подвернул.
Словом, свадьбу отложили — впредь, до выздоровления ноги жениха.
Дальше события стали разворачиваться совсем уж непредвиденно и анекдотично. Знак «Опасная зона» никто убрать не решался, включая милицию. Соответственно, нога у жениха продолжала болеть и болеть.
Это — во-первых. Во-вторых, и другие брачащиеся пары начали суеверно пятиться от Дворца. Не станем преувеличивать — утверждать, что Дворец вовсе опустел и зарос паутиной. Это была бы уже пародия, а не жизненный факт. Нет, конечно, отдельные, наиболее сознательные, пары туда все-таки шли. Однако многие и не решались. Что, в общем-то, нетрудно понять. Ведь другой человек, может, полгода себя уговаривал жениться: дескать, ничего в этом такого уж особенно страшного нет, бог не выдаст — свинья не съест, не все жены змеи, и семейному как-нибудь проколотиться можно… И вот, допустим, уговорил он себя, с трепетом ступает на крыльцо Дворца бракосочетаний — а тут ему это жуткое напоминание. Как он себя должен чувствовать?
А иные, трезво мыслящие люди, допускали вполне реальную опасность. Вдруг, мол, в момент скрепления уз, на пороге, так сказать, новой счастливой жизни поблизости что-нибудь взорвется к чертовой бабушке?
Короче говоря, приток брачащихся во Дворец значительно снизился, и администрация забила тревогу. Особенно настойчиво забила тревогу буфетчица от треста ресторанов и кафе, у которой горел план по шампанскому.
Тогда директор Дворца Агнесса Викторовна, энергичная женщина, начала действовать. Стала звонить в разные инстанции и писать обоснованные письма: так, мол, и так, когда же, наконец, уважаемые, в кавычках, строители закончат свои подземные коммуникации (или чего они там роют)? Сообщаем, что в результате их нерасторопности резко упало число заключаемых браков, а это, при условии низкой рождаемости, может привести к чреватым последствиям.
В соответствующих организациях встрепенулись: вот это изюм! — трудящиеся сигнализируют, требуют заканчивать работы, а мы, оказывается, к ним еще не приступали! Как могло получиться?
Срочно пригнали два экскаватора — с прямой и обратной лопатами. Перед Дворцом выкопали траншею, с левого крыла отрыли котлован и начали отбойными молотками долбить фундамент.
Ну, естественно, в такой нервозной обстановке побили экскаваторами окна — и Дворец временно пришлось закрыть на ремонт.
…С неделю назад он открылся — после того, как вставили стекла и залатали цементным раствором дыры в фундаменте.
Осталась пока незасыпанная траншея, но через нее перебросили дощатый мостик с перилами.
Первым по мостику прошел Гена Тубейкин, ведя под руку вернувшуюся к нему Свету Дергачеву. Накануне Гена, пользуясь вечерним временем, выдернул знак «Опасная зона», отнес за два квартала и ткнул его в клумбу перед краеведческим музеем. А на днях у Гены и Светы была студенческая свадьба. Я попал на нее по линии своего приятеля Филиппа Власюка — дальнего родича Гены.
Вот там-то подвыпивший Власюк и посвятил меня во все подробности рассказанной истории.
Откровенно говоря, я не поверил бы Власюку, зная его склонность к фантастике.
Если бы не один дополнительный факт.
Когда мы возвращались со свадьбы, Власюк возле краеведческого музея упал в свежеотрытую канаву, разорвал бостоновый костюм и выбил два зуба.
Выкарабкавшись наверх, он схватил какую-то палку с прибитым к ней не то фанерным, не то железным листом и хотел бежать назад, в общежитие, чтобы проучить этого сопляка Генку.
