меня натурально убить хотел! Вот пусть теперь сам подыхает. Ну, он побулькал кровью и затих... Неприятное зрелище. А моя девушка, оказывается, когда я ее оттолкнул, упала и головой о скамейку стукнулась. И проспала все представление. Так я ее сначала отнес подальше от того места, а уж потом в чувство приводить стал. А когда очнулась, я ей сказал, что тот хулиган ушел. Вот и вся история.
– Хулиган, говоришь? – Тягач ухмыльнулся. – Ничего себе хулиган, с ножичком...
Атмосфера разрядилась, и Роман решил закрепить успех рассказом о «Поезде смерти».
– А теперь самая главная история. Я расскажу ее вкратце, а если кто захочет подробностей, то это потом, в другой обстановке. Я упоминал об одной организации, которая хотела с моей помощью угробить всех зэков одним ударом, так вот они после того, как я им все обломал, не угомонились. Они решили пустить по стране «Поезд здоровья», и под видом прививок от туберкулеза...
– Погоди-ка, – прервал его кемеровский Вольдемар Кулак, – братва рассказывала, что под Новосибирском террористы взорвали какой-то поезд, и вроде бы это был тот самый гуманитарный «Поезд здоровья».
– Вот это он и был, – кивнул Роман, – только гуманитарные на нем одни надписи были. Причем персонал об этом ни сном ни духом. Все эти заграничные спонсоры были в полной уверенности, что везут по России противотуберкулезную вакцину. Известное дело, на зонах да в тюрьмах туберкулез – главная болячка.
– Это точно, – невесело сказал Тягач.
– Ну вот... – Роман промочил горло минералкой, – а эту вакцину подменили уже во Владивостоке. И вместо нее там были полные ящики ампул с бациллами замедленного действия. Я точно не помню – то ли чумы, то ли холеры... Не буду врать. Так вот Арбуз, которого сегодня несправедливо к ответу поставили, играл в операции по уничтожению поезда главную роль.
Роман решил, что небольшая ложь не помешает, а Арбуз вряд ли будет отнекиваться. Взглянув на Михаила, он увидел, что тот скромно потупился, и только уголок его рта подрагивал в иронической усмешке, заметить которую мог разве что человек, знавший его всю жизнь. Роман был как раз таким человеком, поэтому понял, что Арбуз в случае чего поддержит его россказни, и перешел к завершающей части рассказа.
– В общем, пришлось мне с друзьями доделывать все без Арбуза. Он же в это время под арестом общества находился, – Роман укоризненно посмотрел на Тягача, – и не мог заниматься делом. Короче говоря, мои люди наняли в Новосибирске профессионального чеченского террориста, который сидел без дела, и предложили ему во имя Аллаха и за восемь тысяч долларов пустить поезд под откос. И он с дорогой душой выполнил этот заказ, считая, что послужил делу международного терроризма. Вот такая история.
Тягач оглядел сидевших за столом людей, затем кашлянул и произнес:
– По-моему, дело ясное. Давайте решать, что с Арбузом.
– А что с Арбузом? – проскрипел морщинистый Чума. – На человека напраслину возвели, да еще продержали в темной несколько дней. Нехорошо это, ошибка вышла.
– Да, ошибка, – согласился Тягач, – и если бы не наш певец, то кто знает, как бы сегодня для Арбуза закончилось дело...
– Вот именно, – кивнул Чума. – Ты, Арбуз, слышь, это...
Арбуз повернулся к Чуме и посмотрел на него с выражением глубокого почтения и трепетного внимания к словам патриарха.
– Ты на сердце не бери это дело, – извиняющимся тоном произнес Чума, – забудь, если сможешь. Я от имени общества говорю. Общество не возражает?
Чума окинул взглядом сидевших за столом авторитетов, и все они дружно закивали и забормотали в том смысле, что, конечно, какие могут быть возражения, если такие важные подробности выяснились.
– Общество не возражает, – заключил Чума. – Значит, делу конец. А вот певец наш – ему отдельное спасибо. И Арбузу, конечно. Ведь они, считай, миллион зэков от верной смерти спасли!
