Девушка покачала головой:
— Мне нравятся дома, где всяк — сам по себе.
— Как вас понять, фрекен?
— Все таятся — и ты тоже,— сказала девушка и поставила чайник на поднос.
Пока господин Лауритцен обносил гостей чаем, фрекен Сайер сказала:
— А теперь спели бы вы нам одну из ваших песенок, фру Маддерсон.
— О, я ведь только так, для себя. Но если вы хотите, я с удовольствием,— ответила фру Маддерсон.
Она принялась листать «Музыкальный альбом», а все, слегка утомленные, сидели и прихлебывали чай.
И вот фру запела:
Ах, два дрозда в тени лесной Сидят на веточке одной,
Сидят, горюют до утра,
Расстаться им пришла пора.
Поют вдвоем, и ветер вдаль Уносит двух сердец печаль.
Голос фру замер, и слышно было, как фрекен Минна сказала:
— Это прелестно — послушать пение. Без этого, право, как будто чего-то не хватает.
— Да, это очень приятно,— отозвалась фрекен Оттилия, раскрыв глаза при звуках сестринского голоса,— фру Маддерсон так мило поет. И в самом деле поразительно— в таком возрасте сохранить такой голос.
Господин Майер, который в своем кресле слушал, качая в такт головою, сказал:
— Да, это талант, редкий, редкий талант. Она рождена для сцены.
Господин Скоу, стоявший рядом с чиновником, усмехнулся:
— Нет, вы только посмотрите на Майера. Вот уж воистину, каждый по-своему с ума сходит.
А фру Маддерсон, игравшая вступление ко второму куплету, обернулась к господину Майеру:
— Так, как дома, господин адвокат, я никогда не пою.
Один поет: «Моя любовь!
Прощай! Не свидеться нам вновь!»
Другой: «Любовь моя, нет сил,
Прощай! Разлуки час пробил!»
Один поет: «В чужом краю Мне не забыть любовь мою!»
Пока фру Маддерсон пела, чиновник сказал в ответ на слова господина Скоу:
— Я, со своей стороны, никогда не понимал этих отношений и, должен признаться, отнюдь не одобряю, что эта дама принята в семейном кругу.
— Да уж,— ответил Скоу,— своих юбок — хоть отбавляй!
Он подошел к барышням Хаух:
Здесь и далее — перевод Е. Суриц,
— Так как же с этим домом-то? — И он сел посредине между ними.
— Ты знаешь,— сказала фрекен Минна,— по правде говоря, мы бы предпочли его продать. И ведь мы говорили уже с Майером,— она взглянула на господина адвоката, который по-прежнему слушал с закрытыми глазами,— но нам, женщинам, понять его трудновато — уж очень он тонкий юрист.
— В самом деле?
— Ему бы только печати да всякие такие вещи,— сказала фрекен Оттилия.
— А как же,— ответил Скоу, скривив губы,— чем больше крючкотворства, тем легче соблюсти свою пользу,
— Так что мы бы, собственно, предпочли иметь дело с тобой, Альберт,— продолжала фрекен Минна.
— Ну, у меня-то — деньги на бочку,— сказал Скоу.— А формальности улаживать — поверенный есть.
— О чем вы там говорите? — крикнула фрекен Сайер, заглушая музыку.
Стоило начать музицировать, и у фрекен заметно обострился слух, как будто она пользовалась семью слуховыми трубками сразу.
— Альберта так редко приходится видеть,— ответила фрекен Оттилия.
— А он ведь всегда готов услужить,— сказала фрекен Сайер,— и так расторопен.
Господин адвокат Майер словно бы очнулся от голоса фрекен.
— Да, Майер,— заметила она, когда он вдруг поднялся с кресла,— приятно посидеть, послушать музыку, друг Майер.
А фрекен Минна поспешно сказала господину Скоу!
— Хорошо, Альберт, мы к тебе зайдем — обе. Правда, тут ведь еще и то, что с процентов мы столько не будем иметь, как от сдачи внаем.
Скоу покрутил себе усы:
— Ну, почему же, думаю, мы это уладим, надо только сбыть дом в надлежащие руки. Такую недвижимость сторговать — не самое сложное дело.
Фрекен Эмилия, выступив из-за гардины, оказалась рядом с отцом, между тем как фру Маддерсон пела дальше:
Другой: «В далекой стороне Не знать, не знать покоя мне!»
Один на запад полетел:
«Печаль — души моей удел!»
Лететь другому на восток:
«Навек прости-прощай, дружок!»
— Хм, ну вот,— сказала фрекен Эмилия,— теперь Скоу продаст Хаухов дом. Но, конечно, слушать можно ято-нибудь одно, всюду не поспеешь.
Тут господин Майер дважды тряхнул головой, точно разъяренный баран.
— Что ты можешь об этом знать? — прошипел он.
Затем он вдруг обернулся к роялю и очень громко
сказал:
— Вы уже довольно пели, фру.
— Да, господин адвокат,— ответила фру Маддерсон, и руки ее упали с клавиш на колени.
— Спасибо,— сказал Вилли из соседней гостиной, где фру Белла Скоу сидела в углу и листала альбомы.
К ней подошел Вильям:
— Уф, она поет, как игрушечная канарейка.
— А вы думали, она кто? — сказал Вилли.
— Я не слушала,— сказала фру Белла,— я тут Листала альбомы.
— Это семейные? — спросил Вильям. ..
— Да,— ответила фру Белла,— причем удивительно, до чего все походят друг на друга — и с самых юных лет.
— Правда,— сказал он.
— Есть, однако ж, и различие,— заметил Вилли,— у некоторых горб вырос внутрь.
Вильям Аск рассмеялся:
— Право, вполне вероятно, что фрекен Виктория из всех самая невинная.
— Но все же,— сказала фру Белла, глядя в пространство,— откуда все это идет?
— От тайного советника,— ответил Вилли,— вот уж третье поколение пошло.
Фру Белла вдруг рассмеялась:
— А ты, Вилли, среди них единственный джентльмен?
Вилли раскачивался всем телом из стороны в сторону.
— Послушай, Белла,— сказал он,— отчего бы тебе не влюбиться в меня хоть немножко?
— И-в самом деле,— ответила фру Белла, смеясь, — мне просто никогда не приходило это в голову. А кроме? того,— продолжала она,— это едва ли могло бы доставить удовольствие. Ты, Вилли, думаешь всегда
