Но пока слуги размещали свиту гостя, два короля уединились для беседы с глазу на глаз в кабинете Бернара.
— Итак, мой друг, хотелось бы знать, что привело вас сюда. Я вполне допускаю, что вы просто решили нас навестить, но думаю все же — у вас ко мне дело, — голос Бернара был мягок и доверителен. Казалось, он подбадривал смущенного гостя.
— Ваше Величество, — волнуясь, заговорил Эжен. — Умоляю, выслушайте меня… — он не мог понять, что происходит с ним, почему перехватило дыхание. — Боюсь показаться дерзким: слишком много зла я вам причинил. И даже ваше великодушие не дает мне право надеяться… — он судорожно глотнул воздух, собираясь с духом, и выпалил, наконец: — Я осмелюсь просить… руки вашей дочери… Мне кажется, я люблю ее, — закончил совсем тихо и замер в ожидании ответа, не смея поднять глаз.
Бернар не отвечал. Наконец, когда молчание сделалось невыносимым, он произнес глухо, глядя в сторону:
— Как вы можете говорить, что любите, если не успели даже увидеться с нею?
— Но я помню… Пять лет назад… — прошептал молодой король, чувствуя всю нелепость своих оправданий и неудержимо краснея.
Бернар как будто вздохнул.
— Это несерьезно, вы знаете сами. Есть разница между ребенком и взрослой девушкой. Вам следует сначала объясниться, а уж затем приходить ко мне. И если намерения ваши не изменятся, и Элиана будет согласна, я не стану препятствовать. Вы ведь это хотели услышать от меня? — он чуть усмехнулся — не то с иронией, не то с легким укором.
— Благодарю вас! — пылко воскликнул Эжен, сам удивляясь своей радости, прорвавшейся столь внезапно.
— Не спешите! — остудили его слова короля: — Последнее слово останется за принцессой, — и, уже провожая его к двери, Бернар добавил: — Вы сможете найти ее в саду.
«А может, все не так уж и плохо? — подумал он, прислушиваясь к удаляющимся шагам в коридоре. — Если думать о благе государства, то лучшей партии нам не найти. Элиана — единственная наследница. Выйди она за Эжена, оба трона унаследует мой внук. Королевства наши объединятся, всяким распрям будет положен конец. Все верно… Но как доверить судьбу дочери такому повесе?.. Полно! — сказал он себе. — Стоит ли верить досужим сплетням? Эжен все так же застенчив и мил. И влюблен, хотя прошло столько лет…»
Эжен стоял перед белой мраморной скамьей, и воспоминания одно за другим проплывали перед его мысленным взором.
«Что это со мной? Мне кажется, время закрутилось в обратную сторону, и сейчас появится девочка в розовом платьице и воскликнет: „Мой рыцарь! Почему ты так долго не приходил?“»
Легкий шорох за спиной заставил его обернуться. По дорожке из глубины сада шла девушка. Солнечные блики играли в распущенных волосах. Что-то неуловимо знакомое почудилось Эжену в ее миловидном лице. Дрогнуло, учащенно забилось сердце. Он узнал, несомненно. И встретил ее поклоном — изысканно-вежливым, но и только. Сдержанный взгляд. И слова — холодные и пустые, не значащие ничего:
— Приветствую Ваше Высочество. Вы стали еще прекраснее…
— А вы — еще любезнее… Благодарю, — невозмутимо отвечала она.
Но Эжен уловил в быстром взгляде ее скрытую усмешку. Кровь прилила к лицу: он, только он виноват, что оба оказались в плену дворцового этикета. Разве так следовало начать их разговор?!
— Вы, должно быть, устали в пути, Ваше Величество? — с подчеркнутой вежливостью продолжала Элиана, не замечая его смятения. Или не желая замечать.
И тогда, отбросив условности, король сказал то, о чем думал с самого начала:
— Мы с вами старые друзья, принцесса. Не правда ли? Попробуем обойтись без церемоний, — предложил, смущаясь.
И она, похоже, обрадовалась этим его словам. Улыбнулась, будто сняла надменную маску:
— Я рада вам, мой рыцарь. Но вы ведь в самом деле утомились в дороге. Я это вижу по вашим глазам. Идемте в замок, — и, взяв гостя за руку, мягко увлекла его за собой.
