Сколько прошло времени, пока не было Илько, я не знаю. Может быть, минут пятнадцать, а может быть, час. Наконец он вернулся и подал мне записку.
– Меня не пустили, – прошептал Илько. – Мне сказали «нельзя». Вот она тебе написала, пока я ждал.
– Спасибо тебе, Илько. Пойдем домой.
В ответной записке Оля писала:
«Дима! Я болею, и ко мне прийти нельзя. Спасибо, что вспомнил. До скорого свидания. О. Л.».
Несколько раз перечитал я записку. Слова «до скорого свидания» особенно обрадовали и взволновали меня. Во-первых, они говорили, что Оля скоро выздоровеет, во-вторых, что она согласна со мной повидаться и поговорить. Мне хотелось прыгать от счастья.
Через день наш «Октябрь» снова вышел в море, в очередной рейс.
РАЗГОВОР С КОСТЕЙ
Вторая половина навигации проходила в жестоких штормах.
«Октябрь» совершил еще три рейса. Стоянки в Архангельске были короткие. Дома приходилось бывать мало. Теперь мы с нетерпением ожидали отпуска. Илько мечтал о поездке к Григорию. Конечно, я собирался поехать с ним.
Каждый раз по возвращении из рейса я надеялся повидать Олю. Но мне никак это не удавалось. Или Оля все еще болела, или в те часы, когда я смотрел из окна или простаивал у своих ворот, она не выходила на улицу. Не встречал я и ее подругу.
В свободное время в море мы занимались английским языком, сражались в шахматы, читали и мечтали о том времени, когда по окончании школы получим дипломы.
Нам сообщили, что наш маленький китайский товарищ Ли с погибшего английского парохода остался в Советском Союзе и помещен в детский дом. Это известие было восторженно встречено всей командой «Октября». А мы с Костей и Илько решили в ближайшее же время навестить Ли.
Костя так и остался на «Октябре» машинистом. На пароходе его любили и уже уважали, как взрослого члена экипажа. Из-за коротких стоянок нашей футбольной команде играть почти не удавалось, но слава «классного» игрока после встречи с норвежскими моряками крепко упрочилась за Костей.
Вскоре нам пришлось расстаться с Павликом Жаворонковым. Он перешел на другой пароход и отпра вился в дальнее плавание – за границу. Признаться, мы завидовали Павлику. Нам тоже очень хотелось по бывать в чужеземных портах, посмотреть мир.
На комсомольском собрании секретарем ячейки мы избрали Костю Чижова.
Однажды между рейсами я ночевал дома. Утром, собираясь на судно, я торопливо пил чай и разговари вал с дедом Максимычем. Дед жаловался на ветреную погоду – нельзя было выехать на рыбалку.
Мама укладывала чистое белье в мой «рейсовый» чемодан. Вдруг она сказала:
– Димушка, ты помнишь у Лукинских Олю?
На нашей улице почему-то очень часто Кузнецовы назывались Кузнецовскими, Осокины – Осокинскими. О нашем дедушке можно было услышать: «Вон у Красовских дед опять рыбачить собрался».
– Помню, а что? – спросил я, вздрогнув, и почувствовал, что краснею.
Но мама не заметила моего смущения.
– Вчера ее на юг отправили, в Крым. Она все лето болеет
– Надолго?
– Пока не поправится. Вон какое опять горе на Анну свалилось.
Я знал, что Анной звали мать Оли.
– Так у нее что, чахотка? – сочувственно спросил дед и покачал головой: – В такие годы–и уже бо лезнь! Она ведь Димке-то ровесницей приходится.
– В один год родились, – подтвердила мама. Чувство глубокой тревоги охватило меня. Быстро попрощавшись, я ушел из дому с тяжелыми мыслями.
– Куда пойдете? – спросила мама, как обычно, провожая меня до ворот.
– В Онегу, мама. Это уже последний рейс.
«Октябрь» отвалил от пристани в полдень. В этот час и я, и Костя были свободны от вахты. Как всегда, во время отхода мы были на палубе.
Ветер поднимал пыль на причале, раздувал нашу одежду, разметывал над рекой дым пароходных труб.
– На море сейчас штормит, – сказал Костя, по глубже надвигая на лоб кепку. – Пойдем, сыграем в шахматы. А то в море долго играть не придется. Никакие короли и слоны на доске не устоят.
– Подожди, вот Соломбалу пройдем.
По совести говоря, играть мне совсем не хотелось. Меня не оставляла мысль об Оле. Но Костя мог уйти к себе в каюту и взяться за книгу. А мне и читать не хотелось в эти часы. Поговорить бы с Костей, вспом нить прошедшие годы, помечтать о будущем, рассказать ему об Олиной болезни.
– Костя, а ты хотел бы поехать на юг?
