— Сейчас приедут крутые парни в бронежилетах и всех поймают. Тебе лучше остаться.
— Но потом может быть поздно!
— Нет!
Мы молча стояли, пронзая друг друга убийственными взглядами. Первым сдался мой «жених»:
— Ладно, уговорила, пойдем вместе!
Из двух зол выбирают меньшее. Чем совсем отказаться от мысли познакомиться сегодня с виновницей моих бед, лучше потерплю «помощь и охрану» Ромы.
Мы спустились вниз по течению ручья. По дороге наткнулись на давешнего горбоносого парня, на этот раз без топора, но с двумя пустыми ведрами. Он довольно помахал ими перед нашим носом.
— Я — дурная примета! Куда путь держите?
— К медикам в гости, — ответила я. — Кстати, в примете фигурировала баба, а не парень.
— Никакой разницы. Вот доказательство: больничные работники только что собрали бутылки, погрузились на машины и отчалили по домам!
— Не может быть! — расстроилась я.
— Не верите — проверьте, — пожал плечами горбоносый.
Мы решили проверить. На то, что на небольшой полянке возле ручья побывали люди, указывали лишь брошенные окурки, обертки и примятая молодая травка.
— Опоздали.
— Ну и слава богу. Не женское это дело — рисковать жизнью из-за каких-то подлецов.
Я поморщилась. Если бы он знал, сколько раз я слышала подобные речи!
Мы вернулись к нашему костру.
Милиция приехала ровно полпятого. Знакомых среди оперов и следователей у меня на этот раз не оказалось, зато обнаружился знакомый криминалист. У него я выведала интереснейшие подробности касательно гибели Петра. Оказывается, подобную картину смерти дает отравление стрихнином, который используется в медицинской практике в качестве средства лечения вялых параличей и парезов. К сожалению, мой эксперт не знал, применяют ли стрихнин в гинекологии.
При обыске обнаружили маленький пузырек с остатками отравы: он валялся среди прочего мусора возле наших машин, и, само собой, никаких отпечатков пальцев на нем не было.
Нас помучили расспросами, а затем повезли в отделение. Я хотела улизнуть, но ни заступничество знакомого криминалиста, ни звонок от Андрюши Мельникова не позволили избежать процедуры дачи показаний в участке. А так как из «родственников» создалась целая очередь, первыми решили пропустить семейных, и я очутилась в самом конце списка, перед Львом и Романом.
Часов в восемь вечера я пила пятнадцатую чашку кофе в кабинете Гарика Папазяна, сетовала на злодейку-судьбу и жалела бездарно потерянное время. Кроме того, меня очень беспокоила мысль: известно ли уже убийце, что я не имею отношения к завещанию Гольдберга? Успели ли ей сообщить? Поверила ли? Если да, то покушения на меня должны немедленно прекратиться, а вот жизни Александра Самуиловича начнет грозить нешуточная опасность.
Эта мысль не давала мне сидеть спокойно, я ерзала на стуле и рвалась в больницу к «папе».
В комнату заглянул Роман.
— У меня две новости: одна хорошая, другая просто отличная. С какой начать?
— С хорошей.
— Нас троих сегодня принять не успеют и отпускают до завтра. Левка уже смылся.
— Ура! — Я вскочила и потянулась. — Давай другую.
— Твоему… эээ… клиенту, то есть старику Гольдбергу, стало значительно лучше, он пришел в сознание и даже начал разговаривать.
— Да ну? — я изобразила удивление. — На какие темы?
— Первым делом попросил вооруженную охрану, а затем котлету с жареной картошкой.
— Оголодал, бедолага. Но охраны он вряд ли добился. Даже если больница предоставляет такую услугу, то не в воскресенье вечером. Ему не у кого требовать, разве что у медсестер с санитарками, все начальство отдыхает.
— Что ты задумала?
— По выражению лица, что ли, догадался? Поеду в больницу.
Роман помялся, повздыхал, но предложил подвезти, и я с радостью согласилась. Как бы то ни было, рядом с ним я чувствовала себя увереннее, почти защищенной от посягательств сумасшедшей преступницы. А то вдруг не поверила она моим признаниям и прилаживает на крыше очередной кирпич.
По дороге Роман молчал, ни о чем не спрашивал и морали не читал, что для него было весьма не характерно. Видно, наши отношения и в самом деле дали трещину. Причем исключительно по моей вине, из-за моего дурацкого вранья. Сейчас корить себя поздно, но на будущее мне это будет хорошим уроком.
До первой клинической больницы мы добрались без приключений. Даже прогуляться в темноте по парку не потребовалось. Роман сунул охраннику в нос свое удостоверение, и мы преспокойно проехали на больничную территорию. Встали прямо перед входом в корпус, где находилась палата Гольдберга.
— Нас не пустят внутрь, — пессимистично спрогнозировала я, припомнив прошлое позднее посещение и войну с персоналом.
— Предоставь это мне.
Рома не зря считался великолепным адвокатом. В умении блестяще разрешать споры, недоразумения и противоречия ему не было равных, хотя немалую роль тут играли и деньги, которые он ненавязчиво, но щедро рассовывал направо и налево. Профессионал!
Мы поднялись в реанимацию кардиологического отделения. И там, не встретив никакого сопротивления, дошли до палаты Гольдберга. Дверь в нее была плотно закрыта.
— Может, они на ключ его заперли? — предположила я. — Чтобы не убежал или чтобы к нему никто не проник?
— Не может такого быть! Это незаконно! — возмутился Рома. — Я им дверь выломаю, а потом скажу, что Александр Самуилович звал на помощь.
— Может, спросим ключ в ординаторской? — предложила я, но потом вспомнила: в двери нет замка, только задвижка. — Он сам заперся изнутри! Надо покричать и постучать.
Мы покричали и постучали — безуспешно. Тогда Роман с размаху навалился на дверь. И в этот момент она распахнулась, а мой «жених» пулей влетел в палату, тут же упав на кого-то.
Я рванула следом и обнаружила, что на полу уже барахтались двое мужчин, поодаль валялся пустой шприц, а смертельно бледный больной на кровати не подавал признаков жизни.
Моментально сориентировавшись, я заорала в коридор:
— Человек умирает! Скорее! — А потом перепрыгнула через дерущихся и разъединила «систему» с иглой. Вряд ли Лев ввел отцу лекарство или яд отдельно, скорее всего «преданный» сынок добавил препарат в уже вводимый раствор.
Затем я начала делать невезучему клиенту непрямой массаж сердца, в это время Рома одолел наконец противника и вывел его вон. В палату прибежала медсестра с набором ампул в карманах и кулаках. Она одобрила мои действия, сообщила, что доктор в другом отделении, но сейчас придет, и намеревалась сделать инъекцию, но я ее остановила.
— Ему что-то ввели.
— Что? — спросила она.
Я пожала плечами, не переставая давить на грудину старика, и вновь заорала:
— Рома! Выясни у него, что было в шприце!
С пару минут, показавшихся мне вечностью, из коридора доносились лишь загадочные звуки, затем «жених» отозвался:
— Говорит, строфантин.
— Ясно, — отреагировала медсестра и отобрала несколько ампул, набрала из них лекарства и ввела в вену Гольдбергу.
Александр Самуилович крепко цеплялся за жизнь, и вскоре его сердце заработало, дыхание стало глубже, а лицо перестало походить на бездыханную белую маску. Тут явился дежурный врач и тотчас
