— А-а-ау-у-у-я-а-а!!!
Но студент тут же оборвал его, заклеив мне рот свежим куском пластыря. Тогда я стала дергаться, как сумасшедшая, стараясь проесть глазами ненавистных мне людей, но меня быстро затолкали в ящик и закрыли на ключ.
— А у нас там свободные гробы еще остались? — услышала я обеспокоенный голос заведующего.
— Да, парочка еще есть, — ответил студент. — Когда повезем?
— Ближе к вечеру, когда жара спадет… Не беспокойтесь, Лев Моисеевич, все сделаем в лучшем виде. — Смотрите мне…
Опять хлопнула дверь, и опять я осталась одна в темноте и холоде. Теперь я знала, что меня ждет. Но умирать совсем не хотелось, да еще такой страшной смертью. Помочь мне было некому. Никому не придет в голову искать живого человека в морге, среди покойников. Босс меня бросил, урки раньше завтрашнего утра не дернутся, рассчитывая на нас, а значит, придется как-то выкручиваться самой.
Слезы градом катились по моим щекам, я до крови закусила нижнюю губу, чтобы не разрыдаться от боли и отчаяния, и начала дергать руками и ногами, стараясь не задевать стенок ящика и не привлечь тем самым к себе внимания. Надо было мне, дуре, догадаться об этом раньше, когда Родион был здесь, но теперь уже поздно сожалеть об упущенном. Пластырь, которым меня опеленали, был матерчатым, и его не так-то легко было разорвать. Я походила на мумию, что вдруг ожила и начала вырываться из тряпок, в которые ее когда-то завернули. И зачем я устроилась на эту работу? Предупреждала же Валентина, что переломают мне ноги, так оно и вышло, только еще круче. Эх, ее бы сюда, она бы всем здесь показала! Как однажды, когда какой-то черномазый попытался отобрать у нас шмотки на толкучке. Она ему, бедному, так врезала, что тот вылетел за пределы рынка на проезжую часть и его чуть не раздавил автобус. После этого к нам уже никто не подходил, в том числе и покупатели — все опасливо обходили стороной. Мы так ничего и не продали, зато от души повеселились. Хорошо все-таки, когда рядом есть надежная и верная подруга. А когда нет — очень плохо..
Примерно час я без устали крутилась волчком, пытаясь сбросить ненавистные, липкие оковы. Пот струился с меня ручьями, и это доказывало, если верить тому, что мертвые не потеют, что я еще жива. Наконец каким-то чудом, не иначе, мне удалось высвободить левую руку. Тяжело дыша, я расслабилась и стала восстанавливать сердцебиение, чтобы продолжить. Так я пролежала в изнеможении минут пять и уже взялась было сдирать пластырь с другой руки, как в комнату кто-то вошел. Я застыла, боясь вздохнуть и пошевелиться, чтобы все труды мои не пропали даром и меня по новой не запеленали, но кто-то с сопением повозился в другом конце камеры и вышел. У меня отлегло от сердца, и я с удвоенной энергией принялась за работу. К сожалению, этот ящик был предназначен только для лежащих горизонтально покойников, и согнуться в нем было практически невозможно. Руки я освободила, а ноги, мои длинные, к несчастью, ноги никак не хотели сгибаться, и, как я ни корячилась, не могла дотянуться до них и освободить от пластыря. Так я и осталась лежать, распеленатая наполовину, злая, как фурия, и страшно усталая. Не знаю, сколько прошло времени, но только меня вдруг осенило. Я подумала о том, что те, кто конструировал эти шкафы, скорее всего рассчитывали на то, что в них в основном будут лежать покойники. А мертвецам вряд ли придет в голову вскрывать замок изнутри и выбираться наружу. Поскольку я лежала головой к дверце, то просунула к ней руки и стала ощупывать замок. Снаружи он, видимо, закрывался на ключ, а изнутри просто двигался железный язычок, как у форточки. Отодвинув его, я прислушалась. Сердце мое колотилось как паровозные колеса, но, к счастью, кроме него, я больше ничего не услышала. Осторожно открыв дверцу, я схватилась обеими руками за края и начала вылезать, вытаскивая спутанные ноги. Мой ящик был третьим снизу, мне пришлось перевернуться на живот, чтобы не свалиться вниз, и только так я наконец сползла на пол. Не раздумывая ни секунды, быстро содрала пластырь и вскочила на ноги. Злоба так и пылала во мне, подбивая на безрассудный поступок: пойти и переломить хребет старику, но я удержалась. Закрыв ящик и бросив в него остатки пластыря, я подошла к двери и прислушалась. Единственным моим желанием было поскорее выбраться отсюда и никогда больше не возвращаться ни сюда, ни к Родиону. Плевать на деньги и на работу, лишь бы не похоронили заживо вместе с бомжами.
