в работу, даже не замечали меня.
И в последнем отсеке я увидела всех тех, за кем следовала от самого «Центуриона».
«Отсек» был больше всех прочих. Он был до отказа загроможден различными приборами и всяческими стеклянными шкафчиками с банками, колбами, пробирками, ретортами, а также всевозможными металлическими конструкциями для закрепления и фиксирования последних в определенной позиции. В дальнем углу стояла огромная колба, к которой было подсоединено несколько трубочек; в колбе плавало безголовое маленькое тело.
В центре отсека стояло белое кресло, сплошь опутанное проводами, датчиками, обильно снабженное ремнями, рычагами, обвешанное какими-то трубочками, веревочками и иголочками. Возле кресла находился черный электронный пульт – самого что ни на есть современного вида, – вероятно, координирующий деятельность всех вышеупомянутых разномастных научных причиндал.
В этом кресле сидел, опутанный проводками и трубочками, со введенной в вену иглой, которой была соединена тонюсенькая белая трубочка, Сергей Клейменов.
Возле кресла, наклонившись, стоял Глеб Константиныч, а за ним, у стены, сидела Савина с телохранителем, смотрела на Клейменова-младшего и говорила:
– Витя, ты не нервничай, а лучше послушай меня...
...Как она назвала его?
Именно Людмила Александровна увидела меня первая.
Она негромко вскрикнула и привстала с бледно-зеленой кушетки, на которой сидела, и ее лицо, и без того белое, приобрело оттенок упомянутой кушетки.
Я решительно шагнула вперед, телохранитель Савиной вскочил, выхватывая пистолет – но мой выстрел был первым. Он упал с простреленной грудью, и тут же из отсеков, как бабочки на огонь, на меня выпорхнули люди в белых халатах.
– Вот и хорошо, – сказала я, направляя на них автомат. – Все к стене, руки за голову, ноги расставить!
Те повиновались, а я повернулась к испуганно таращившимся на меня доктору Глебу, Людмиле Александровне и Клейменову-младшему.
– Приятная встреча, – сказала я, приближаясь к этой милой группе. – Добрый день, господа. Я понимаю, что расстроила вашу честную компанию, но, поверьте, меня вынудили. А вы, Людмила Александровна, наверно, полагали, что я погибла... замерзла в лесу, который тут, кстати, по соседству.
Она быстро совладала с собой.
– Что вы тут делаете? – оскорбленно выпрямившись, спросила эта дама. – Вы за это ответите по закону! – И она указала на труп телохранителя у своих ног и затрясла головой.
– А за что ответите вы, Людмила Александровна?
– Я?.. – Она не находила слов.
– Да, именно вы! Ведь, если не ошибаюсь, это вы пришли к господину Бурмистрову с предложением убить собственного мужа и продать документы, в которых говорится, что в свое время господа Клейменов и Бурмистров, пользуясь служебным положением первого и криминальными связями второго, продали чеченским боевикам партию оружия? И не какой-нибудь там залежалый металлолом времен первой мировой, а самые что ни на есть последние разработки! За все эти услуги вы получили от Бурмистрова триста тысяч долларов, которые, очевидно, должны были пойти на развитие экспериментальной медицины. А самое интересное будет тогда, когда какой-нибудь не в меру любопытный эксперт получит разрешение на эксгумацию покойного Виктора Сергеевича. Хотелось бы знать, чьи останки...
– Хватит! – перебил меня сидящий в кресле человек. – Я не желаю, чтобы мне пересказывали то, что и без того прекрасно мне известно. Да, Юлия Сергеевна. Вы правы. В могиле зарыт не Виктор Клейменов. Виктор Клейменов, как я думаю, вы уже догадались, это я.
– Зачем ты все это говоришь? – воскликнула Людмила Александровна.
– А ты что, не видишь, она пришла сюда со всеми козырями на руках. – Клейменов нехорошо прищурился и добавил: – А главным своим козырем она уже воспользовалась. – И кивнул на труп телохранителя.
– Мне хотелось бы знать, Виктор Сергеевич, прежде чем вас посадят в СИЗО вместе со всей вашей дружной командой... зачем вы имитировали собственную гибель?
