— Что они делают?
— Как будто направляются сюда.
И в самом деле, очутившись на середине бульвара, обе подняли головы и посмотрели на окна комиссара.
— Надеюсь, они не станут тебя беспокоить в праздник. Да и у меня еще не убрано.
Правда, этого никто бы не заметил. Кроме подноса, все на своих местах, а на натертой воском мебели, если даже приглядеться, не заметишь и пылинки.
— Ты уверен, что они идут именно сюда?
— Сейчас увидим.
На всякий случай он решил причесаться, почистить зубы и ополоснуть лицо. Он еще стоял в спальне, раскуривая трубку, когда услышал звонок.
Надо полагать, мадам Мегрэ была не слишком любезна и на некоторое время задержала посетительниц в передней, прежде чем заглянуть к нему.
— Они непременно хотят поговорить с тобой, — прошептала она. Уверяют, что у них важное дело и им нужен твой совет. Я знаю одну из них.
— Какую?
— Маленькую и худую, мадемуазель Донкер. Она живет в доме напротив, на том же этаже, что мы, и целый день работает у окна. Эта симпатичная женщина берет заказы на вышивку у одного из торговых домов в предместье Сент-Оноре. Мне даже приходило в голову, не влюблена ли она в тебя.
— С чего ты взяла?
— Когда ты выходишь из дома, она частенько стоит у окна и провожает тебя глазами.
— Сколько ей лет?
— Сорок пять — пятьдесят. Ты не наденешь костюм?
Когда к нему приходят в половине девятого и беспокоят в рождественское утро, почему он не имеет права показаться в халате? Тем не менее, не снимая халата, он натянул брюки и открыл дверь в столовую, где стояли обе женщины.
— Прошу извинить…
Не исключено, что мадам Мегрэ и в самом деле была права. Увидев его, мадемуазель Донкер не зарделась, а побледнела, улыбнулась, потом улыбка исчезла и тотчас же появилась снова; она открыла рот, но не сразу нашлась что сказать.
Зато блондинка, которая прекрасно владела собой, произнесла не без раздражения:
— Это не я надумала явиться к вам.
— Не угодно ли вам будет присесть?
Он заметил, что блондинка накинула манто на домашний халат и была без чулок, тогда как мадемуазель Донкер оделась так, словно собиралась в церковь.
— Вы, вероятно, удивлены, что мы осмелились обратиться к вам, — начала старшая, с трудом подбирая слова. — Как и все, кто живет в нашем квартале, мы прекрасно понимаем, что это большая честь жить по соседству с вами… На этот раз она слегка покраснела и поглядела на поднос. — Мы помешали вам закончить завтрак?
— Я уже поел. Слушаю вас.
— Этим утром, или скорее ночью, в нашем доме произошло такое волнующее событие, что я тут же подумала: наш долг — обратиться к вам. Мадам Мартен не хотел вас беспокоить. Я ей рассказала…
— Вы тоже живете в доме напротив, мадам Мартен?
— Да, месье.
Она казалась недовольной, что ее толкнули на этот шаг. А мадемуазель Донкер, набравшись духу, продолжала:
— Мы живем на том же этаже, что и вы, как раз напротив ваших окон. Она снова покраснела, словно это было признанием. — Месье Мартен часто разъезжает по своим делам, но это понятно: он представитель торгового дома. Вот уже два месяца, как их девочка слегла из-за нелепого несчастного случая.
Мегрэ участливо обратился к блондинке:
— У вас есть дочь, мадам Мартен?
— Не дочь, а племянница. Мать ее умерла три года назад, и с тех пор девочка живет с нами. Она сломала ногу, упав с лестницы, и, по мнению врачей, поправится месяца через полтора, если не будет осложнений.
— Ваш муж сейчас в отъезде?
— Да.
— Продолжайте, мадемуазель Донкер.
Мадам Мегрэ прошла через ванную в кухню; было слышно, как она передвигает кастрюли. Мегрэ время от времени поглядывал на бледное небо.
— Сегодня утром я, как обычно, встала рано, чтобы поспеть к заутрене.
— И поспели?
— Да. Возвратилась около половины восьмого, потому что прослушала три мессы. Приготовила себе завтрак. Вы могли видеть свет в моем окне.
Мегрэ жестом показал, что не обратил на это внимания.
— Я торопилась отнести кое-какие сладости Колетте: в этом году у нее такое грустное Рождество. Колетта — это племянница мадам Мартен.
— Сколько ей лет?
— Семь. Я не ошибаюсь, мадам Мартен?
— Нет. Ей исполнилось семь в январе.
— В восемь часов я постучала в дверь их квартиры.
— Я еще не вставала, — сказала блондинка. — Иногда я встаю поздно.
— Итак, я постучала в дверь, но мне пришлось немного подождать, пока мадам Мартен наденет халат.
Руки у меня были заняты, и я спросила, могу ли вручить подарки Колетте.
Казалось, блондинка уже успела осмотреть все в квартире, время от времени бросая на Мегрэ пронзительный взгляд, в котором сквозило недоверие.
— Мы вместе открыли дверь в комнату.
— У девочки отдельная комната?
— Да. В квартире две спальни, столовая, ванная и кухня. Но я должна вам сказать… Нет, об этом позднее… Я остановилась на том, что мы открыли дверь.
В комнате было темно, и мадам Мартен повернула выключатель.
— Колетта проснулась?
— Да. Видно было, что она давно не спит и ждет.
Сами знаете, как нетерпеливы дети в рождественское утро. Если бы она могла ходить, то обязательно встала бы посмотреть, что принес ей Дед Мороз. Быть может, другой ребенок позвал бы взрослых. Но это уже маленькая женщина. Чувствуется, что она гораздо старше своих лет и о многом задумывается.
Мадам Мартен тоже посмотрела в окно, и Мегрэ прикинул, где расположена ее квартира. Должно быть, справа, на самом краю дома, где сейчас светятся два окна.
А мадемуазель Донкер продолжала:
— Я пожелала ей счастливого Рождества и сказала:
'Посмотри, детка, что оставил для тебя Дед Мороз в моей комнате'.
Мадам Мартен в волнении стискивала пальцы.
— И знаете, что она мне ответила, даже не взглянув на мои подарки? Впрочем, подарки самые скромные. Она сказала: 'Я его видела'. — 'Кого?' 'Деда Мороза'. — 'Когда? Где?' — 'Здесь. Этой ночью. Он приходил ко мне в комнату…'
Хорошо, что она нам это сказала, не правда ли, мадам Мартен? Будь она другим ребенком, это вызвало бы у нас улыбку. Но Колетта, как я вам уже поясняла, — маленькая женщина. Она не шутила.
'Как ты могла его видеть? В комнате же темно'. — 'Нет, было светло'. 'Он зажег лампу?' — 'Нет, у