Казалось, она избегает оставаться с ним в саду, избегает объяснения, неизбежного здесь, на столь памятном месте. Что за этим скрывается? Обычная девичья робость? Как бы там ни было, Эжен облегченно вздохнул, радуясь внезапной отсрочке.
«Он, кажется, робеет, — думала между тем Элиана, украдкой поглядывая на своего смущенного спутника. — Он знал, что девочка выросла, но не мог представить себе, пока не увидел. Почему он приехал? Чтобы сдержать слово, данное когда-то ребенку? Но ведь то была шутка, розыгрыш, о котором не стоило вспоминать… И все-таки он здесь. Быть может, как раз потому, что я уже не дитя? И то, что казалось шуткой, выглядит совсем иначе, когда пришло мое время… Или все это было всерьез — с начала и до конца? Только ни он, ни я не отдавали себе отчета…»
Но теперь-то она отдавала себе отчет, проверяя заново детские впечатления. И отмечала придирчиво, что Эжен в самом деле красив, и не зря говорят, будто он любой женщине может вскружить голову. Кому, как ни ей, было об этом знать? Она первая влюбилась в него, еще не догадываясь, что такое любовь, но повинуясь безошибочному инстинкту. И добилась того, чем не может похвастать ни одна из ее соперниц: без труда, без малейших усилий стала его невестой.
А Эжен? Он вернулся, как обещал, — через пять лет, но прежде старался убедить себя в том, что лишь выполняет клятву. И чем сильнее старался, тем меньше верил, испытывая досаду и смятение, но уже понимая, что
Они поднялись по знакомой лестнице и вместе вошли в обеденную залу. Стол уже был накрыт, и Бернар как раз собирался послать слугу пригласить гостя к обеду. Сели напротив, стараясь не поднимать глаз, но нет-нет, да посматривали друг на друга, чтобы тотчас смущенно отвести взгляд. Ели молча, не расположенные к светской беседе. Сосредоточенно ковырялись каждый в своей тарелке. А Бернар, с интересом наблюдавший за ними, улыбался в усы.
Но вот окончена трапеза. Все встали из-за стола. Поручив гостя заботам принцессы, Бернар удалился к себе. Снова они вдвоем. Тянуть дальше нет смысла. Сейчас они войдут в покои и там, наконец, объяснятся…
«Какой длинный, гулкий коридор… Когда же он кончится?! Пришли… Теперь пора…»
Он не сразу решился нарушить молчание — не мог подобрать слов. А когда все же выдавил их из себя, получилось неуверенно-смущенное:
— Элиана… Я должен сказать… Я прошу вас… — и умолк, окончательно растерявшись. Никогда не изменявшее ему красноречие оставило короля.
И тогда, без тени волнения, сдержанно и спокойно, начала свою речь Элиана:
— Хорошо… К чему притворяться? Мы оба знаем, зачем вы вернулись. Вы считаете себя связанным одним обязательством. Но слово, данное вами ребенку, теряет свою силу — потому что ребенка больше нет. Возьмите, — она медленно раскрыла ладонь, протянула ему кольцо. — Вы свободны.
Он вздрогнул, глядя на перстень, как на змею. Наконец-то к нему вернулся дар речи!
— Значит ли это, что вы отказываете мне? Что вы не любите меня больше? — спросил хрипло, чувствуя, как голос отказывается повиноваться.
— А разве я говорила, что люблю вас? — с холодным удивлением вскинула она брови. — Когда это было? Скажите…
— Пять лет назад, — отозвался он — тихо, почти обреченно.
Словно облако скользнуло по лицу девушки, лед растаял в глазах.
— Тогда мы были детьми, — сказала печально, словно жалея о чем-то.
— Только вы, моя принцесса, — мягко поправил Эжен.
— Вы тоже, мой рыцарь, — серьезно возразила она. — За эти годы вы сильно изменились.
— И, конечно, не в лучшую сторону, — с горькой улыбкой заметил король и продолжал, не глядя в ее милое, чужое лицо: — Вы ждали того Эжена, каким я когда-то был. Я другой. Простите. Пожалуй, мне лучше
