— Далеко ли, осмелюсь спросить? — в голосе графа послышалось удивление: обычно их вечерние прогулки обходились без подобных вступлений. Резкий тон короля заставил насторожиться.
— Куда тебе не хотелось бы, — снизошел до ответа молочный брат и усмехнулся не без злорадства: в последнее время Робер возомнил о себе лишнее, пора отрезвить гордеца — влияние его небезгранично.
— Ааа… — сразу поскучнев, протянул понятливый граф. — Значит, все-таки… — и не договорил, закусив до крови губу: такого поворота событий он, признаться, не ожидал.
— Никто не посмеет упрекнуть, что я не сдержал слова! — резко оборвал его король.
И Робер понял, что возражать не имеет смысла. Но выдохнул с жаром — для очистки совести и безо всякой надежды:
— Государь! Она обо всем забыла… Ты будешь выглядеть нелепо!
— А вот это уже не твоя забота, — сквозь зубы процедил Эжен, чувствуя, как слова друга заронили в душе сомнение. А может, оно проснулось уже давно, только король не хотел признаваться в этом… — Распорядись, чтобы седлали коней, — ровным голосом приказал он и, заметив, что граф не торопится уходить, добавил сдержанно, с трудом скрывая гнев: — Для меня это — вопрос чести.
Робер с подчеркнуто-почтительным поклоном молча вышел из его покоев.
Часы на башне пробили полдень — время обеда.
Как обычно, Бернар отыскал принцессу в саду. Мраморная скамья была усыпана свежими розами, из которых она составляла букет, бережно подбирая цветок к цветку.
— Элиана, — голос отца звучал немного растерянно. — Только что прибыл гонец с известием: король Эжен собирается навестить нас и скоро будет здесь вместе со свитой. Ты не догадываешься о причине его визита?
Любой девушке при этих словах полагалось рассыпать цветы, смутиться, покраснеть, томно потупить глазки. Но принцесса словно забыла традиции. Она улыбнулась, не скрывая радости, и вместо ответа протянула на ладони перстень, который и теперь был еще очень велик для ее тонких пальцев.
— Так ты ждала его? И знала, что он вернется? — тихо спросил Бернар, задетый тем, что все эти годы ничего не замечал. Неужели все так серьезно?! — Элиана, девочка моя, — сказал мягко, обнимая дочь за плечи. — Это было так давно… И мне, по правде сказать, не верится, что детская влюбленность выросла в нечто большее. Подумай, может, ты просто сочинила все это? Выдумала себе Эжена… Не спорю, пять лет назад он был славный юноша. Но теперь о нем ходит недобрая слава. Я не хотел бы видеть тебя несчастной.
Принцесса молчала, прижавшись, как в детстве, щекой к отцовской груди и тихонько посапывая. Наконец заметила — почти виновато:
— Не могу представить, что он изменился к худшему. Но если в сплетнях есть доля правды, то это скорее маска, которую он надел, чтобы казаться не тем, каков он на самом деле.
— И ты готова простить ему скандальные похождения? — хмуро удивился король.
— Не знаю… Еще не знаю, — грустная улыбка осветила ее лицо. — Но я очень хочу, чтобы он попросил об этом.
«Он попросит, не сомневаюсь, — с горечью подумал Бернар. — Вот только стоит ли верить его словам?» И сказал — спокойно и ласково, признавая за дочерью право быть взрослой:
— Решай сама. Препятствовать вам не стану. Прошу об одном — не торопись.
— Не тревожься. Я умею быть рассудительной, — серьезно ответила она и добавила, смеясь: — У меня было время подумать — целых пять лет!
Отец сокрушенно вздохнул и ушел молча. А Элиана до боли стиснула в руке золотое кольцо. Глаза ее сузились и потемнели. Она еще ничего не решила…
Пышная процессия пересекла границу и не спеша двигалась к замку Бернара. В узорном ларце везли драгоценности — подарок принцессе. Блистала своими нарядами свита. Сам равнодушный к роскоши, Эжен решился просить руки Элианы по всем правилам этикета, хотя голос рассудка подсказывал — нужно сначала поговорить с нею, а после обращаться к ее отцу. Быть может, она посмеется над нелепым его сватовством. Так уж лучше с глазу на глаз, чем услышать это прилюдно.
