Черепашки-ниндзя. Бэтмэн и Волшебник

все понял, то пред­ставляет собой для кого-то опасность. В этой стране должен быть враг.

И этот враг — Хогго.

Имя пришло в голову Джонни быстро и легко, но он пока не представлял себе это­го злодея.

Джонни азартно стал сочинять дальше и вдруг остановился как вкопанный. Он сно­ва фантазирует! Это может кончиться пло­хо! Если Бэтмэн узнает...

Но, с другой стороны, — Джонни сочи­няет про себя, молча и никто о его фан­тазиях не узнает. Это совсем даже не опасно — сочинять про себя. Особенно, когда без вымысла становится невыносимо скучно.

Что это за тип — Хогго?

Во-первых, он только и мечтает спих­нуть с трона Старика и занять его место. Но сделать это не так просто.

Если человек, сидящий на троне, все по­нял, то уж наверняка знает способ, как избавиться от злого Хогго. Старик всеси­лен своими знаниями, а Хогго могуч сво­им коварством и дикой злобой.

В той стране идет нешуточная борьба. И все складывается драматично, можно да­же сказать, — трагически, потому что Старику скоро исполнится девяносто де­вять лет. Это почтенный возраст и жить мудрецу осталось немного.

А так случилось в силу объективных причин, что замены ему нет. Хогго может еще подождать немного и без труда занять трон. Но он не был бы самим собой, если бы обладал терпением. Хогго слишком долго боролся со своим противником, что­бы дать тому спокойно умереть.

Полному ненависти Хогго хочется уни­зить Старика за его олимпийское спокої - ствие и заставить признать, что знания ничего не дают. Сила человека в оружии, которое Хогго держит в руках! Никакой другой силы он не признает.

У него был неизменный попутчик по имени Чирри. Бывает так, что за тигром увяжется шакал. Этому шакалу всегда пе­репадает кусочек от обильного стола могу­щественного тигра. Обычно тигр не остав­ляет себя без ужина или завтрака. А зна­чит, и шакал будет сыт. При этом не надо самому охотиться. Тебя покормят, если ты похвалишь хозяина.

А у Чирри с детства язык был хорошо подвешен, поэтому лестные слова он нахо­дил легко и без всякого напряжения мозгов.

Этому Чирри и сказал Хогго:

— Я не дам Старику умереть своей смертью.

— О, как мудро! — закричал Чирри. — Как исключительно мудро!

Даже сам Хогго, непомерно любивший лесть, на этот раз поморщился:

— Что уж такого мудрого я сказал?

— Да как же, всесильный! Еще никто на свете так не говорил — умереть собствен­ной смертью. Другой бы выразился так — умереть по старости. А ты, мой господин, сумел выразить всю суть.

— Суть именно в том, — важно закивал Хогго. — Подданные нашей великой стра­ны должны воочию убедиться, что лучше оставаться дураками.

— Изумительно! — закричал Чирри. — Я падаю от восторга! Держите меня. Как здорово сказано — подданные. Это какое надо иметь воображение, чтобы так ска­зать! До сих пор я думал, что в нашей стране живут только трое — этот против­ный Старик на троне, лучезарный Хогго и я, единственный подданный. Теперь я вижу себя во множественном числе! Чирри — это народ. Уважайте и любите Чиори!

Что-то я не совсем понимаю, — на­пряг мысли, с которыми у него было туго, узколобый Хогго. — А кто тебя должен уважать? Может быть, я?

— И тебе не помешало бы... Все таки я — народ.

В следующий миг Чирри почувствовал, что летит вверх тормашками. Этот грубиян Хогго пинался, как чемпион по футбо­лу, и частенько принимал Чирри за обык­новенный мяч. Единственное, чего боялся Чирри — приземления на камни. В про­шлый раз он угодил в лужу. Какое бла­женство!

У Чирри была одна беда — иногда его заносило, от унизительного славословия он мог в один миг перейти к самовосхва­лению. Из-за этого недостатка ему час­тенько доставалось от Хогго, будь он нела­ден. Как бы мозги не расшибить о камни!

Приземление на этот раз было удачным. Однако это уже был Джонни. Он так заду­мался, что споткнулся о корни дерева и оказался на земле, чуть не расквасив нос.

Джонни поспешно вскочил и отряхнул костюм от пыли. Еще не хватало, чтобы кто-то увидел его падение! Оглянувшись, Джонни увидел только древнего старика, который куда-то брел, явно забыв — куда. Уж не тот ли это Старик? Уж не прогнал ли Хогго его с трона? И если Хогго завла­дел троном мудрости, то чем это грозит че­ловечеству?

Промелькнувшая мысль о Джонни очень взволновала профессора. Он не знал ни од­ного такого фантазера, как этот мальчиш­ка. Должно быть, и сны Джонни отличались яркостью, красочной и зримой силой.

Вот бы заполучить этого мальчугана!

Профессор не сомневался, что тогда его опыты пошли бы куда успешней и он об­рел бы, наконец, техническую возмож­ность переводить человеческие сны на обычную видеопленку. После этого про­фессор Олдри мог бы воскликнуть:

— Эврика!

Тут профессора осенила счастливая идея. А зачем приводить мальчика в лабо­раторию? Он ведь ни за что не придет.

Наученный горьким опытом, едва ли он позволит надеть на себя датчики и стать подопытным кроликом!

Почему бы не получить его сны на рас­стоянии? Мысль была такая удачная, что ошеломила профессора. Он минуту сидел совершенно неподвижно и смотрел в пус­тоту, потом лихорадочно стал действовать.

Двое суток профессор не спал и не ел, а безотрывно работал над изобретением и сильно преуспел в этом. Теперь ему стало ясно, что без помощи Милли ему не обой­тись. Профессор держал на ладони ма­ ленький медальон с изображением Милли. Вещичка получилась изумительной, фото­графический снимок на эмали поражал своей четкостью, Милли смотрела и улы­балась, как живая.

Не трудно догадаться, что в этот преле­стный медальон профессор Олдри вмонти­ровал крохотный передатчик. Достаточно уснуть рядом с медальоном и все сны бу­дут поступать в аппаратуру в лаборатории профессора, перерабатываться там и отра­жаться на мониторе.

Профессор позвонил дочери и спросил:

— Как поживаешь, мой цветочек?

Милли обрадовалась звонку и тут же стала говорить о Джонни, который не за­хотел с ней разговаривать.

А тебе так нужно, чтоб он отвечал? — спросил профессор.

— Папа, я поняла, что мне без него скучно, — призналась девочка. — Все мои друзья такие правильные, такие разум­ные, что зевать охота, когда их слушаешь. А когда Джонни говорит, мне бывает очень интересно его слушать. Кроме того, мне кажется, что я действительно ему нравлюсь.

— Вот как! — с трудом скрыл саркасти­ческую усмешку профессор. — Но ты же сама хотела излечить Джонни от фанта­зий. Или это уже не так?

— Это уже не так, — решительно сказа­ла девочка. — Я была глупой, когда мне его рассказы надоедали.

— А теперь ты поумнела?

— Да, папа. Представь себе. Каждый че­ловек должен быть таким, каким родился.

— И ты больше не отправишь Джонни в его фантастические миры? — насторожен­но спросил Олдри.

— Никогда, папа!

Эта уверенность дочери несколько огор­чила профессора. Но он подумал, что клятвы таких девочек, как Милли, мало чего стоят. Они также легко берут обратно свои обещания, как и дают.

Можно будет придумать потом что-то та­кое, что вызвало бы недовольство Милли, и Джонни снова