— Испанский король, теперь он император Карл Пятый. Все решил голос четвертого электора.
— Чешского? — спросил Сигизмунд.
— Вы угадали, ваше величество. От имени вашего племянника Людвика я посоветовал пражскому посланнику отдать свой голос за Карла.
— Стало быть, это вы, епископ, решили дело в пользу Карла? — продолжал расспросы король.
— Можно и так сказать, ваше величество.
Епископ хотел еще что-то добавить, но королева чуть не подскочила с места.
— То есть как это? — спросила она. — Не понимаю, ваше величество, — без нашего на то согласия?
Сигизмунд молчал, но епископ продолжал свои объяснения.
— Я голосовал, помня тайный наказ вашего величества, данный мне перед отъездом.
— Тайный наказ? В поддержку Габсбургов? — Королева, казалось, была не просто удивлена, она кипела от гнева.
— В поддержку короля Испании, — возразил Джевицкий.
— Но, светлейший государь, — продолжала Бона, — мне трудно поверить, что польский король, имея возможность выбора между французом и немцем, предпочел немца.
— Почему трудно? Чем же Валуа лучше?
— Они не так опасны для нас, как те, крестоносцы. Французы дальше от нас.
— Однако!.. — сказал король и умолк. Бона не желала сдаваться.
— Карл — это династия Габсбургов. А они давно зарятся на мое италийское наследство. И на герцогство Бари.
— Но разве не от них год назад я получил чудный лик… — начал король.
Бона презрительно скривила губы.
— Ах! — хотела было вставить она слово, но Сигизмунд продолжал:
— …и известие, что герцогиня Бона, принцесса, согласна стать моей женою.
— Если даже благодаря им я и стала польской королевой, то у них были причины отправить меня подальше от италийских герцогств. Я не слепая и знаю, чего стоит их расположение.
— Вы сердитесь, светлейшая госпожа, вы несправедливы, — пытался смягчить ее король.
— Я — Бона Сфорца. И не верю Габсбургам ни на грош. Сигизмунд неожиданно встал и, кивнув головой Джевицкому, направился к дверям. Он остановился на секунду, обернулся и сказал спокойно, но решительно:
— В вашем роду в гербе дракон, вам следует знать, что дракон обитает и на Вавеле. И еще неизвестно, который из них окажется сильнее.
Он вышел, а Бона, глядя с изумлением на епископа, спросила:
— Я не понимаю. О чем сказывал король? Джевицкий выглядел смущенным, но не уклонился от ответа:
— Он вспомнил про вавельского дракона.
— Санта Мадонна! Я живу здесь скоро год и вдруг узнаю, что тут водится какое-то чудище.
Какой-то страшный дракон. Что это значит? Откуда вы слышали, что мне предсказывал маг?
— Теперь я могу сказать: не понимаю… О предсказаниях мага я и не слыхивал. Но зато знаю легенду о злом драконе, обитавшем на Вавеле. Он уносил лучших юношей, и его отравили горожане, подмешали в еду яд.
— Он был отравлен?
— Да.
— Стало быть, это только легенда? — спросила она, уже успокоившись.
— Конечно, легенда, — ответствовал Джевицкий с улыбкой.
— И все же я не пойму, почему вы были лишь советником пражских послов и не могли проголосовать от имени его величества, опекуна несовершеннолетнего Людвика?
— Чехи преждевременно объявили о совершеннолетии своего короля. Я мог только советовать, но, положа руку на сердце, скажу, что ни король английский Генрих, ни французский Франциск не получили бы поддержки четырех электоров из семи.
Бона не спускала с епископа глаз, словно бы пытаясь прочесть все его тайные мысли, разгадать криводушие, лицемерие, но епископ, хорошо помнивший последний разговор с Боной, прерванный тогда лишь случившимся с ней приступом, сейчас предупредил ее вопрос:
— Я сделал все, согласно воле его величества, желающего жить в мире и согласии с соседями, с новым императором. Но, увидев ближе деяния Габсбургов во Франкфурте, разделяю опасения вашего величества. Карл Пятый в случае войны будет не с нами, а с крестоносцами. А посему прошу вас, светлейшая госпожа, допустить и меня в круг близких вам особ, верных слуг и советников… Тем более что мне стало известно, будто Карл затеял хитрую интригу, направленную против вас, ваше величество.
— Какую же?
— Я предпочел бы говорить об этом не здесь.
— Жду вас, ваше преосвященство, не позднее чем через час в моих покоях…
На другой день король, вызвав Джевицкого к себе, принял его любезнее, чем обычно, и сказал:
— Я хотел бы держать сегодня совет с вами и с Тарновским. Любопытно мне было бы услышать мнение моих советников, каковы будут наши дела в Европе после избрания Карла Пятого. Так ли вы судите о сем, как королева, или иначе?
Джевицкий постарался не отвечать на вопрос короля прямо.
— Королева — кладезь учености, — сказал он. — Я слышал, что она знает на память четыре книги «Энеиды» и много писем Цицерона. Читает наизусть стихи Овидия и Петрарки. У нее живой и быстрый ум.
— А темперамент южный, — проворчал король.
— О да, она, быть может, несколько горячего нрава, но хорошо знает, чего хочет.
— Пока — Тарновскому о ее неприязни к Габсбургам ни слова… он…
В эту минуту в королевские покои вошел Тарновский, Сигизмунд на мгновение умолк, затем после обычных слов приветствия, спросил:
— Вы, должно быть, уже слышали, что Карл выбран императором?
— Это добрая весть, — отвечал Тарновский и, обращаясь к Джевицкому, продолжил: —Радуюсь, что вы ее нам привезли, ваше преосвященство.
— Теперь Испания, Нидерланды и все княжества немецкие в одних руках. Каково будет ваше суждение на сей счет? — поинтересовался король.
— Мы получили могучего союзника, в государстве которого никогда не заходит солнце. Нам легче будет отразить нападения крестоносцев и турок, потому что иные опасности ныне нам не угрожают.
— Королева находит, что куда больше толку было бы в франко-турецком союзе. Против Габсбургов.
— Если и против, то с кем? Не вижу других союзников. Простите, ваше величество, но устами королевы говорит неприязнь.
— Неприязнь? С чего бы?
— Есть на то причина. Недавно умершая королева Неаполя Иоанна отписала в завещании изрядную толику денег родственнице своей — Барийской герцогине. Карл отказался подтвердить завещание Иоанны и — соответственно — выплатить деньги.
— Отказал?! Не думаю, чтобы супруга моя знала об этом уже в день приезда послов.
— Тотчас по приезде, — вмешался в разговор Джевицкий. — Я поведал о сей неприятной истории канцлеру ее королевского величества.
— Доктору Алифио? Италийцу?
— Да, ему.
— Гм… Стало быть, знала… Это меняет положение вещей, — признался король.
— И я так полагаю, ваше величество, — добавил Джевицкий. — Карл Пятый нарушил взятые им перед выборами обязательства по поводу неаполитанского наследства.
— А был ли он посредником между нами и крестоносцами, как обещал?
