Самоедов помолчал, а потом ответил:
– А Лиза ваша тоже здесь! И я ее первую на ленточки резать начну.
Роман посмотрел на Арбуза и отрицательно покачал головой.
Арбуз усмехнулся и кивнул.
– Лиза у тебя, говоришь? – громко сказал Роман. – Ну так пусть она за тебя попросит.
Боровик фыркнул и зажал рот рукой.
Роман облегченно улыбнулся и сказал:
– Дырку тебе от бублика, а не Лизу!
Боровик не выдержал и захохотал.
– А что вы там ржете, козлы? – злобно выкрикнул Самоедов.
– Как-то вы, Адольф Богданович, неизящно выражаетесь, – укоризненно произнес Роман. – Вроде человек культурный, в организациях разных состояли... Или вы притворялись? Ну, не хотите открывать, тогда пеняйте на себя.
Роман посмотрел на Арбуза и тихо сказал:
– Не хочется его убивать. Он мне живой нужен.
– А девок тех, что там визжат, хочется? – ответил Арбуз.
– Тогда стреляем поверху.
И все трое, отойдя подальше, открыли огонь.
От двери летели щепки, из ванной были слышны испуганные крики массажисток, мат Самоедова, звуки разбивающегося стекла и фаянса и плеск воды.
Наконец Самоедов крикнул:
– Ладно, сдаюсь!
Арбуз ударил ногой в раскуроченную дверь, и все увидели, что голый Самоедов сидит в углу за большой расколотой пополам ванной, а обе его шлюхи прижались к батарее и дрожат крупной дрожью. В общем, картинка была симпатичная.
Роман, не глядя на Самоедова, спросил:
– Где Лиза?
– В подвале. – Самоедов с ненавистью посмотрел на него. – Нужно было грохнуть тебя еще тогда, когда ты закочевряжился по зонам ехать.
Роман развел руками:
– Что поделаешь, сделанного не воротишь. А говоря попросту, поезд ушел. Так что можешь теперь грызть ногти на ногах.
Он пошел к лестнице, которая, судя по всему, вела в подвал. Спустившись до самого низа, Роман действительно оказался в просторном подвале и увидел в дальнем его углу стальную дверь, запертую на массивный засов. Подойдя к ней, он осторожно постучал.
– Тук-тук, кто в теремочке живет? – негромко спросил он.
– Открывай скорее, я в туалет хочу! – раздался оттуда радостный голос Лизы.
Когда Роман отодвинул засов, дверь распахнулась, ударив его по лбу, и мимо него вихрем пронеслась Лиза, на лице которой было написано сильнейшее нетерпение. Она скрылась за другой дверью, находившейся в противоположном углу подвала, и Роман, потирая ушибленный лоб, крикнул ей вслед:
– Поаккуратнее бы! Убьешь ведь...
Ответа не последовало.
Через некоторое время дверь в туалет отворилась, и на пороге показалась Лиза, которая вытирала мокрые руки длинной полосой бумажного полотенца.
– Ура моему спасителю! – провозгласила она и, отбросив полотенце, бросилась Роману на шею.
Обняв Лизу, Роман вдохнул запах ее волос и спросил:
– Страшно было?
– Немножко... – ответила Лиза, положив голову ему на плечо.
Потом она отстранилась и, посмотрев Роману в глаза, добавила:
– Только Самоедову было страшнее, чем мне. Надеюсь, вы его не убили?
– Нет. Но его участь будет пострашнее.
– Тогда пойдем наверх, я хочу кое-что ему сказать.
Глава 19
КАЖДОМУ – СВОЕ
Как-то уж так повелось, что все влиятельные люди строят себе дома за городом, на природе. Тот, кто всю жизнь провел в деревне и по горло сыт ее унылыми прелестями, рвется в город. А тот, кому надоел асфальт, ряды каменных домов, пыль и шум, наоборот, стремятся за город и обустраиваются там в меру своих финансовых возможностей.
Партийные боссы, высокопоставленные чиновники, состоятельные предприниматели, удачливые жулики, а также криминальные авторитеты – все они, как только у них появляется достаточное количество денег, строят себе загородные виллы и живут там, наслаждаясь свежим воздухом, пением птичек и прочими пасторальными вибрациями.
Яков Михайлович Тягайло, он же Тягач, пожилой, но еще крепкий мужик, криминальный авторитет, к мнению которого прислушивался даже городской смотрящий, не был исключением из общего правила и давно уже обзавелся фазендой, поскольку любил подчеркивать свою старорежимность, которую считал признаком солидности и основательности. Он не признавал всяких там новомодных офисов и практически безвылазно сидел в своей, как он выражался, берлоге, выбираясь из нее только в случае крайней необходимости. Оттуда и делами руководил.
Берлога была под стать хозяину.
Еще в конце восьмидесятых, как только представилась легальная возможность, Тягач отхватил себе участок соток в восемьдесят в Парголове, прямо у Шуваловского парка. До Тягача там тихо бедствовал какой-то полуразвалившийся Дом культуры, который Тягач приватизировал и тут же снес под корень. Потом к участку были приплюсованы еще соток пятьдесят за счет соседей из числа местных аборигенов, страшно обрадовавшихся тому, что их переселили из старых бревенчатых домов без водопровода и канализации в отдельные двухкомнатные хрущевки где-то под Гореловом. О реальной цене своих участков аборигены, понятное дело, и не задумывались.
Обосновался Тягач в трехэтажной доминекрепости с узкими, как бойницы, окнами. Меблировка соответствовала: всюду ковры, хрустальные люстры, резные буфеты и горки из красного дерева, глубокие удобные кресла, диваны с валиками, торшеры. По стенам были развешаны сверкающие начищенной медью барометры, лосиные рога, жанровые картины художниковпередвижников. Переднюю украшало чучело медведя, заваленного когда-то лично Тягачом на охоте.
Кроме домины-крепости, на участке имелись также баня, пруд с карасями и разнообразные хозяйственные постройки, крепкие и приземистые. Излишеств не наблюдалось, разве что пара застекленных теплиц с подогревом, предназначенных для бесперебойной поставки на стол свежих и экологически чистых овощей, да тир в подвале, который правильнее было бы назвать бункером и в котором Тягач любил побаловаться на досуге стрельбой из охотничьей двустволки-вертикалки «зауэр» образца 1956 года и двадцатизарядного пистолета «маузер К-96». Никаких других видов стрелкового оружия он не признавал и относился к ним с презрением.
Двухметровый кирпичный забор с установленными по периметру камерами видеонаблюдения и с десяток неприметных охранников, по внешнему виду ничем не отличающихся от стандартных окрестных мужичков, надежно оберегали покой хозяина. Соседи из числа простых парголовских аборигенов даже не догадывались, чем на самом деле занимается Тягач, и считали его кем-то вроде среднего ранга партийного или хозяйственного руководителя советских времен на пенсии.
Тягач соседей не обижал и жил с ними в мире и согласии. Выбираясь время от времени в Шуваловский парк на прогулку, он со всеми здоровался и никому не отказывал в мелких просьбах – денежек там одолжить до получки или бабушку чью-нибудь подбросить до городского собеса. Ну, а после того, как вдруг оказались заасфальтированными и прекрасно освещенными все прилегающие к берлоге Тягача непролазные проселки и из Шуваловского парка, как по мановению волшебной палочки, исчезли наводнявшие его с незапамятных времен хулиганы, соседи окончательно прониклись безграничным уважением к Тягачу и стали называть его