Роман почувствовал, что, хотя это и было правдой, но ситуация попахивает театром абсурда.
– Да ладно, – он махнул рукой, – на моем месте так поступил бы каждый.
Сидевшие вокруг стола урки дружно захохотали, и эта нелепая фраза поставила точку во внеочередном съезде российского криминалитета, происходившем в старинном особняке на канале Грибоедова.
Глава 4
НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОБИНЗОНА
Следующие несколько дней прошли для Романа в состоянии неожиданно нахлынувшего на него вдохновения, и на пятый день творческой горячки в принадлежавшей Шапиро студии звукозаписи прозвучала волшебная фраза:
– Записано!
Стянув с головы намявшие уши наушники, Роман бросил их на ковер и вышел из тесного тонателье[2] в просторную аппаратную, где на диванах расположились Лиза, Арбуз, Боровик и Шапиро, самодовольно и даже как-то по-хозяйски поглядывавший на Романа.
– Вот это темпы! – воскликнул он. – Альбом записан всего лишь за пять дней! Теперь я понимаю, как приводить тебя в состояние полной творческой отдачи. Для этого сначала нужно тебя арестовать, посадить в пресс-хату, затем отвезти на воровской сходняк – и сразу же в студию.
– Согласен, – кивнул Роман падая в кресло, – только с одним условием.
– Интересно, с каким?
– Ты, – Роман ткнул пальцем в Шапиро, – все это время будешь вместе со мной.
– Я? – Шапиро удивленно поднял брови. – Я с тобой? То есть в пресс-хате?
– Ага, – злорадно засмеялся Роман, – именно в пресс-хате.
– Да... – Арбуз покачал головой и ухмыльнулся, – в пресс-хате товарищу Шапиро будет особенно интересно.
– Вот только после этого товарищ Шапиро, если выйдет оттуда живой, вряд ли запишет альбом за пять дней, – добавил Боровик.
– Бедный Лева, – Лиза горестно вздохнула. – За что же они вас так не любят?
– Они меня как раз таки любят. Только стесняются показывать свои чувства и, словно малые дети в начальных классах, дергают предмет своей любви за косички.
– А Шапиро, за неимением косичек, можно дергать за пейсы! – засмеялся Роман.
– Когда это ты видел у меня пейсы? – возмутился Шапиро. – Я даже кипу ни разу в жизни не надевал. Не такой уж я и православный еврей.
– Лева, – проникновенно сказала Лиза, – евреи не бывают православные. Они бывают только правоверные.
– Вот, пожалуйста! – Шапиро развел руками. – Вот вам доказательство, что пейсов у меня никогда не было и не будет.
– Ладно тебе, позор нации, угомонись, – Роман, не вставая, достал из холодильника бутылку пива. – Никто тебя в сионисты не записывает. Ты лучше скажи, когда альбом будет готов к употреблению.
– Ну... – Шапиро потеребил внушительную нижнюю губу. – Скажем, дня три-четыре уйдет на сведение[3] , потом оригинал ночной лошадью в Москву, потом еще неделька на изготовление тиража – и пожалте бриться. Можно продавать. И, естественно, уже сегодня я свяжусь с пиарщиками, пусть начинают свое грязное дело.
– Значит, две недели, – подытожил Роман. – Тогда...
Он повернулся к Лизе и сказал:
– Поехали отсюда к чертовой матери!
– Поехали, – улыбнулась Лиза. – А где эта чертова матерь имеет быть?
– Скажем... – Роман прикусил палец и посмотрел в потолок. – Скажем... В Танзании!
– В Танзании? – радостно удивилась Лиза.
– Ага! Это страна такая, в Африке. Раньше их две было – Танганьика и Занзибар, а теперь...
– С географией я знакома, – небрежно заметила Лиза, – так что можешь не объяснять.
– А я тупой, – грустно заметил Боровик, – и про Африку знаю только то, что это страна работорговцев и невольников...
– Его знания об Африке почерпнуты в основном из «Пятнадцатилетного капитана», – пояснил Роман Лизе, – это оттуда: «... Африка, экваториальная Африка, страна работорговцев и невольников!» Помнишь,
