систему вооружения для экипажа из двух человек. Зато Котин как бы случайно, но очень удачно показал в Кубинке свою новинку — мощный колесный трактор — универсальный тягач К-700 «Кировец». Выкрашенный в ярко-оранжевый цвет гигант понравился Хрущеву, был запущен в серию и на долгие годы стал мирным символом ЛКЗ.
Репетиция показа прошла успешно. Маршал Чуйков почти не задавал вопросов и остался доволен стрельбой, на которой все цели были поражены первым или вторым выстрелом. Он только попросил заменить фанерные мишени на настоящие танки и пушки, начинить их ветошью, смоченной соляркой, чтобы побольше было огня и дыма. Тогда он не подозревал, какой эффект это произведет на впечатлительного Хрущева.
Потянулись дни в ожидании показа. В это время руководитель страны увлекся туризмом, последовательно объезжая все столицы мира.
Через месяц после генеральной репетиции показа, словно затем, чтобы заполнить затянувшуюся паузу, пожаловал на полигон первый заместитель министра обороны маршал А.А. Гречко. Он не стал слушать докладчиков, посмотрел стрельбу и велел перепланировать все показные площадки так, чтобы они располагались не вдоль основной дороги, а поперек. Трибуну, откуда гости будут смотреть стрельбу, приказал застеклить. Особое внимание уделил банкетному залу, расположенному в огромной палатке полевого госпиталя, и туалетам. Затем сел в машину, хлопнул дверцей и укатил в Москву, оставив в замешательстве руководство штаба Сухопутных войск и начальника полигона.
На следующий день заскрежетали бульдозеры, взламывая бетон площадок, заревели экскаваторы и самосвалы, вывозя бетонный лом на свалку. Работали солдаты, ругались офицеры, спорили генералы, снова размечая контуры площадок. Через две недели новые площадки были готовы, их заняла военная техпика. Все, что стояло вдоль, поставили поперек. Продолжились тренировочные стрельбы, хотя почему-то наводчики стали чаще промахиваться. Дальнейшая тренировка и неопределенность шли только во вред.
А вот что расцветало с каждым днем, так это наглядная агитация. Сразу за воротами полигона приезжающих встречали портреты членов Политбюро ЦК КПСС. Дальше вселял надежду лозунг «Наше поколение будет жить при коммунизме!» Напоминали, что «чаша коммунизма — чаша изобилия». Ну а в том, что советская демократия — самая яркая демократия земли, и так уже никто не сомневался. И на весь этот оптимизм и уверенность в завтрашнем дне смотрел с портрета улыбающийся верный ленинец Н.С. Хрущев.
О приближении показа узнали от представителя особого отдела, собравшего офицеров на инструктаж по выявлению всех подозрительных лиц во время показа. Два батальона солдат отправили в лес нарубить веток можжевельника, чтобы воткнуть их по кон туру показных площадок. Третий батальон ковырялся в кюветах дорог, выбирая окурки и подрезая лопатами траву.
Показ состоялся 22 октября 1962 г., через четыре месяца от начала подготовки к нему. С утра выдался холодный сумрачный день, из низких туч сеял мелкий дождик. В семь часов утра экипажи машин и докладчики заняли свои места. Офицеры полигона встали в оцепление.
Час прошел в ожидании первых гостей. Ими, как ни странно, оказались генералы и офицеры Политуправления Сухопутных войск. Их встречал начальник политотдела полигона. Эго был невысокий грузный человек с большой головой, красным мясистым лицом и маленькими глазками. Обычно он ходил в кителе или шинели, застегнутыми на одну пуговицу. В уголке рта, как правило, торчала по тухшая сигарета. Но в день показа начальник политотдела был неузнаваем. В полевой форме, подпоясанный портупеей и застегнутый на все пуговицы, он подскочил к машине прибывшего начальства, открыл дверцу и, не дожидаясь, пока генерал-политработник выйдет из машины, отрапортовал:
— Товарищ член Военного совета, полигон к показу готов. Начальник политотдела Кузнецов.
