женщина эротично снимала носки. Не чулки, не гольфы: обычные белые носки с мелким голубым цветочком и желтой каймой.
— Ты выбрал край, потому что я — лунатик? — Спросила, забираясь к нему.
— Нет. — По тону показалось, что он забыл об этом. — Я не выбирал.
Я склонила голову, садясь сбоку от него в идентичной позе.
— Я по диагонали сплю. Даже не собирался выбирать.
— А как же я? — Улыбнулась я.
Он снова сделал задумчивое лицо. Пожал плечами: посмотрим. Я обернулась к стене и выключила, наконец, бра.
— Ты совершенно необыкновенно сказала на днях: садись, калека.
Я засмеялась. Я не смотрела на экран, лишь на него. На лицо, на гипс, на пресс под ним, отсвечивающий от экрана, на дугу спины. На синяки на ребрах. И сзади и спереди. Кажется, я потихоньку привыкала к нему.
— Если ты ожидаешь, что я скажу: ложись, калека, — то извиняй. Не в этот раз.
Развернувшись, он улыбнулся. Приподнялся, перебрался за меня. Сжал коленями мои бедра. Я выгнула спину, отстраняясь от шершавого гипса. Услышав щелчок заколки, обернулась к нему. Тут же послышался тихий удар.
— В кресле найдешь. — Проговорил за ухом, целуя. Спустился губами к шее. — Сильно карябается?
— Нет.
— Что ты думала час назад? — Он продолжал целовать шею и плечо. — Из-за каких мыслей тебе стало стыдно?
Единственной рукой гладил левое плечо, живот. Когда теплая ладонь обхватила грудь, я выдохнула. До нее только маммолог дотрагивался. Но у того руки были жестче. И тогда мне было страшно. Не намного страшнее, чем сейчас. Но не неуютнее.
— Что? — Переспросила. Он явно что-то спросил.
Чуть сдвинувшись влево, он дотронулся до подбородка, поворачивая к себе. В глазах играло отражение экрана.
— Я спросил: достаточно ли ты напилась, чтобы отдаться «уроду»?
В недоумении я открыла рот. Он не отнимал ладони от лица. Большой палец гладил щеку, подбородок, губы. Нажал на нижние зубы, провел, будто проверяя остроту. Я усмехнулась. Острые. И напилась я достаточно.
Вынув палец изо рта, он обхватил голову, привлекая к себе. Я закрыла глаза:
— Марк…
Мы договорились.
Он замер на мгновение, поцеловал подбородок, скулу, шею. Когда сжал пальцами сосок, показалось, что он напрямую связан с маткой: как реле… Я развернулась к нему, садясь на его колени. Остановила взгляд на смотрящем на меня пенисе. Просто агрегат для изучения, снятия статистических данных и описания. Марк наблюдал за мной.
— Хорошо, что ты не ответила…
— Что? — Я подняла взгляд. — На что?
Он улыбнулся, придвигая к себе. Обняв лицо ладонями, я поцеловала его глаза. В них было слишком много отражений.
— Лида…
— Ой. — Я виновато посмотрела на синяк на ребрах, на который нажала. — Прости.
Я хотела быть ближе. Вплотную. Я забыла о них.
Опустив голову, сжала его запястье и отодвинула ласкающую руку. Марк замер. Я держала его руку. Он не двигался. Когда я подняла взгляд, просто, смотрел. Может, насмешливо, чуть склонив голову. Когда я разжала пальцы, вернул на прежнее место. Начал водить пальцами. Не сильно, не быстро, не отпуская моего взгляда от себя.
— Тебе же наплевать на ту глупую просьбу. — Прошептал, продолжая ласкать. Я облизала губы. Мне на самом деле было наплевать… Когда палец скользнул внутрь, я закрыла глаза. Сглотнула, приподнимаясь и опускаясь снова. Почувствовала на губах его губы. Робкие, ожидающие сопротивления. Обхватила лицо ладонями, целуя. Он улыбнулся, не отрываясь от губ. Я остановилась на мгновение, чтобы поймать взгляд. Он не сразу понял. Открыл глаза.
— Развернись.
— Нет. — Качнула я головой.
Тогда Марк сжал пальцы у меня на бедре, привлекая к себе.
— Контрацепция, все дела?
Он опустил на мгновение голову, посмотрел в сторону. Вспоминает, что это?
— Не уверен. — Вернул ко мне взгляд. — Посмотри там. — Вытянул руку в сторону телевизор. — В нижнем ящике.
Я сползла с кровати, направляясь к указанному ящику. Что будет, если не будет? С чего вообще оно мне в голову пришло? Открыв ящик я уставилась на содержимое. Начала рыться среди содержимого домашней аптечки. Самое подходящее место для презервативов, ничего не скажешь. Куча маленьких плоских упаковочек вместе — самое то, чтобы провести здесь остаток ночи.
Марк за спиной включил бра.
— Есть. — Удивленно сказала я, проводя пальцем по рефленому краю.
Закрыла ящик. Направилась обратно. Взгляд сползал к ожидающему меня в полной готовности члену. Поставив ногу на кровать и облокотившись на нее, я рассматривала упаковку. Нашла место для надрыва, как на чипсах, потянула фольгу в разные стороны. Марк наблюдал с улыбкой и интересом. В какой-то момент развернулся к подушкам, положил одну на другую и отодвинул. Откинулся, наблюдая.
— Может, тебе поп-корн еще подать?
— Не откажусь. Но после.
Я забралась к нему. Отмажется, ведь. Даже отдавать не стоит…
— Инструкцию читать не будешь? — Улыбнулся.
Я подняла взгляд, сама не сдерживая улыбки. Пристроила резинку, надевая. Усмехнулась, как просто получилось.
— Приподними и до конца.
Угу. Вот оно как. Но я же призналась. Как хорошо, что я призналась…
— Слезь.
Я приподнялась, выключая лампу и выпуская его ноги.
— Ты весь такой рыжий, как Незнайка… — Прокомментировала я, возвращаясь к нему.
— Ты видела голого Незнайку?
16
После всех сценок, экспромтов и поздравлений со сцены, в актовом зале института осталось человек пятьдесят. Ни одно празднование Нового года не проходило без сумасшедших, насмешливых и откровенных игр. Начинались они, как правило, когда трезвые самоликвидировались, смывались по домам и комнатам общаги. Ставки тоже были разные. Но в итоге все опускалось к деньгам, и азарт рос. Даже, если это было пятьдесят копеек пятикопеечными монетами, ажиотаж был страшный.
Пятьдесят копеек стоило крикнуть из окна «С наступающим Новым годом, засранцы!». Крикнуть это мог, конечно же, каждый. Но отодрать бумагу со щелей между рамами и победить огромные окна — это стоило гордости и пятидесяти копеек. Да…
Дороже стоили поцелуи.
