– Дядя Страх…
Если я к чему-то подобному был готов, то мою фиктивную жену чуть не переклинило.
– Господи, Сереженька, что ты говоришь? Не дядя Страх, а дядя Старх.
– Погоди, – остановил я ее. – Сергей, если для тебя непривычно произносить 'дядя Старх', можешь называть меня 'дядя Аристарх' или 'Аристарх Игоревич'. Тебе как удобнее?
– Я буду называть вас дядя Аристарх, – подумав, ответил мальчик.
– Будем считать, что это мы решили. Теперь говори: о чем ты хотел меня спросить?
– Я хотел спросить, дядя Аристарх, почему у вас наша фамилия. Вы наш родственник?
А парень вроде ничего: фигура спортивная лицо симпатичное, да и умом, кажись, не обижен, вопрос задал по существу.
– Нет, дружок, мы не родственники. Это у вас в Рагвае фамилия Вяземский редкость, а в России помимо меня у тебя сыщется еще немало однофамильцев – ясно?
Сережа кивнул головой.
– Вот и хорошо. Скажи, дружок, у тебя есть здесь любимое место?
– Да, возле озера, но одному мне туда нельзя.
– Но с нами-то, наверное, можно, как ты думаешь?
– Думаю, что можно, – поразмыслив, ответил мальчик.
Я от души рассмеялся такой рассудительности.
– Тогда вперед?
Катя хотела взять сына за руку, но тот выдернул ладошку. Катя беспомощно посмотрела на меня, но я лишь укоризненно покачал головой. Взрослого мужика, за руку, при посторонних?
В Подмосковье есть немало прелестных уголков. Пансионат, в который Катя определила сына, располагался как раз в одном из таких мест. От шоссе к нему вела ухоженная асфальтированная дорога, при въезде на которую был установлен щит с надписью, рекомендующей не пользоваться ей без уважительной на то причины. Перед въездом в поселок был установлен самый настоящий КПП со шлагбаумом и караульным помещением. Поселок обрамлял пансионат по периметру и служил дополнительной преградой от злонамеренных поползновений. Это нам объяснили чуть позже, уже на территории самого пансионата. Мудрость его устроителей – а это было частное заведение – впечатлила еще до попадания на территорию. Я имею в виду ограду, которая была выполнена в виде крепостной стены с башенками и воротами. Крепость выглядела скорее игрушечной, чем настоящей, наверное, для того, чтобы не было сходства с тюрьмой. Машину нам пришлось оставить перед воротами и топать в крепость ножками. Комната для посетителей была уставлена творениями местных Самоделкиных и увешена картинами местных художников. Пока мы осматривали экспонаты, в комнате появился молодой человек, представившийся воспитателем Сергея. Он мягко пожурил нас за несвоевременный приезд. Теперь нам придется подождать, пока у воспитанников не наступит свободное время. А пока молодой человек готов с радостью ответить на все наши вопросы, касающиеся пансионата, и, будь на то наша воля, стать гидом в небольшой экскурсии по местным достопримечательностям. Мы любезно приняли оба предложения, но только после приема у ректора.
Ректор производил правильное для такого заведения впечатление: этакий полупрофессор-полуминистр. Я был представлен как поверенный госпожи Вяземской в вопросах касающихся пребывания в пансионате ее сына, после чего скоренько покинул кабинет, оставив Катю и ректора наедине с их общими проблемами. Присев рядом с маявшимся в приемной воспитателем я учинил ему допрос касательно пребывания Сергея в пансионате. Малый держался молодцом. О воспитаннике отзывался исключительно положительно. И только когда я его уж очень сильно допек, обмолвился, что проблемы есть у всех, но таких, которые бы не поддавались решению, у воспитанника Вяземского к счастью нет. Я снова открыл, было, рот, но тут же его затворил: из кабинета вышла Екатерина. Слегка увядший от общения со мной воспитатель вновь расцвел и немедленно продекламировал Кате хвалебную оду ее изумительному ребенку. В отличие от меня, Катя осталась весьма довольна услышанным – спасибо, в ладоши не захлопала. Бросив на меня победный взгляд, воспитатель предложил перейти к экскурсии. И начал он ее с извинений. Хождение по территории родственников воспитанников во все дни, за исключением второй половины дня субботы, не приветствуется. Исключение делается лишь для зоны отдыха, куда мы с Сережей в дальнейшем и проследуем. Но не стоит огорчаться. Не имея возможности походить по городку, мы можем осмотреть его сверху. Для этого на вышке торчащей ('торчащей' это мое слово) над административным корпусом оборудована смотровая площадка.