– А это очень просто, – невыносимо молодой Клейменов пожал плечами, – дело в том, что на меня уже покушались дважды, как я уже имел честь сообщать вам, Юлия Сергеевна. И я понял, что третье покушение поставит на мне крест. И тогда я, по совету Люды, пошел на рискованный шаг: решил имитировать свою смерть. Причем так, чтобы еще на этом и заработать. А с деньгами у меня было туго. Тогда Люда пошла к Бурмистрову со всеми доказательствами на руках, что я собираюсь сдать его и себя. Ему – крышка. Да и мне рано или поздно – тоже. Все равно Зубарев раскопал бы меня – не с той, так с другой стороны. Мне нужно было исчезнуть. И тогда Люда предложила Бурмистрову «убрать» меня, если тот даст триста тысяч долларов. Понятно? Он – заказчик, она – посредник, я – жертва. И всем выгодно. Спектакль удался на славу: машину расстреляли, и для верности, чтобы нельзя было опознать, что в машине сидел не я, а мой двойник, актер местного театра, – взорвали. А я исчез, чтобы со временем появиться под именем собственного младшего брата, все документы от которого у меня остались. Он пропал без вести несколько лет тому назад.
– А потом, – хрипловатым голосом, так не похожим на его бархатный баритон, заговорил Глеб Константинович, – а потом в игру вступил я. Это долгая история... долгая, но она хороша тем, что ее можно свести буквально к трем словам. Короче, я разработал революционную методику омоложения. Мне удалось получить вещество, которое кардинально омолаживает клетки. Нет... моя методика – не на генном уровне. А я хотел именно такого конечного результата: омолаживать воздействием на гены. Вот для этого мне нужны были деньги, как минимум сто тысяч долларов. Так что вы были правы, Юлия Сергеевна, когда шутили, что полученные от Бурмистрова доллары должны пойти на развитие экспериментальной медицины.
– А вашу отраву, Глеб Константиныч, вы получали из трупов новорожденных младенцев, которых воровали из роддомов ваши подручные?
– Да, – тихо ответил он. – В организме младенца, и тем более эмбриона, содержится вещество под условным названием альфа-фитопротеин. Его нет в организме взрослых. Выделив это вещество, я на основе его синтезировал препарат, названный мной... длинное название, в общем, я называл его аббревиатурой – GLC. Джи-эл-си.
– И сначала омолодились вы сами, – сказала я. – А теперь скажите, Глеб Константиныч... сколько действует ваш препарат и сколько его надо, чтобы вы выглядели вот так молодо? Много трупов младенцев? А если вас посадить в СИЗО, через какое время вы превратитесь в человека своих лет?
Глеб Константинович сгорбился и произнес:
– После окончания приема этого препарата... если приостановить прием, человек станет глубоким стариком уже через месяц.
При этих словах Глеба Людмила Савина буквально окаменела. А Виктор Клейменов тяжело сглотнул и хрипло – словно собственный голос раздирал ему гортань – спросил:
– А что же ты молчал об этом... гнида? – И он встал с кресла, сдирая с себя трубочки, ремни и иголочки.
– А потому что вы не давали мне рта раскрыть! – сказал Глеб. – Потому что я понял, к каким последствиям приведет мой препарат, а вы меня только подталкивали: работай, работай, на этом можно заработать миллионы долларов! Ведь зарабатывали же десятки миллионов на несчастном гербалайфе! Я хотел остановиться, но разве вы мне это позволили! – Он уже почти кричал. – Я хотел даже имитировать собственную смерть, с вашей легкой руки, Виктор Сергеевич. Да, я ошибался! Но моя работа поглотила меня, я не мог думать ни о чем другом, я искал методом проб и ошибок... я думал, я мыслил! Я думал, а вот о чем думали вы? Вы?! Вы только и думали, что о тех миллионах, которые могли бы заработать, продавая это зелье! И вот теперь получите!
– А триста тысяч долларов – это как бы начальный капитал... – проговорила я, а потом, подскочив к Клейменову и буквально отодрав его от Глеба, сорвала с пояса Виктора Сергеевича мобильник и набрала номер Грома: – Андрей Леонидович, это я. Я знаю, что вы еще в городе. Те, кого я обещала притащить с собой за жабры, – рядом со мной. Берите спецназ и приезжайте. Сейчас продиктую, где это...