Сухощавый седой генерал улыбнулся в ответ на неуставную форму обращения и сказал:
— Добро, покажи нам, что у тебя готово.
Гости вышли из теплой машины на холодный сырой воздух и поежились.
Кузнецов бросился к своей машине, достал накидку и шинель. Накидку он предложил члену Военного совета, а шинель набросил на плечи полковника из политуправления. На площадках пояснения давал сам, но интереса гостей не вызвал. Гости попросили показать трибуну и банкетный зал.
Еще через час стали подъезжать «Волги», затем ЗиМы, строго соблюдая ранговую субординацию прибытия.
Один из ЗиМов остановился у солдата-регулнровщика. Из машины показался усатый маршал в круглых очках. Солдат со страху онемел и вытянул руки по швам.
— Что стоишь, как болван? Куда маршалу ехать? — грозно произнес маршал и, не дожидаясь ответа, покатил дальше.
Это был начальник Военной академии БТВ, главный маршал бронетанковых войск П.А. Ротмистров. Несколько позже, в сентябре 1964 г., на очередном показе бронетехники он выскажет отрицательное отношение к идее Хрущева уменьшить экипаж танка до двух человек. Хрущев в грубой форме прервет прославленного танкиста, в годы войны — командующего 5-й гвардейской танковой армией, крупнейшего военного теоретика, а затем снимет с должности начальника академии. Ведь Хрущев уже выдал концептуальную мысль, что с учетом наличия у потенциального противника ядерного оружия танки нужно оснащать ракетным вооружением и уменьшать численность экипажа (видимо, полагая, что так можно снизить уровень потерь личного состава танковых войск). Хрущевские «чистки» устраняли из высшего командного состава Советской Армии людей, не вписывавшихся в военную доктрину «Хрущева и К»».
За ЗиМами показались черные бронированные утюги — ЗиЛы с пуленепробиваемыми стеклами. На поле из машины вышел Л.И. Брежнев, и буквально через минуту подкатил последний ЗиЛ с Н.С. Хрущевым. Первый секретарь ЦК КПСС вышел, обнялся и расцеловался с Брежневым.
Показ начался. Хрущев внимательно слушал доклады и задавал много вопросов. Вопросы были резкие, неожиданные. Он хорошо чувствовал, когда ему говорят полуправду, и обезоруживал докладчика остроумным замечанием или каверзным вопросом. Когда ему объясняли принцип работы активной защиты танка, разрушающей подлетающий кумулятивный или фугасный снаряд, Хрущев спросил докладчика:
— Так что, теперь танки из фанеры будем делать?
Докладчик смутился и замолчал. Маршал Гречко выругался и громко добавил:
— Неправда это все!
Возможно, в тот момент Гречко был прав, потому что работы по активной защите танка только начинались. Системы «Дрозд» и «Арена» поступили на вооружение только в конце 1980-х гг., и, как показал опыт использования систем активной защиты, броню фанерой заменять не стоит.
Создавалось впечатление, что докладчики нисколько не смущались рекламным характером своих докладов и не боялись, что кто-то из окружения Хрущева может поставить их в неловкое положение.
Когда подошли к новым танкам, Хрущеву доложили, что один из них, «объект 432» Харьковского завода, сконструирован на базе принципиально новых узлов и агрегатов, еще не отработанных, но перспективных. Второй танк, «объект 167» Нижнетагильского завода, создан на основе серийных агрегатов, он дешевле, надежнее, проще в эксплуатации. Судьбу этих танков должен был решить Хрущев. Борец за самое передовое, конечно, проголосовал за танк Харьковского завода. Впоследсгвии его дорабатывали 10- 15 лет, и все же пришлось вернуться к танку Нижнетагильского завода.
Кто-то набросил на плечи Хрущева и Брежнева кавказские бурки, в которых они выглядели уж слишком карикатурно. Никита Сергеевич был весел, шутил, и когда обошел все площадки, пригласил гостей и главных конструкторов на обед в банкетную палатку. Из палатки доносился веселый голос Хрущева, поднимавшего один тост за другим, а вокруг палаток шла таинственная суета адъютантов, помощников,