Лес открылся неожиданно, за холмом, по ту сторону реки. Эжен невольно вздрогнул — дорога была та самая. Разве такое забудешь… Повинуясь смутному порыву, почти неосознанно он пришпорил коня, оставляя позади себя недоуменную свиту. Только Робер продолжал скакать почти рядом, не зная, на что решиться, — оставить короля одного, как он того, по-видимому, хочет, или следовать за ним на некотором отдалении.
Углубившись в лесные заросли, конь Эжена остановился, как вкопанный, повинуясь руке хозяина. Король соскочил с седла, медленно направился к старому дубу, провел ладонью по шершавой коре. Граф следил за ним с усмешкой. Он никогда не бывал здесь, но догадался и проворчал с раздражением:
— Паломничество к святым местам, — но громко высказаться не посмел — остерегался ссоры.
Эжен вернулся к дороге. Не глядя на брата, вскочил в седло, тронул поводья, пуская коня шагом. Ехали молча. Робер чувствовал неловкость: король тяготился его присутствием, но от себя не гнал. А может, просто забыл о своем спутнике.
Деревья, наконец, расступились, впереди блеснула река. Юноши съехали к броду. На берегу, у самой воды, сидела цыганка в пестрых лохмотьях, с узелком на коленях, и в упор, шальными глазами смотрела на короля. Нахмурил брови Робер — не к добру нечаянная встреча. Эжен улыбнулся рассеянно — цыганка была хороша.
— Дай погадаю, красавец: что было, что будет. За один золотой всю правду скажу, — гортанно, нараспев проговорила она, поднимаясь, и потянулась слегка, играя упругим телом, чем надежно приковала к себе взгляд короля.
— Что было — и без тебя известно. Что будет — узнаем в свой срок, — резко вмешался граф, не оставшийся равнодушным к ее притягательной позе и задетый тем, что адресована она не ему.
— Погадай, послушаю, — серьезно промолвил Эжен, и туго набитый кошель оказался в руке цыганки.
— Щедро платишь, господин, — ослепительно улыбнувшись, заметила с поклоном она, и деньги тут же исчезли в бесчисленных складках одежды. И вот уже властно зазвучал голос гадалки. Не сама ли судьба вещала ее устами? — Дай ладонь… И в глаза посмотрю — все про тебя узнаю… Вижу, путь твой к одному порогу ведет. Куда не свернешь, все к нему возвращаешься. В первый раз по своей воле пришел, да не по своей остался. А теперь — по своей идешь, по своей и останешься. Думы твои, будто птицы, мечутся — гнездо ищут. Только ворон над ними кружит — в сторону манит… За вороном не ходи. Не врага берегись, но друга лукавого…
И, оборвав внезапно свои пророчества, выпустила из рук ладонь короля.
— Прощай, красавец. Ступай с Богом. Найдешь, чего не ищешь. Узнаешь, чего не ждешь… — и, завернувшись в шаль, торопливыми шагами направилась к лесу, одарив на прощанье Робера колючим взглядом — будто холодной водой плеснула.
Ошеломленный, Эжен опомнился лишь тогда, когда она скрылась в зарослях: только ветка слегка качнулась.
— Ведьма! — выдохнул через силу граф.
Король промолчал, разглядывая свою ладонь, будто видел ее впервые.
— Едут! Едут! — крики дозорных, наблюдавших за дорогой со стен замка, возвестили о прибытии гостей.
Бернар сам вышел встречать бывшего недруга, с непритворным радушием приветствуя его в своих владениях.
— Рад видеть вас, Эжен. Вы очень возмужали… И друг ваш тоже, — добавил он, кивком головы удостоив Робера. — Надеюсь, граф, вы больше не сердитесь на меня? — спросил с улыбкой и тотчас снова обернулся к Эжену: — Прошу в дом. Сперва отдохните с дороги. Все остальное — после… — и, взяв юношу под локоть, увел за собой — с тем, чтобы лично проводить в отведенные ему покои.
