преследует в туфлях на острых шпильках. Я даже несколько раз оглянулась, отчаянно ругая себя за страх, но улица была пустынна и никто меня не преследовал, кроме картин, угодливо нарисованных моим распаленным воображением.
Городок пытался успокоить меня, обмануть уютом мягкого освещения. Он прятал за своей добродушной улыбкой голос, непонятно чей. То ли мужской, то ли женский… Я уже предполагала, кому может принадлежать этот голос. Но боялась признаться себе в этом, как боялась нащупать ниточку связи Родни с совершенными убийствами.
Иногда так бывает — ты отодвигаешь догадку на самый задний план, пытаясь найти более удобные для тебя решения. И все-таки она неумолимо подтверждается, и тогда хочется закрыть глаза и бежать прочь.
Вот он, дом Родни Эванса. Украшенный странными растениями, самыми обычными из которых являются рододендроны. Не обязательно прятать трупы под эти великолепные кусты. Можно просто оставить их на пляже. Или на ранчо. Все равно — кто догадается, что это сделал именно ты? Если твоя жена тебе изменяет.
Я вспомнила повесть Стивена Кинга, где он рассказывал, как индейцы чероки наказывают своих неверных жен. Они разрезали им носы. Представляете?
Я поежилась. Нелепо сравнивать Родни Эванса с индейцем. Вряд ли они похожи. Нет, Родни был цивилизованным южанином. Южанином до мозга костей. Возможно, портрет на его стене был данью его уважения идеалу настоящей леди-южанки.
Я толкнула дверь, моля, чтобы она была заперта. Тогда это не рождало бы в моей голове ассоциаций с ранчо.
Увы! Дверь открылась легко и неслышно. Как будто дом меня ждал. «Заходи, Танечка. Мы ужасно рады тебя видеть. Мы приготовили для тебя такой сюрприз, что он поразит тебя своей необычностью. Вот только не ручаемся, что он окажется еще и приятным».
Я усмехнулась. Приятных сюрпризов я и не ждала.
В кухне зажегся свет. Я облегченно вздохнула.
Быстрые шаги послышались оттуда, и удивленный голос спросил:
— Таня? Что случилось?
Он был искренне удивлен. И спокоен. Значит, таинственный голос, прозвучавший по телефону, мне померещился?
— Я просто испугалась, — призналась я.
— Чего? — продолжал недоумевать он.
Он усадил меня в кресло и присел передо мной на корточки, гладя мои руки. Честное слово, как в рыцарских романах! Мне даже показалось, что он стоит на коленях.
Я прикрыла глаза. Успокойся, Таня. Все в порядке. Но голос… Он не давал мне покоя.
Нежные руки коснулись моих губ. Я открыла глаза. Он смотрел на меня с любовью и пониманием. Нет, ты не можешь быть убийцей, почти взмолилась я. Я этого не хочу!
Я сама не помню, как я оказалась в его руках, колотя кулачком по его груди и продолжая повторять:
— Я не хочу! Не хочу! Не хочу!
— Танечка, успокойся… Пожалуйста. Ну пожалуйста!
По его взгляду я поняла, что он встревожен и ничего не понимает. Я взяла себя в руки.
— Все в порядке, — пробормотала я, уткнувшись в его плечо. — Только не надо меня так обнимать. А то Лика разрежет тебе нос, как индеец чероки.
Он рассмеялся:
— Откуда ты про это знаешь?
— Прочла, — призналась я. Хотя искушение наврать, что я воспитывалась среди чероки было велико.
— Может быть, не разрежет. Может быть, я ей уже не нужен.
— Тогда она дура.
— Нет, просто маленькая девочка. И я для нее оказался слишком взрослым и непонятным.
Я забыла про все. Мне было сейчас наплевать на все катаклизмы, происходящие в мире. Пусть агонизирует, если ему нечем заняться больше. «Все, что нам нужно, это любовь», вспомнила я любимую песенку Розалии. И правильно. И пусть все так и будет, подумала я, растворяясь в руках Родни. Позволяя себе забыть, что я — Татьяна Иванова, частный детектив, обязанный найти преступника, которым запросто может оказаться Родни Эванс.
От наводнения чувств я очнулась уже в спальне. Порыв страсти, преобразовавшись в нежность, заставлял меня теперь смотреть на Родни из-под полуприкрытых век, играя его волосами. Он терпеливо сносил мои детские забавы, снисходительно улыбаясь. Нам было хорошо.
— «Мы еще сжимали друг друга в объятьях, когда воины Апокалипсиса пустились вскачь», — процитировала я известное стихотворение Луи Арагона, вызвав у Родни восхищенное удивление.
— Что это? — поинтересовался он.
Я улыбнулась, испытав странное удовольствие от собственного превосходства.
— Так, одно стихотворение французского поэта.
Не знаю, как насчет воинов Апокалипсиса, но следующий звук заставил меня вскочить.
— Что случилось? — спросил Родни, приподнимаясь на кровати.
Я приложила палец к губам, пытаясь снова это услышать.
Какое-то время в доме царила полная тишина. Я посмотрела на портрет южной леди и спросила шепотом:
— Кто это?
Он вскинул глаза на портрет и пробормотал:
— Моя мать. Загадочная женщина.
— Она красивая, — признала я неоспоримую истину, продолжая вслушиваться в тишину.
И мои ожидания увенчались успехом.
По коридору отчетливо процокали каблучки. Я вздрогнула. Родни оставался совершенно спокойным.
— Что с тобой?
— Ничего, — попыталась улыбнуться я. — Кто-нибудь еще есть в доме?
— Да, — кивнул он, — конечно. Я забыл тебе сказать. Вчера приехала мама. Завтра утром я вас познакомлю.
Я не собиралась ждать утра. Черт побери! Вот и подсказки косточек про то, что я «недостаточно уважительно отношусь к людям пожилого возраста»!
Я вскочила, натягивая на себя джинсы.
— Куда ты?
— В туалет, — бросила я.
Он мне поверил. В самом деле — едва ли придет в голову, что женщину, только что спавшую с тобой в одной постели, буквально раздирает от желания немедленно познакомиться с загадочной миссис Эванс. То есть твоей матерью.
— Сейчас вернусь, — пообещала я, вылетая из комнаты.
Стук каблучков затих. Я знала, что сейчас она не спит. Она встревожена. И подсознательно она ждет меня. Возможно, чтобы убрать с дороги. Потому что она не знает, чего от меня ждать.
Я прошла по темному коридору, гулко разносящему мои шаги по всему дому. Остановилась перед дверью в гостиную.
Ручку надо было повернуть, чтобы дверь открылась. Я замерла, пытаясь сделать свое дыхание ровным. Сердце колотилось в груди. Я первый раз пожалела, что не взяла оружие. Потому что кто знает,
