всяком случае, духами тех, с кем их предки были тесно знакомы.
42
На севере началась осень. Зачастили дожди, задули ветры, а ночами бывало уже холодно. По примолкшей в ожидании холодов тайге шли два человека с рюкзаками и ружьями. По мелким деталям их внешности было видно, что они северяне, но городские жители. То есть охотники-любители, выбравшиеся в тайгу развлечения ради. Впрочем, и среди любителей попадается вполне серьезный народ – именно к такому относились и эти двое.
– Женька, смотри! – окликнул своего товарища высокий чернобородый охотник, похожий по комплекции на Илью Муромца.
– Что такое? – отозвался его товарищ, тоже довольно высокий, но более худой.
– Затес на дереве. Притом этого года, если я еще в таких вещах разбираться не разучился.
– Ну-ка... Правда! Обидно даже! Я-то думал, что здесь людей не было как минимум лет десять. Места-то глухие.
– Значит, были. Может, тут и поселок какой рядом есть.
– Вряд ли. Кто дорогу к поселку затесами отмечает? Зимовье скорее.
– Слушай! Так это же здорово, если зимовье. Переночуем по-нормальному!
– Неженка ты, Толян, – шутливо отозвался худой. – Зимовье, оно потому так и называется, что для зимы строится. А сейчас еще осень только началась! В такое время года на свежем воздухе спать положено!
– Ладно тебе! У самого глаза разгорелись, я же вижу!
– У меня они не потому разгорелись, что я хочу в тепле поспать, а потому, что незнакомое зимовье – это всегда интересно. Я такие в жизни всего раза два находил.
– Ну так пойдем по затесам. Я посплю в тепле, а ты любопытство удовлетворишь. А на ночь можешь выйти на свежий воздух.
– Обязательно, – хмыкнул худой. – Ладно, пошли, а то скоро совсем стемнеет, затесов не увидим.
И они пошли по затесам. Через десять минут впереди показался маленький домик.
– Избушка, избушка, повернись к лесу передом... – начал чернобородый Илья Муромец.
– Тише! – одернул его второй. – Не надо! Здесь тайга, лучше так не шутить.
– А что?
– А то. Возьмет и повернется, – голос худого звучал вполне серьезно.
– Шутишь, Женя? – с едва уловимой неуверенностью в голосе спросил чернобородый.
– Может, и шучу. А может, и не совсем. Сказки-то, они не на пустом месте появляются. А здесь, в тайге, многие вещи долго неизменными остаются.
– Ну все, напугал! – хмыкнул чернобородый. – Теперь я туда один входить боюсь. Давай иди первым, – и он, посторонившись, подтолкнул товарища к гостеприимно распахнутой двери. Тот шагнул через порог и замер как вкопанный.
– Ну, что стоишь, Женька? Давай входи, нам еще жратву готовить, вещи сушить...
– Ни хрена себе... – не двигаясь с места и словно не слыша своего товарища, выдохнул худой каким-то севшим голосом.
– Что там? – бородач попытался заглянуть в дом через плечо товарища. – Правда, что ли, Бабу-ягу увидел?
– Нет. Тут покруче. Посмотри... – и тощий шагнул внутрь, освобождая проход.
Все еще с улыбкой на лице, бородач вошел в домик. И тут же замер, как его друг только что, рефлекторно зажимая нос, в который ударил мерзкий запах, и глядя на лежащий на полу полуразложившийся труп.
– Мама родная... Что ж это такое?
– Самоубийца, – уже более спокойно ответил худой. – Видишь, веревка на шее? И на потолке тоже.
На шее мертвеца и правда была петля, а со вбитого в потолок крюка свисал обрывок веревки.
Бородач потрясенно молчал, а тощий Женька нарочито громко сказал:
– Повесился он, по-моему, уже месяца два назад. А то и больше. И висел, пока веревка не порвалась.
Бородач помотал головой и, развернувшись, выскочил за дверь. Оттуда тут же раздались характерные звуки – бравого охотника тошнило. Тактично дав другу время привести себя в порядок, тощий вышел из зимовья.
