– Ну вот. Мы видим перед собой человека, принимавшего наиболее деятельное участие в организации проблем как для уважаемого общества, – Роман слегка поклонился в сторону Арбуза, Тягача и Гробмана, – так и для меня лично. А также и для моей любимой женщины и моего друга детства Сани Боровика.
Стряхнув пепел в мраморную пепельницу, Роман продолжил:
– И сегодня мы будем его судить. Слышь, ты, урод, это к тебе относится!
Самоедов, смотревший в сторону, повернул голову к Роману.
– Вот так. Смотри на меня. Мы знаем почти все о произошедших за последние полгода событиях, но я позволю себе напомнить о них. Итак, начнем сначала. Была такая организация -
«Воля народа». Может быть, она и сейчас существует, но это не важно. Организация эта – неофициальная, я бы даже сказал – подпольная. Тайная. Я не буду расписывать их цели, но на некоторых из них все же считаю нужным остановиться. Когда я был гостем на известном собрании, то говорил кое-что о том, что приготовили люди из «Воли народа» для зэков, сидящих на зонах и в тюрьмах России. А сейчас расскажу кое-какие подробности. Они решили уничтожить всех, сидящих за решеткой. Это, между прочим, почти полтора миллиона человек. И решение это они приняли вовсе не из соображений борьбы с преступностью и не в целях искоренения криминала. Это было бы полбеды. Ими двигала обычная жаба. Просто эта операция позволила бы им воспользоваться дыркой в бюджете и хапнуть зэковские деньги за целый год. Представляете?
– Ах ты, пидар! – Тягач приподнялся со стула, и Самоедов втянул голову в плечи.
– Подождите, Яков Михайлович, – успокоил его Роман, – это еще не все.
Тягач опустился на стул, буравя Самоедова взглядом, а Роман, налив себе еще водки, сказал:
– А для этого им обязательно был нужен я. Зачем именно – сказать не могу. Не имею права. Это слишком опасно. Но ради того, чтобы заставить меня выполнить их задание – причем я должен был выполнить его втемную, то есть сам бы я не знал, что делаю, – они подставили меня сначала под кражу винчестера...
– Какого еще винчестера? – нахмурился Тягач. – Ствола, что ли?
– Нет, – Роман улыбнулся, – ну, в общем, компьютера, на котором был записан мой альбом, стоимостью в несколько миллионов долларов. А когда из этого ничего не вышло, они попытались убить моего друга Саню Боровика и опять же подставить меня под это дело. А еще они хотели отправить по тюрьмам и зонам поезд с бациллами чумы под видом прививок от туберкулеза. И во главе всех этих, с позволения сказать, операций стоял именно этот человек. Потом его за неудачное выполнение заданий поперли из «Воли народа», но не грохнули, как у них принято, а оставили в живых. И он начал мстить мне. Сначала его люди убили экспедитора и водителя трейлера, на котором из Москвы перевозился тираж моих дисков. Диски забрали себе и продали. Между прочим, лично я на этом потерял шесть с половиной миллионов долларов. Потом – взрыв в клубе «Бешеные яйца». Потом взрыв на стадионе «Петровский».
– Так это он, гаденыш? – Тягач сузил глаза. – А я как раз в тот день футбол смотрел...
– Он, – кивнул Роман. – Кроме все прочего...
Роман собирался сказать о похищении дочки Арбуза, но, посмотрев на него, увидел, что тот отрицательно покачал головой.
– Кроме всего прочего, он похитил Лизу. В общем... Что скажешь, урод?
Все посмотрели на Самоедова, и он, ответив взглядом, полным страха и ненависти, пробурчал:
– А что тут говорить...
– Вот и я так думаю, – кивнул Роман, – говорить тут нечего. Тебя нужно просто грохнуть.
– Точно, – поддержал его Арбуз, – пристрелить и все тут.
– А может быть... – Боровик задумчиво потеребил подбородок, – может быть, передать его куда следует? И тогда с этой «Волей народа» тоже можно будет разобраться.
