– Да что там случится? Ты что, не знаешь этого склочника? Давай заходи по второму заброду.
– Нет, надо все ж таки брюки надевать…
– Еще чего! А рыбалку бросить, да? Сходи в кальсонах, отматери его по телефону и – назад…
– Ну, ладно…
Парфенов так и пошел в мокрых кальсонах и в исподней рубахе к телефону.
– Что случилось? – строго спросил он в трубку.
– А кто со мной разговаривает? – донеслось с другого конца.
– Ну я, участковый Парфенов.
– Товарищ участковый уполномоченный, вы там рыбку в пруде ловите, а здесь смертоубийство готовится.
– Какое смертоубийство?
– С топором в руках… Чиженок ломится ко мне в дверь, то есть к Полубояринову.
– Как ломится?
– Ну так… Топором грозится.
– А что, дверь попортил?
– Всю дерматиновую обшивку изрезал.
– А дверное полотно не изрубил?
– Нет… Только, говорит, выломлю дверь и головы порублю.
– Ну, за слова не привлечешь. А за то, что дерматин порезал, наутро оштрафуем. Так и передайте ему. А если дверное полотно изрубит, посадим на пятнадцать суток…
– Дак вы заберите его!
– Пока еще не имею права.
– А тогда поздно будет.
– Товарищ Полубояринов, не торопите события и не подстегивайте милицию. Мы сами знаем, что надо…
Когда лейтенант Парфенов вернулся на берег пруда, капитан Стенин уже раздувал костер, а Дезертир в одних кальсонах чистил рыбу. На кольях у костра были напялены его штаны и рубаха.
6
Рано утром Павел Семенович подал жалобу начальнику милиции: «В ночь с 19 августа на 20 наш сосед Чиженок, будучи выпивши, при подстрекательстве своей жены, стал с угрозами посредством топора ломиться в нашу квартиру. Это продолжалось с 22 часов до трех часов ночи, пока он не уснул в коридоре.
Мы неоднократно вызывали по телефону с квартиры милицию, но ответственный дежурный тов. Парфенов не пожелал оказать помощь – вел себя как безответственный…»
Начальник милиции Абрамов вызвал капитана Стенина и приказал ему разобраться. Но Стенин сначала сходил к Парфенову договориться:
– Что сказать, Вась? Был ты в пожарке или не был?
– Не знаю, что и сказать, – ответил Парфенов.
– Скажи, что сторож вызывал. В совхозный сад… Мол, нападение было.
– Дак его предупредить надо, сторожа-то. А то вдруг спросят? Как-то неудобно.
– Пошли к нему в сад… Вот и предупредим, договоримся. И опохмелиться надо. Не то у меня с утра голова трещит. Кстати, с тебя положено. Ты же проштрафился.
Прихватили поллитру и пошли в совхозный сад.
Сад был большой, с конца на конец кричать – не докричишься. С двух сторон стоял высокий забор из колючей проволоки, что твоя военная преграда. А со стороны реки и Малинового оврага ограда была старая, дырявая. Лазили в сад все кому не лень. Сторож дед Иван по прозвищу Мурей жил в шалаше на высоком речном откосе с черным мохнатым кобелем Полканом. Когда ночью Полкан подымал тревогу, Мурей высовывал из шалаша ружье и палил в небо: «Бах-бах!» Если Полкан умолкал, дед ложился спать. Спал он, можно сказать, и днем и ночью. «Сон – дело божеское, – говаривал дед Иван, – только во сне человек не грешит». Был он добрый и приветливый – всех, кто ни заходил днем, угощал яблоками и медом.
– Чего ж ты ночью стреляешь, а днем привечаешь? – спрашивали его.
– Ночей я на службе, а днем сам по себе.
– Дед, это ты за казенный счет доброту проявляешь, – скажет иной ревнитель общественного добра.
А дед ему:
– Все мы казенные. Ешь, пока живой, а умрешь – самого тебя съедят.
Днем ходило в сад великое множество охотников до выпивки – благо что закуска даровая и природа располагала. Отчего же не выпить? Красота и спокойствие. Днем даже Полкан не лаял, лежал возле шалаша и хлопал на пришельцев сонными глазами.
