директора срочно вызывали по какому-нибудь делу, то неожиданно созывалось важное совещание, то появлялась еще какая-нибудь причина, и прием срывался. В конце концов мать Мэрилин прекратила безуспешные попытки.
Оставался еще один способ – письма. И Линда Гринги писала, писала без конца. Из канцелярии директора компании она неизменно получала ответы безукоризненно вежливые, обнадеживающие, отпечатанные на отличной бумаге с водяными знаками компании. В письмах говорилось, что вопрос о пенсии будет пересмотрен в ближайшее время, правда, никаких конкретных дат не указывалось. Мэри уже бегала в школу, затем бросила ее и пошла работать ученицей на хлорелловую плантацию, чтобы помогать матери, а вопрос о пенсии все еще находился «в стадии рассмотрения».
Приходилось туго. Хорошо еще, что администрация разрешала служащим есть «брикеты для космонавтов» в неограниченном количестве. Часто эти брикеты составляли весь обед Линды и Мэрилин. Жаль только, что брикеты не разрешалось выносить с территории плантации.
Долог и извилист был путь Мэрилин от хлорелловой плантации к почетному титулу первой звезды экрана. Были, конечно, на этом пути и счастливые случайности и просто удачи, но главным явилось железное упорство и настойчивость Мэрилин, соединенные с незаурядным природным талантом актрисы.
Обладая добрым сердцем, она все время старалась помогать своим коллегам-актерам, менее удачливым, чем она. За это Мэрилин пользовалась неизменным уважением и любовью в мире искусства, чего нельзя сказать о других кинозвездах, заносчивых, капризных и неприступных.
Давним другом Мэрилин был Мардон Вуд, журналист из «Ньюс кроникл», весьма влиятельной газеты. Вуд не пользовался особой любовью начальства, так как считался «левым». Но тем не менее главный редактор держал его, так как Вуд был весьма способным и добросовестным журналистом.
К нему-то и решила обратиться Мэрилин.
Маленькое вечернее кафе было полупусто. Мэрилин и Мардон выбрали столик в углу, возле эстрады. Ежевечернее представление еще не начиналось, и эстрада была пуста.
За сосисками с горохом и бутылкой неплохого шабли Мэрилин успела рассказать Мардону существо дела.
– Нужно попытаться спасти этого человека, – заключила Мэрилин.
– Сколько лет Катилю Револьсу? – неожиданно спросил Мардон.
– Он совсем молод. Кажется, ему и тридцать еще не скоро будет, если вообще будет когда-нибудь.
– Бедняга.
– Понимаешь, Марди, то, что он невиновен, для меня не подлежит никакому сомнению.
– Для меня теперь тоже.
– Во всей этой истории есть какая-то непостижимая тайна, – сказала Мэрилин, пододвигая пустые тарелки официанту, убиравшему со стола. – Ясно, что покушение на Парчеллинга не случайность, а заранее обдуманное преступление. За всем этим кто-то скрывается. Кто именно? Ну, это уже дело полицейских и всяких сыщиков. Но при чем здесь Катиль Револьс? Кому нужно, чтобы погиб ни в чем не повинный человек?
– Погоди-ка, – сказал Вуд, отодвигая в сторону фужер с недопитым вином, – кажется, я начинаю понимать, где тут собака зарыта. Ты говоришь, Триллинг настаивает на смертной казни?
– Категорически.
– А между тем, не будь его злая воля, жизнь Револьса была бы спасена.
– Для этого Джону стоило бы только пальцем пошевелить, – сказала Мэрилин.
– Как же ты не поняла до сих пор! – воскликнул Вуд. – Триллинг просто ревнует тебя.
– Ревнует?
– Ну да! Ведь Катиль Револьс был в твоей группе, участвовал с тобой в съемках. А кроме того, ты так горячо ходатайствовала за него перед Триллингом. Для подозрительности Большого Хозяина этого, по- моему, более чем достаточно!
– Если это так, то какой же он негодяй!
– Негодяй, не спорю.
– Что же теперь делать? – с тоской сказала Мэрилин. – Вряд ли Триллинг отступит от того, что задумал.
– Будем бороться, – заявил Вуд, глядя на сцену, где шеренга девиц под оглушительные звуки барабана извивалась в стриптизе, подчиняясь ритму. – Триллинг могуществен, не спорю, но не всесилен же он, в конце концов?! Ведь что-то же осталось от наших демократических свобод?!
– Только тише, пожалуйста, – сказала Мэрилин, – на нас и так уже оглядываются.
– Я попробую что-нибудь сделать в своей газете, – перешел на шепот Вуд, украдкой оглянувшись. – К счастью, через четыре дня мой шеф отбывает в длительную командировку, а заместитель глуп, как сорок тысяч пней. Попробуем что-нибудь пробить! Представляешь, какая это будет пощечина Триллингу?
Рассчитавшись с официантом, Мэрилин и Мардон вышли из кафе. Их встретила сырая звездная ночь, напоенная запахами осени.
– Я провожу тебя, Мэри? – полувопросительно сказал Вуд.
– Нет, Марди, не надо. Мне хочется побыть одной. А вот, кстати, и такси.
Мэрилин свистнула, и такси остановилось.
– Звони мне почаще, – сказала Мэрилин, отворяя дверцу. – Я хочу быть в курсе. Прощай, Марди!