– Наивный ты, – Роман глубоко вздохнул, – ну такой наивный, что прямо хочется тебя идиотом назвать. Забыл, где живешь? А кроме того, если всплывет некоторая информация, то плохо будет всем.
– Правильно, – сказал Тягач. – А может, ему эту самую чуму привить? Чтобы почувствовал на собственной шкуре?
– Ну и где ты его, чумного, будешь держать? – усмехнулся Арбуз. – В спальне своей, что ли?
– Зачем в спальне? В сарае.
– Ага, – саркастически кивнул Арбуз, – а потом на твою фазенду, как на гнездо чумной заразы, навалятся все бактериологические службы города. Вот весело будет!
– Я знаю, что с ним нужно делать, – подал вдруг голос Зяма Гробман.
Все повернулись к нему, но Зяма, смутившись, сказал:
– Я потом скажу, не при девушке. А к сказанному уважаемым Романом... э-э-э...
– Просто Романом.
– Хорошо. Просто Романом. Я добавлю, что я таки вспомнил кое-что. Получается так, что этот Самоедов, как представитель «Воли народа», причастен к осквернению могил на еврейском кладбище. И теперь у меня к нему свой счет.
– Вот, шняга ты конская, – Тягач повернулся к Самоедову, – даже у Зямы к тебе претензии имеются. И претензии не маленькие. Так что...
– Тебе, Самоедов, смерть, – подытожил Арбуз. – А какая именно – выпало решать уважаемому Зиновию Исааковичу.
– И здесь жиды успели... – прошипел Самоедов.
– Ага, – кивнул Роман, – именно так. Это чтобы тебе приятнее было. А еще могу моего Шапиру позвать. Хочешь?
Самоедов дернул головой и отвернулся.
Посмотрев на него, Тягач слегка пристукнул по столу массивными ладонями и сказал:
– Значит, решено.
Он встал, подошел к окну и, открыв его, приказал:
– Уведите его.
– Хорошо, Яков Михайлович, – донеслось с улицы.
Открыв окно пошире, Тягач брезгливо потянул носом и сказал:
– Пущай проветрится после этого...
Он кивнул в сторону угрюмо понурившегося Самоедова и сел на свое место.
В гостиную вошли те же двое братков, отцепили Самоедова от кольца в полу и вывели его вон. Когда за ними закрылась дверь, Тягач оживился и провозгласил:
– А теперь, когда дела сделаны, можно и за свиданьице выпить. Лександрыч, – он посмотрел на Арбуза, – поухаживай за гостями. А я тут пока кое-что... По-своему, по-стариковски...
Он подошел к стоявшему в углу антикварному, красного дерева, граммофону с огромной зеленой трубой, накрутил его ручку, поколдовал над иглой, раздалось шипение, а затем по гостиной, выливаясь через широко открытое окно на улицу, поплыли звуки старинного романса:
В этот момент Тягач неожиданно стал похож на Папанова из «Бриллиантовой руки», и Лиза, фыркнув, спрятала улыбку в носовом платке, который торопливо поднесла к лицу. Тягач взглянул на нее и снисходительно усмехнулся:
– Погоди, красотка, доживешь до моего, тоже романсы слушать будешь. А то что это сейчас – дрын- брын, и ни хрена не поймешь!
Самоедов лежал, туго обмотанный широким скотчем, за кучей строительного мусора и с ужасом пытался понять, что с ним происходит. Одна его нога была привязана к толстому ржавому крюку, торчавшему из большого бетонного блока, а веревка, привязанная к другой ноге, уходила куда-то за пределы видимости.
Глядя в голубое небо, по которому медленно плыли мелкие облачка, Самоедов прислушивался к доносившимся до него звукам, говорившим о том, что он находится на территории какой-то стройки. Братки, которые привезли его сюда в уже упакованном виде, тщательно привязали к его ногам два куска альпинистского шнура, прикрепили один конец к бетонной чушке весом никак не меньше тонны, другой