– Как ты?
– Ничего... Ты лучше скажи, что нам теперь делать? Кто это такой хоть?
– Ну, чтобы узнать, кто это такой, нужно документы его искать. А мы этого делать не будем. И вообще, ничего здесь не тронем. Нам нужно просто сообщить об этом в милицию, пусть они и разбираются.
– Правильно! – бородач радостно кивнул. – Только давай сначала отойдем отсюда немного. А то неуютно как-то...
– Ну давай.
Но не успели они пройти и десяти шагов, как перед ними оказалась новая находка.
– Смотри, Толян! Крест! – тощий Женька показывал рукой чуть в сторону. Там и правда стоял довольно грубый крест, явно поставленный над могилой. Охотники подошли поближе.
– Тут, кажется, что-то написано... – Женька приблизил лицо к кресту и в уже сгустившихся сумерках с трудом прочитал неровно вырезанную ножом надпись: «Лопатникова Дарья Дмитриевна. 02.04.81 – 15.06.03. Спи, дочка!»
– Все ясно. Этот, – Женька ткнул пальцем в сторону зимовья, – ее похоронил и сам повесился. По времени как раз примерно совпадает.
– Что же с ними случилось? – растерянно спросил бородач, непонятно к кому обращаясь.
– Ох, нам этого явно не узнать. Да оно и к лучшему, по-моему, – отозвался бородач. – Ладно, как место для ночевки найдем, сразу сообщим в милицию.
И они сообщили. Милиция прибыла через три дня – по местным меркам это могло считаться очень оперативным. Установить личность самоубийцы удалось без труда. Им оказался Дмитрий Родионович Лопатников, отставной полковник МВД. Тело его дочери Даши Лопатниковой эксгумировали и, выяснив причину смерти, тут же решили, что дело ясное: отец то ли по пьянке, то ли в приступе злости, то ли еще почему убил дочь, а придя в себя и осознав содеянное – повесился. Если у кого из ментов и были сомнения в этой версии, он благоразумно оставил их при себе – лишней работой заниматься никто не хотел. Тела отца и дочери похоронили на официальном кладбище за государственный счет, а дело об убийстве ушло в архив.
43
Все лето Коля Колыма искал Черепа и Балякина. Добраться до родного Магадана блатному удалось почти без приключений – полученные от Нэхату документы оказались вполне надежными. В Магадане Колыма немного изменил внешность – ровно настолько, чтобы его стало невозможно опознать по фотографии, и встретился со смотрящим. Колыма рассказал пахану о своем побеге и предупредил, что за ним остался должок, и что пока он его не вернет, заниматься обычными делами не сможет. Батя, смотрящий по Колымскому краю, который был много чем обязан Колыме, только спросил, не нужно ли чем помочь. От помощи Колыма отказался – он еще не исчерпал собственных возможностей, а они у него были весьма обширными.
Начал Колыма с того, что с помощью подмазанных ментов из ГИБДД попытался обнаружить вездеход, на котором Балякин и Череп уехали с прииска. Однако эти поиски ничего не дали – машина как сквозь землю провалилась. Тогда Колыма напряг кое-каких старых знакомых, к которым Череп мог обратиться за новыми ксивами – ведь он все еще числился в розыске. Но и так следов найти не удалось – никто похожий на Черепа к магаданским спецам по документам не обращался. Но Колыма не собирался прекращать розыски. Он помнил, что Череп сдернул не один, а с начальником охраны прииска, бывшим режимником, у которого наверняка есть какие-то свои связи. Через них он, наверное, и организовал подельничку чистые ксивы. Значит, надо искать какой-то другой путь.
И Колыма нашел его. Он вспомнил, что Череп и Балякин увезли с собой золото и платину. От Лопатникова, обещавшего все это ему, он знал, что золота примерно пуд, а платины около пяти килограммов. Они наверняка уже обменяли все это на баксы, но умный человек, хорошо знающий теневую
