краешек дивана.
— Дорогой Майер,— сказала фру фон Хан,— мы тут говорим о нашей бедной Виктории. Ведь вы, как и я, полагаете, что ей лучше всего было бы сейчас в лечебнице.
Адвокат Майер беспрестанно потирал себе руки.
— Да, господин статский советник,— сказал он,— к сожалению, имеются признаки... Но это, конечно, должна быть частная клиника.
— Любезнейший Майер,— вступилась фру,— частные клиники слишком ненадежны. А Виктория действительно невменяема.
— Однако,— возразил статский советник,— в чем же это проявляется? Ведь должны быть какие-то симптомы...
— Симптомы,— выпалила фрекен Эмилия, у которой за время сидения на краешке дивана сделалось совсем отцовское выражение лица,— симптомов, слава богу, довольно.
— Но не выводить же их на свет божий у самой Виктории в доме,— заметила фру фон Хан.
— Лучше всего частная клиника,— сказал господин Майер,— тогда приличия будут соблюдены. Ведь о взятии под опеку в нашей семье речи быть не может.
— Почему? — спросила фру фон Хан.
— Что же нам, довести дело до семейного скандала, тетя Тереза?— сказала фрекен Эмилия, которая, следуя послушно за родителем, мгновенно переменила курс.
Доктор сидел, откинувшись назад, с таким выражением на лице, будто предавался любимому занятию — просвечиванию рентгеновскими лучами.
— Так разве,— и он неприметно улыбнулся,— опека не входит в ваши намерения?
— Господин статский советник,— ответил господин Майер,— может ли позволить себе это род, пользующийся всеобщим уважением и к тому же привлекающий к себе взоры публики!
— А самое главное,— сказала фру фон Хан господину Майеру,— опекуном-то стал бы Скоу, ведь он- ближайшая родня... А это, чего доброго, подорвало бы доверие клиентуры.
Адвокат Майер побледнел как полотно, а чиновник
сказал:
— Да, господа, во всяком случае, так продолжаться не может. Мы должны подумать о семье. Скажите мне, пожалуйста, Майер, на что она живет? Она ведь, должно быть, берет из капитала.
— Как душеприказчик...— начал господин Майер.
— Не думаю,— прервала его фру фон Хан, которую била дрожь,— чтобы сумасшедшие могли выбирать себе законных душеприказчиков...
— Извольте объяснить, что вы имеете в виду! — почти крикнул господин Майер.
— То, что я говорю! — ответила фру, тлядя прямо в его птичье лицо.
Она помолчала секунду и затем переменила тон:
— Я всегда была того мнения, что лучше всего действовать прямо и открыто. А лечебница и опека — это необходимость... Я знаю, что говорю.
— Скоу! — позвала она.
Адвокат Скоу не слышал. Зажав Вильяма Аска в угол, он говорил о концессии на железную дорогу через Амагер. О ней хлопотал один из его приятелей.
— Это же, черт побери, достойно уважения!— воскликнул господин Скоу, глаза которого несколько остекленели, язык, однако, оставался послушным.— Взял и выложил деньги на бочку! Ну скажите, дорогой, много ли найдется таких, как он, ведь нынче все за банки цепляются! Денежки на бочку наличными. Это же, черт побери, достойно уважения!
— Скоу! — снова позвала фру фон Хан.
— Да,— откликнулся Скоу и пошел, придерживаясь рукою за столы.
Фру фон Хан опять с жаром принялась развивать свои идеи, пока адвокат Скоу не сказал:
— Н-да, ну, мне-то это все безразлично. А что думает по этому поводу статский советник?
Статский советник не ответил.
— А ты-то что об этом думаешь,— снова вступилась фру фон Хан,— ведь тебе пришлось бы стать опекуном?
— Я ничего не думаю. Получить наследство — вот это было бы приятно. Не из-за денег, их будет немного.
Но когда получаешь наследство, акции твои в деловом мире сразу повышаются.
— В этом — он весь, вся его фирма,— сказал, отвернувшись, адвокат Майер.
— Что вы там такое говорите? — крикнулд фрекен Сайер из-за карточного стола.
Господин Скоу рассмеялся:
— Мы беседуем о тебе, тетя!
— Оттого мне, верно, такая удача,— крикнула в ответ фрекен Сайер.
За карточным столом закончили второй роббер и теперь подводили итоги.
— Нам необходимо принять какое-то решение,— сказала фру фон Хан.
Доктор секунду сидел молча, потом заметил:
— Что ж, семья может обратиться за советом к специалисту. Специалисты часто легче находят выход в подобных случаях. Впрочем, я не думаю, чтобы это удалось.
Он снова помолчал, а затем добавил:
— Фрекен Сайер едва ли может быть сочтена опасной для окружающих.
Барышни Хаух, игравшие в паре друг с другом, отдали фрекен Сайер ее выигрыш. Но у фрекен Сайер не было сдачи. На столе перед нею лежали лишь три монеты по двадцать крон.
— Тетушка Вик, чур, я получаю твой выигрыш,— сказала фру Лунд и побежала разменять двадцать крон у статского советника, который, оставив собеседников, Последовал за нею.
— Вот черт, не могу спокойно видеть золото,— сказал Вилли.
— Но отчего же, господин Вилли? — спросила фру Маддерсон.
— Мне думается, всякий человек моего возраста в душе — вор,— ответил Вилли.
Статский советник поднял на него взгляд.
— В самом деле,— сказал он,— у многих молодых есть в голове некий пунктик помешательства.
Вилли потянулся своим стройным телом:
— Мы, господин статский советник, в лесу играем в разбойников.
— Нет, ну этот Вилли,— воскликнула фрекен Люси,— взять так прямо и сказать!
— Что ж тут такого,— улыбнулась фрекен Минна,— а ты, Люси, что делаешь в лесу?
Господин Вилли засмеялся:
— Она строит себе шалаши.
— Хм, хм,— сказала фрекен Сайер, встряхиваясь.— Никто так не шутит, как Вилли.
— А ведь он,— заметила фрекен Оттилия,— такой нежный и любящий сын.
— О да,— сказал Вилли,— я вижу свою мать всего два раза в год. И как-никак ведь это она произвела меня на свет.
— Ух, даже не по себе становится.— Фру Маддерсон зябко передернула плечами.— Можно подумать, вы это серьезно говорите.
— Ничего, фру Майер, милочка, то бишь, Маддерсон, хотела я сказать,— заметила фрекен Сайер,— вас не убудет от его речей.
Вильям Аск сказал после паузы, продолжавшейся несколько секунд:
— Досадно, Вилли, что это не вы стали писателем. От вас мы, возможно, услышали бы правду.
— Как знать? — ответил Вилли.
— Хм, да,— сказала фрекен Сайер,— у этого мальчика острый ум. Это вам на двоих,— продолжала она, разделив свой карточный выигрыш между фру Лунд и Вилли.— Всегда ведь имеешь своих любимчиков среди родни.
— Попьем-ка чайку! — крикнула она, адресуясь к фрекен Хольм, и та отправилась на кухню, где застала господина Лауритцена наедине с кухаркой.
Когда фрекен Хольм снова ушла, господин Лаурит-цен спросил:
— А все ж таки небось тяжко бывает в таком доме?