В этот момент в коридоре послышались шаги, и я замерла, спрятавшись за дверью. Она открылась, и вошел мой старый знакомый, чернявый красавец студент. Не замечая меня, он подошел к моему ящику, вытащил ключ из кармана и стал открывать, что-то насвистывая. Лучшего случая могло и не представиться. Я так ненавидела его смазливую физиономию, что была согласна выместить злобу и на его затылке. Тихонько сняв туфли, я подкралась к нему сзади и ударила костяшками пальцев в то место, где шея соединяется с черепом. Я рассчитывала лишь отключить его, но, видать, сгоряча не рассчитала силу удара и повредила позвонок: студент сразу одеревенел, так и не успев открыть ящик. Я опустила его на пол, как бревно. Парень лежал и не шевелился. Жаль, конечно, но что поделаешь — сам напросился. Жить будет, но откачают его не скоро. Забыв про туфли, я босиком проскользнула в узкий коридор и пошла наугад куда-то налево. Меня уже не смущал приторный трупный запах и не пугало присутствие покойников. Мне так хотелось выбраться оттуда! Я была готова на все, и появись сейчас передо мною сам Франкенштейн, я бы расправилась и с ним. За углом послышались шаги. Кто-то был совсем близко. Мне почему-то показалось, что это Крильман идет, чтобы убить меня. Не дожидаясь, пока он появится, я прыгнула, выбросив ногу вперед. И попала прямо в лоб… Замуховскому, когда тот вынырнул из-за угла. Он только пискнул, отлетев назад, и глаза его сразу же закатились — для старика этот удар был слишком сильным. Без видимых признаков жизни он сполз по стене на пол и затих. Я побежала дальше. Мне уже было все равно, посадят меня за то, что покалечила двоих служителей Харона, или нет. Заскочив за какую-то дверь, я попала в просторный зал, где около открытых гробов суетились санитарки, одевая мертвецов. На меня никто не обратил внимания. Еще мгновение, и я оказалась на улице.
Господи, как же хорошо на свежем воздухе и на свободе! Босая, я бежала как лань подальше от этого проклятого места. Мне хотелось очиститься от пережитого кошмара, уснуть и забыться. Но до этого было еще далеко. Добежав до первого корпуса, я увидела приемный покой, и ненависть снова охватила мой разум. Не зная, зачем, я вошла туда и спросила у сидевшей за столом сестры, как найти доктора Крильмана. Она, удивленно посмотрев на мои босые ноги, сказала, что он дома после ночного дежурства. Адрес его она не дала, и я, разочарованная, вышла на улицу, громко хлопнув дверью.
Где теперь искать этого мерзавца? Нужно было звонить боссу и спрашивать, что делать дальше. Телефон находился у другого корпуса, и я двинулась туда. Не знаю, на кого я, вся разлохмаченная и помятая, была похожа, но только все больные, которые в этот час прогуливались по скверику, бросали на меня косые взгляды и наверняка принимали за сумасшедшую, сбежавшую из психиатрического отделения этой больницы. Мне было чихать на всех и вся. Босые ноги приятно грел теплый асфальт, и мысль о потерянных туфлях, между прочим, единственных более-менее нормальных в моей скудной «коллекции», уже не так сильно терзала мою душу. Выйдя из скверика, я сначала не поверила своим глазам, а потом молнией юркнула обратно за кусты. На стоянке возле белой «Волги»-пикапа стоял Крильман собственной персоной и разговаривал с каким-то врачом. Крильман, судя по всему, собирался ехать домой после напряженной трудовой вахты. Зарывшись в кусты, я стала следить за ним с замиранием сердца, раздумывая, как бы заполучить в свое распоряжение эту жидовскую морду, чтобы побеседовать в тихом месте по душам и выяснить, где находится горемычный труп Горбатого, пропади он пропадом. Крильман был совершенно спокоен и внимательно слушал своего собеседника, облокотившись на открытую дверцу машины. Наконец тому, видимо, удалось его убедить, он посмотрел на часы, вздохнул, что-то сказал коллеге, хлопнул дверцей и пошел за ним в корпус, крутя на пальце ключи. Я даже не поверила в такую удачу. Кошкой скользнув за кустами, не обращая внимания на впивавшиеся в голые ступни колючки, я добралась до машины, подождала, когда они скроются за дверью, и, пригибаясь, подскочила к передней дверце, которую Крильман на моих глазах не запер на ключ. Дернув за ручку, я быстро пробралась внутрь, перелезла через сиденье и затаилась сзади. Теперь этот негодяй был в моих руках. Или я в его.
4
Ждать мне пришлось недолго. Кто-то стремительно подбежал к машине, хлопнула дверца, потом влез еще кто-то, мотор завелся, и «Волга» резко рванула с места.