Я удержал Власюка…
Вечер был, свер кали звезды…
Наше внимание привлекла заметка в областной молодежной газете:
«Хорошо, интересно прошел вечер отдыха в общежитии технического училища мастеров мясо- молочной промышленности. После большого концерта художественной самодеятельности состоялись показательные выступления спортсменов, литературная викторина и КВН — остроумием померялись команды холодильщиков и кулинаров. Вечер закончился осенним балом с вручением призов за лучшие танцы. Славно повеселилась молодежь! С отличным настроением разошлись ребята и девушки по своим комнатам».
Стоп! — сказали мы себе. — Уж не тот ли это вечер, который?.. Если он самый, тогда из поля зрения корреспондента выпала одна его особенность, о которой нам стало известно из достоверных источников и про которую мы считаем себя обязанными рассказать здесь — в дополнение к этому, довольно подробному, но все же не исчерпывающему сообщению.
В тот вечер вахтер общежития тетя Уля Крынкина попросила себе отгул, ссылаясь на то, что молодежь, дескать, так и так, пробулгачится теперь до утра и караулить, стало быть, некого. Просьбу тети Ули удовлетворили, и она, на законных основаниях, покинула свой пост. Уход вахтера Крынкиной повлек за собой мелкое нарушение режима — наружная дверь после соответствующего часа оказалась незапертой. Пользуясь этим обстоятельством, в подъезд общежития забрели трое молодых людей: гроза Закамышинского жилмассива Георгий Васюков по прозвищу «Махно» и два его приятеля — Хрыч и Козел.
Молодые люди выпили там четыре бутылки «Розового крепкого» и, достав огрызок свечи, занялись игрой в подкидного дурака — с передачей и небитыми пикями. Такой, усложненный дурак — игра, как известно, умственная, вынуждает шевелить извилинами. В процессе шевеления приятели смолили одну папиросу за другой и скоро прикончили весь запас курева. Тогда они раскинули еще один кон, но уже не на дурака, а на то, кому бежать в магазин.
Бежать выпало Хрычу.
— А башлей-то нет, — сообщил он.
Васюков и Козел обшарили карманы — нашли четыре копейки. И все приуныли.
Но тут закончилось первое отделение концерта самодеятельности, и в коридор выскочил перекурить участник спектакля Володя Мухин.
— Хрыч, знаешь этого доходягу? — спросил Васюков.
— Володька, — ответил Хрыч. — Артист ихний… Привет, Муха! — крикнул он. — Дай закурить.
— Да вот, ребята, только одна и была, — показал сигаретку Володя.
— Ну, дай на пачку «Бсломора».
— Нету, — уныло соврал Володя. Дело в том, что у Мухина имелось восемьдесят четыре копейки, которые он предполагал растянуть до стипендии, и, конечно, отдать часть из них Хрычу было бы чистейшим безумием.
— Ты!.. Чарли Чаплин! — вмешался Васюков. — А ну иди сюда. Считать умеешь? — и он толкнул ногой загремевшие бутылки из-под «Розового крепкого». — Мы же не задаром. Завтра по утрянке сдашь их — и возвратишь свои капиталы. Еще на котлетку останется. С макаронами.
— Да ей-богу, ребята, — забормотал Мухин, — у нас стипешка только через два дня…
— А ты дуй, займи у кого-нибудь, — посоветовал Васюков. — Для друга, а? — он хлопнул по плечу Хрыча. — Для лучшего. — У кого же сейчас займешь, — тоскливо сказал Володя. — Все без денег.
— У, жмот! — остервенился Васюков. — Ну-ка, Козел, сделай ему физзарядку!
— Откройте форточку, вытряхните коврик! — дурашливо заорал Козел и особым приемом схватил Мухина за нос.
— Ини-раз! Иии-два! Встали — присели! — начал отсчитывать он, заставляя бедного артиста приседать и разгибаться.
После основательной физзарядки Володя Мухин выложил свои восемьдесят четыре копейки.
— А еще темнил! — зло сказал Васюков и ребром ладони рубанул Мухина по шее. — Беги отсюда, пока я добрый! Да не вздумай там никнуть!
Хрыч, зажав в кулаке мелочь, помчался за папиросами.
