Мне приснилось, что я сижу за столом в кабинете завуча, а он стоит передо мной, держа за ошейник огромного дога. И я говорю завучу:
«Не надо приводить в школу таких больших собак. Они не поместятся под партой. Приводить можно только маленьких собак, и кошек, и ежей, и черепах, и хомяков. Но только в первый и последний раз».
«Я больше не буду», — сказал мне завуч.
И я спросил у него:
«Ведь правда, я совсем не страшный, а ты меня боялся? Ты меня не бойся!..»
И во сне мне вдруг стало так жутко, что я сказал завучу «ты», что я вмиг проснулся.
В квартире было тихо, как будто Кыш тоже заснул где-то рядом.
— Кыш! Ко мне! — позвал я, зевнув, но он не откликнулся, и его коготки часто и весело не зацокали по паркету. — Ты где спрятался? Ах ты, хитрец! Ну-ка выходи! Кыш!
Я снял ошейник, заглянул под диван в большой комнате, на балкон, в ванную, но нигде не находил своего щенка.
Сердце у меня сжалось от предчувствия чего-то страшного, когда толкнул входную дверь и понял, что она была открыта.
— Кыш! — крикнул я, выбежав на лестницу. — Кыш!
У меня в ушах звенело от собственного голоса.
— Что за сумасшедшие вопли? Ты что, один живешь в доме? — напустился на меня кто-то.
Но я взлетел на самый верх, к двери чердака, повторяя про себя: «Не может быть!.. Не может этого быть! Не может! Не может!»
Вниз я слетел ещё быстрей и спросил у лифтёрши тёти Клани:
— Вы не видели? Он не выбегал мимо вас на улицу? Мой щенок Кыш? Вы не видели?
Тётя Кланя проворчала, что не приставлена сторожить щенков.
Я обшарил весь двор, обошёл сверху донизу все подъезды, заглянул в котельную и на помойку и всё время громко звал:
— Кыш! Кыш! Кыш!
Потом я обошёл все до одной квартиры в нашем подъезде, хотя некоторые жильцы, видя меня, ругали за беспокойство, а некоторые, не отвечая, захлопывали двери перед самым моим носом.
И на каждом этаже я орал до хрипоты:
— Кыш! Кыш! Кыш! — в надежде, что он забрался в чужую квартиру, испугался, спрятался и, услышав мой голос, залает от радости. — Кыш! Кыш! Кыш!
Из всех соседей меня пожалели Кроткина и защитник дедушка Зайончковский.
Я даже позвонил в квартиру Рудика. Сразу неистово залаяла Гера, но дверь никто не открыл.
Я ещё раз спросил тётю Кланю, и она наконец припомнила, что совсем недавно услышала, как кто-то повизгивал, и похоже было, что поросёнка несли в мешке.
…Не может быть! Мой Кыш! А я спал… Спал, привязанный к батарее… Я, наверно, плохо закрыл дверь, когда Ира и Света приходили звать меня играть в штандер. Я спал и всё проспал… Не может быть!.. Только найдись, Кыш! Только не пропадай навсегда! Что же мне делать? Я всё сделаю! Я всё отдам, только бы ты нашёлся! Нет, ты не убежал, тебя украли!
Я ещё раз поискал Кыша во дворе и на улице около дома. А вдруг всё-таки сбежал? Его не видели ни дворники, которые собирали в кучу листья, ни продавщица вишнёвого напитка, ни постовой милиционер, ни почтальонша — никто! Он как в воду канул.
Я вернулся домой. В коридоре лежали кость и зелёный резиновый, прокушенный Кышем крокодил.
Я снял трубку телефона, но не знал, куда звонить.
А может, пришла мама и незаметно унесла Кыша?.. Ведь он вилял хвостом, и поднимал пыль, и оцарапал полированные ножки стола. Или папа? Чтобы спокойно бриться электробритвой и самому глодать все лучшие кости?.. Нет, так не поступили бы папа и мама. Никогда… Главное, Кыш не залаял, а то бы я проснулся… А может, он лаял и звал меня на помощь, а я крепко спал… спал… спал…
И вдруг всего меня больно пронзила догадка: это его украл бывший хозяин! Это он! Больше некому! Выследил и украл! Мы же гуляли по улицам, он и увидел! Быстрей! Надо быстрей!
Трубка тревожно и громко гудела у меня в руках. Я набрал Снежкин номер и сказал:
— Снежка? Слушай! Пропал Кыш! Да. Совсем. Нету его нигде! Была дверь открыта. Это его украл тот самый, которого оштрафовали! Помнишь, в «Крокодиле» его карточка? Небритый. Да, да. Противный. Выходи. Возьми карандаш и бумагу и жди меня там. Быстрей! Я бегу!
Какой дурак! Надо было записать тогда его адрес… А как записать, если я не умею читать и писать… Ага! Вот теперь пожалеешь, что не умеешь. Вдруг фотокарточку сняли и повесили другую?.. А мне всё время говорили: «Быстрей учись читать и писать…» Я всё равно найду этого человека!.. И я сам виноват!.. Я спал… спал… И ничего не слышал… Ой, прости меня, Кыш! А может, ты обиделся за верёвку и сам сбежал? Я же не назло тебя привязывал, Кыш!..
Я бежал по улице, не замечая, что реву, и вообще ничего вокруг не замечая, как будто вокруг была мёртвая пустота. Ни домов, ни людей, ни машин, ни деревьев…
Я налетел на столб, но мне не было больно, и на бегу вспомнил, что это тот самый столб, у которого почему-то любил останавливаться Кыш, когда мы гуляли по улице… Да, да! Тот самый столб, второй от угла, между булочной и аптекой…
Я пробежал по луже, обрызгав прохожих и сказав им про себя: «Простите, больше не буду!», завернул за угол и проехал без билета остановку на троллейбусе…
Снежка ждала меня около витрины «Крокодила». В руке у неё была тетрадка.
— Вот, переписала. Тут недалеко. Пошли. Я знаю, — сказала она.
Я посмотрел на помятое лицо человека, который украл Кыша, потому что кто же ещё, если не он, и чуть не плюнул в него от обиды.
Мы пошли к его дому.
— Алексей! Как же ты его прозевал? — спросила Снежка.
— Проспал… — признался я, и вдруг в моей голове мелькнула мысль, что, может быть, я совсем не проспал, а, наоборот, меня усыпили воры в чёрных масках. Они впрыснули в квартиру жидкость, от которой уснул папа, когда ему делали операцию. Я от неё захрапел. Кыш тоже. И его спящего унесли в машину, и машина стрелой вылетела из нашего двора.
Я рассказал о таком подозрении Снежке. Она слушала, раскрыв рот, и под конец сказала:
— Ой, как интересно! Рассказывай, что было дальше!
— Потом я проснулся, и всё, — сказал я. — И ничего интересного в этом нет…
Наконец мы подошли к дому, в котором раньше жил Кыш.
— У тебя нос красный от рёва и глаза мокрые. Вытри их, — сказала Снежка, когда мы поднимались по лестнице…
