили Престон Уилльямз остановилась в семьсот четырнадцатом номере, я догадался, что к чему. Клянусь, что до этого я не знал о тебе ничего.
— Но когда узнал, то не поленился спуститься, чтобы проверить, насколько мы, соломенные вдовы, верны своим мужьям, не так ли? — Она прикрыла лицо ладонями, сердясь на себя за то, что не может сдержать слез.
— Черт побери! То, что я пришел сюда и целовал тебя, не имеет никакого отношения ни к завтрашнему дню, ни к результату слушаний, ни к чему-либо другому.
— Разве? — по-прежнему гневно вопрошала она.
— Да! — прокричал он. Теперь он уже стоял, глядя на нее и уперев руки в бока, такой же разгневанный и потерявший самообладание, как и она, но, ясно увидев боль в ее напряженных чертах, он повторил уже мягче, искреннее: — Да.
Она отвернулась от него, крепко обхватив себя руками, словно опасаясь, что если она не будет удерживать себя физически, то душа ее может разбиться и разлететься на части. Если и раньше она затруднялась принять решение, то теперь появление в ее жизни Дакса Деверекса во сто крат осложнило ситуацию.
— Вам не понять, — прошептала она.
Ему страстно хотелось приблизиться к ней, заключить ее в свои объятия, заверить, что все будет хорошо, но он не осмелился. Уныние, которое прочитывалось в ее позе, выражало ужасное замешательство, охватившее ее. Лучше предоставить ей возможность самой разобраться в своей душе.
— Может, я все-таки смогу понять. Почему бы тебе не попытаться рассказать мне?
Она снова посмотрела ему в лицо, в ее зеленых глазах отражалось обвинение. Он поспешно добавил:
— Не как конгрессмену Деверексу. Объясни мне как Даксу.
Она, напряженная, ссутулившаяся, присела на краешек кровати. Дакс вернулся на стул. Спокойно, методично, без каких-либо драматических жестов или интонаций она вкратце поведала ему историю своего романа и брака с Марком Уилльямзом, рассказала о том, как он пропал и к каким катастрофическим последствиям в ее жизни это привело.
— Я не обладаю ни статусом вдовы, ни разведенной. Я замужем, но у меня нет ни дома, ни мужа, ни детей. Я живу как одинокая женщина, но я не свободна.
Она замолчала, но не поднимала на него глаз, а пристально смотрела на свои колени. После длительной паузы он тихо спросил:
— А ты никогда не думала о том, чтобы освободиться?
Она вскинула голову.
— Ты хочешь сказать — объявить Марка умершим, не так ли? — язвительно бросила она. Резкость ее вопроса заставила его невольно передернуться. — Нет. Несмотря на советы, я храню верность своему мужу и верю, что он все еще жив. Если он все-таки когда-нибудь вернется домой, я хочу ждать его там. Его больше некому ждать. Вскоре после того, как его объявили пропавшим без вести, его отец умер, а мать попала в платный интернат для престарелых. Она не способна позаботиться о себе сама. Горе… — Она вздохнула и потерла лоб кончиками пальцев. — Зарплата Марка идет на ее содержание. Я ничего не беру себе. — Теперь она прямо смотрела на него. — Дакс, это ей и женам с детьми ужасно нужны эти деньги. Если пройдет этот законопроект, объявляющий наших мужчин… — Она резко оборвала фразу и вызывающе вздернула подбородок. — Ты же выслушаешь мою официальную речь завтра, не правда ли?
Он поднялся и выглядел при этом таким же усталым и подавленным, как и она.
— Да. Я выслушаю ее завтра.
Больше не говоря ни слова, он направился к двери и открыл ее. На пороге оглянулся и, указав подбородком в сторону давно забытого подноса, бросил:
— Не забудь что-нибудь поесть, — и тихо добавил: — Спокойной ночи, Кили.
Он вышел, а Кили продолжала стоять посередине внезапно опустевшей комнаты и смотреть на закрытую дверь. Безнадежность, которой она так долго не хотела признавать, окутала ее словно саваном. Она чувствовала себя покинутой и одинокой. Такой одинокой.
Она испытывала страстное желание снова почувствовать пожатие сильных рук Дакса и ощутить, как его рот настойчиво приникает к ее губам.
Критически рассмотрев свое отражение в зеркале, она пришла к выводу, что выглядит, насколько это возможно, хорошо. Хотя, пожалуй, ей все-таки не следовало слушать Николь, а надо было взять серую блузку. У нее простой воротник, завязанный строгим бантом. Та же блузка, которую она взяла, украшена кружевными вставками на воротнике и вдоль ключиц. Что ж, тяжело вздохнула она, теперь уже ничего не поделаешь. Наверное, этот легкий штрих женственности немного сгладил строгость темно-синего костюма с его прямой юбкой и блейзером.
Темно-синие замшевые туфли-лодочки, гармонирующая с ними по цвету сумочка и кашемировое пальто такого же цвета, как и ее волосы цвета жженого сахара, завершали ансамбль. Сунув под мышку свой элегантный кожаный «дипломат», она спустилась на лифте в вестибюль, чтобы встретиться там с Бетти Оллуэй и позавтракать с ней.