О лестнице, похожей на ту, что ведет на вершину маяка, я мечтал зря. Если таковая и была, то не для дорогих гостей – лифт доставил нас на площадку. Небольшенькая, но симпатичная стекляшка. Не так уж и высоко над землей, зато панорамный обзор. А гид уже просит обратить внимание. Что там у него на первое? Жилая зона. Симпатичные двухэтажные коттеджи. А чуть подальше что – казарма? Для кадетов? Каких еще кадетов? Вон оно что… После седьмого класса воспитанники продолжают обучение на выбор: кадетский корпус или один из двух колледжей с гуманитарным либо техническим уклоном. Учебная зона с прекрасно оборудованными классами и кабинетами. Ну-ну… поверим на слово. Куда это гид потащил Катю? Подводит к телескопу – на площадке и телескоп есть! Предлагает найти сына среди вышедших на перемену школьников. А ведь нашла и радуется как ребенок. Спортгородок впечатляет. Крытые и закрытые площадки, корты и манежи. Говоришь бассейны? Странно если бы их не было. И каток крытый? Это уже роскошь. Что и манеж? А лошади откуда? Конюшня в поселке… понятно: ездить на лошадях можно, а навоз нюхать… Что? Утрирую? Ну, извините – увлекся. В наказание небольшая лекция о правилах общения воспитанников и обслуживающего персонала. Контакт воспитанников с техническим персоналом и охраной минимизирован. Даже кухня вынесена за территорию. Общение только с преподавателями. А что – разумно. Породистых щенков полагается выращивать в особых условиях. Господи, Вяземский, откуда столько цинизма? Самому в детстве такое не выпало? И что – обзавидовался? Ну вот, пропустил часть рассказа. Там зона отдыха – понятно…
За разговорами и смотринами время пролетело незаметно и мать, наконец, смогла обнять сына. Теперь мы спускались к озеру, которое на поверку оказалось вовсе не озером. Средних размеров пруд абсолютно не мешал окружающей природе. Мы присели на скамью. Катя ворковала с сыном, а я с удовольствием дышал свежим воздухом, изредка принимая участие в разговоре. Потом было прощание, конечно, не без женских слез и, подозреваю, не без детских тоже. Впрочем, слез Сережи я не видел, поэтому утверждать не берусь.
На следующий день я стоял на открытой террасе аэропорта, обращенной в сторону летного поля, и смотрел, как лайнер отрывается от земли и уносит в неведомую для меня даль мою нечаянную жену.
Известие о моем уходе на пенсию распространилось со скоростью телефонного разговора.
– Какая пенсия? – удивлялся мой шеф и вроде как даже друг Коля Прялкин. – Тебе лет-то сколько?
– Пенсию я, Николай Маркович, заслужил еще в прошлом году в благодарность за непосильный и тяжкий труд.
– Это как, досрочно что ли? Так бы и говорил. Что-то я не припомню, чтобы ты про это рассказывал.
– А я не припомню, чтобы ты про это спрашивал.
Шеф поморщился.
– Тебя хрен переговоришь. Ладно. Почему сразу не вышел, чего год тянул?
– Не хотел, – совершенно искренне ответил я.
– А теперь чего, захотел? Ты же еще молодой, на тебе пахать можно.
– В обед расскажу.
– Чего? – не понял начальник.
– В обеденный перерыв, говорю, расскажу, а вернее, покажу.
– Ладно, интриган, до обеда я потерплю, иди, работай.
