– И вам, и вам, – отозвалась незнакомка.
– Гликерия Модестовна? – прогрохотала Розалия.
Женщина сморщилась, будто ее заставили выпить литр белизны.
– Да как вы могли?! – в сердцах воскликнула она. – Я? Модестовна? Побойтесь бога.
– Но нам дали этот адрес? Неужели Пашка перепутал?
– Адрес верный. – Дама посторонилась. – Только я не Гликерия. У нас коммунальная квартира. Дверь Шухеровской последняя по коридору.
– А она сейчас дома?
– Дома, – хмыкнула тетка. – Где ж ей еще быть.
Потопав по длинному коридору, Ката услышала:
– Стучите громче, иначе Модестовна не услышит.
– У нее проблемы со слухом?
– Ага. Со слухом.
Ничего не понимая, Розалия Станиславовна начала тарабанить в дверь кулаком.
Некоторое время из комнаты не доносилось ни звука, а затем что-то упало, разбилось, и послышались неторопливые шаги.
Обшарпанная дверь открылась. У Катки подкосились ноги, во рту пересохло, и вообще ей на секунду показалось, что сейчас настанет конец света.
Гликерия Модестовна напоминала Годзиллу. Павел слукавил, сказав, что дамочка вымахала до ста восьмидесяти сантиметров. Рост Шухеровской приближался к отметке два метра. Мужеподобное квадратное лицо наводило ужас. Широченные плечи едва помещались в дверном проеме.
– Кто такие?! – пьяным голосом, напоминавшим рев бомбардировщика, спросила глыба.
Розалия Станиславовна поперхнулась воздухом. Напрочь забыв обо всем на свете, она пролепетала:
– Вы Модест Шухерович? Ой… я хотела сказать, Шухер Модестович? Ката, как зовут этот крейсер?
На Копейкину напала икота.
– Гли… Гли… Гликерия Модестовна.
– Да, я Гликерия, – ревела хмельная особа. – А вы кто?
– А мы мимо проходили, – шелестела Катка. – Решили зайти, поздороваться. Но мы уже уходим. Розалия Станиславовна, отступаем.
– Стоять! – Коммуналку оглушил вой Шухеровской. – Кто такие, спрашиваю? – Гликерия закатала рукава, отчего у Катки в мгновение ока подскочило давление.
– Не надо на нас сердиться, – лыбилась свекровь. – Произошла ошибка. Павел нас гнусно дезинформировал, он, наверное, решил подшутить. Извините за беспокойство.
– Пашка? Кумушкин, что ли?
– Ага. Вы с ним знакомы?
– А то. Так вы от него? А че сразу не сказали, заваливайтесь.
– Н-нет…
– Заваливайтесь! – приказала Шухеровская.
Стоило Розалии упомянуть про телохранителя, как Гликерия Модестовна оживилась.
– Е! Хотите на работу меня взять? Че, правда? Е!
Свекрища попыталась объяснить, что кандидатура Гликерии вряд ли ей подойдет, но Модестовна, не дослушав, завопила:
– Херня! Я ж телохранитель со стажем. Пятнадцать лет в бизнесе.
– Судя по ситуации, теперь вы предпочитаете проводить время в компании бутылок.
Гликерия посмотрела на стол, заваленный стеклотарой.
– Ерунда. Ну выпиваю последние месяцы, так это от депрессии. Работу никак найти не могла. Пять лет одного хмыря охраняла, а он меня погнал как паршивую собаку. Потом устроилась на новое место, но и оттуда выгнали. Черт их дери, методы им мои не нравятся. Сволочи! Да вы знаете, какой я телохранитель? Да я за хозяина горой! Всех в бараний рог! Мокрого места не оставлю!
– Но вы пьете.
– Уже бросила. Дадите работу – ни капли в рот не возьму. Клянусь!
И тут в дверях появился плотного сложения мужик с испитым лицом и отечными глазами. Зайдя по- хозяйски в комнату Гликерии, он взял начатую бутылку водки, открыл крышку и прямо из горлышка сделал несколько больших глотков.
Розалия опешила.
– Молодой человек, а вас не учили, что врываться в комнату без стука неприлично?
Мужик поставил бутылку, нахмурил густые брови и просипел:
– А ты кто ваще такая? Нарываешься? – Он сделал шаг навстречу Розалии, и тут…
За доли секунды Гликерия Модестовна подлетела к громиле. Одну руку она положила ему на плечо, а второй схватила за правую ногу. Потом подняла здоровяка, словно тряпичную куклу, и со всей силы швырнула в угол.
– Сукин сын, ты как с моими гостями разговариваешь? А ну вали к себе, алкаш.
– Гликерия, ты чего, я ж по-соседски зашел. Я ж…
Шухеровская подняла руку для удара.
– Все-все, я понял, меня уже нет.
Когда мужик позорно сбежал из комнаты, Розалия Станиславовна, находясь под впечатлением от увиденного, пробормотала:
– Модест Гликерьевич, ты мне подходишь. Я беру тебя в телохранители.
Шухеровская издала победоносный клич, затем положила руку свекрови на плечо и гаркнула:
– Не пожалеете. Но если еще раз исковеркаете мое имя и отчество, по стенке размажу.
Сглотнув, Розалия оставила Гликерии номер домашнего телефона, и они с Каткой поспешно удалились.
Шухеровская приехала в коттедж утром следующего дня. Трезвая, подтянутая, в отличной форме. Разговор со свекровью, который проходил при закрытых дверях в кабинете, длился без малого два часа.
По настоянию Гликерии они с Розалией заключили договор и заверили его у нотариуса. А в договоре, который, как выяснилось позже, Розалия читала по диагонали, был один весьма странный пунктик. Гликерию нельзя было уволить раньше указанного срока, если она не нарушила никаких обязательств. В противном случае свекровь обязуется выплатить Шухеровской очень – ну просто очень – кругленькую сумму.
И этот самый пунктик Розалия заметила уже дома, вернувшись от нотариуса. Не придав ему должного значения, она повела плечиками:
– Я не собираюсь ее увольнять, если она, в свою очередь, не собирается нарушать условия договора. Так что не вижу в этом пункте проблемы.
А проблемы начались уже следующим утром. Гликерии Модестовне выделили свободную комнату, располагающуюся рядом со спальней свекрови. Неизвестно, как именно Розалия Станиславовна представляла себе будни в присутствии личного телохранителя, но она явно не предполагала, что Шухеровская настолько предана своей профессии.
Теперь для Гликерии Розалия стала той самой зеницей ока, которую следует оберегать двадцать четыре часа в сутки. Причем оберегать ото всех. Исключений не делалось ни для кого.
Когда Розалия вышла из спальни, у двери тут же нарисовалась Модестовна.
– Куда? – спросила она басом, быстро глядя по сторонам.
Промурлыкав в привычной для нее манере, что спускается к завтраку, Розалия собралась продолжить путь, но не тут-то было.
Припечатав ее к стенке, Гликерия посеменила к лестнице. Там она остановилась, высунула голову на площадку и лишь потом заявила:
– Чисто.
На ватных ногах свекрища спустилась вниз. Но прошествовать в столовую Гликерия Модестовна не
