Уралвагонзавод опередил харьковчан в установке в танк мощной 115-мм гладкоствольной пушки вместо 100-мм нарезной.
По воспоминаниям Карцева, его оперативность в освоении последних научно-технических достижений и их реализации в конструкторской документации на нижнетагильские образцы вызывала негативную реакцию харьковчан, которые в этот период наряду с разработкой нового танка выпускали серийные танки по чертежам головного КБ Уралвагонзавода. Харьковчане даже написали жалобу министру С.А. Степанову на КБ Карцева, обвинив его в том, что он дезорганизует серийное производство постоянными изменениями конструкции узлов и механизмов танка.
Ситуация, в которой Морозов, перейдя из Нижнего Тагила в Харьков, оказался в роли ведомого по конструкторской документации Уралвагонзавода, разработка которой начиналась под его руководством, изобиловала курьезами.
Так, по воспоминаниям Карцева, однажды он получил из Харькова письмо за подписью Морозова следующего содержания:
«Пятый раз обращаемся по вопросу задевания инструментального ящика за крышку люка механика- водителя при ее открывании».
Карцев распорядился поднять копии предыдущих четырех ответов Уралвагонзавода» Все они оказались одинаковыми:
«У нас на заводе такого явления нет, устраните дефект уточнением положения приварки надгусеничной полки, на которую устанавливается ящик, или другими технологическими мерами».
Под первыми гремя ответами Уралвагонзавода стояла подпись самого Морозова, который вто время был главным конструктором, а под четвертым — подпись временно замещавшего его А.В. Колесникова. Тогда Карцев в пятом ответе написал:
«Высылаю копии предыдущих ответов, с содержанием которых полностью согласен».
Больше по этому вопросу Морозов к Карцеву не обращался.
О том, каковы были конечные итоги параллельного развития наших танков по принципиально различным концепциям, подробно говорилось в статье «Парадоксы отечественного танкостроения», опубликованной в журнале «Техника и вооружение» № 2–4 за 2005 г.
Следует отметить, что в выборе Карцевым концепции развития нашего танкостроения сыграли определенную роль некоторые его индивидуальные качества.
— Перед Котиным и Морозовым у меня были некоторые преимущества, — как-то поделился со мной Карцев. — Во- первых, мне, в отличие от них, довелось практически иметь дело с войсковой эксплуатацией отечественных и зарубежных танков в реальных боевых условиях; во-вторых, я позже заканчивал вуз. Многое из того нового, о чем я получил систематические знания, — автоматика, оптико-электронная техника, управляемое оружие — для них было чужим, как сегодня для меня, например, компьютерные технологии, интернет; в-третьих, — молодость, комсомол, романтика, риск; в- четвертых, — я любил разработчиков- смежников, а они — нет.
От себя добавлю, что от некоторых других известных конструкторов Карцева отличало уважительное отношение к военпредам. По моим наблюдениям, у многих разработчиков вооружения и военной техники взаимоотношения с военпредами часто носили весьма натянутый, порой конфликтный характер. Строгость и пунктуальность военпредов при проверке соответствия разрабатываемых образцов заданным тактико- техническим требованиям, оценке их эксплуатационной надежности часто воспринимались конструкторами очень болезненно, расценивались как формальные придирки и как излишние помехи на пути быстрейшего завершения работ. И мне как человеку, втечение многих лет непосредственно связанному с работой военных представительств, было приятно услышать от Карцева очень лестные отзывы о военпредах. Он с теплотой вспоминал о руководителе военной приемки в Нижнем Тагиле И.П. Скрибцове, который, по словам Карцева, любил и по-отечески опекал его, тогда еще молодого главного конструктора. Как о прекрасных специалистах, оказавших ему большую помощь в решении сложных технических вопросов, отзывался он о многоопытных руководителях военной приемки А.В. Дмитрусенко и А.И. Золотько.
В отношении с подчиненными Карцев был прост, доступен, старался учитывать их интересы и создать в коллективе хорошее творческое настроение. В то же время, будучи в душе человеком веселым, склонным к ироническому восприятию жизни, он позволял себе порой дружески посмеяться над сотрудниками.
Так, своему умному, но крайне нерешительному заместителю А.А. Вайсбруду, всегда полному творческих идей, но не способному четко принять окончательное решение, он дал насмешливое прозвище «одиннадцать вариантов».
В то же время Карцев покровительственно относился к своим подчиненным, в трудных ситуациях защищал их, не давая в обиду.
Например, он вспоминал, как однажды у него в кабинете появился некто неизвестный и представился:
— Уполномоченный НКВД по Дзержинскому району капитан Нехаев.
— Что вас интересует? — спросил Карцев.
— Вы знаете, что у Вас в конструкторском бюро много евреев?
— Конечно, знаю, — ответил Леонид Николаевич. — Я здесь работаю уже четвертый год.
— Надо их уволить, — потребовал Нехаев.
— Увольнять их я не буду, — твердо ответил Карцев. — И более того, если кто- то попытается их уволить, я буду категорически возражать. Они активно участвовали в создании танков Т-34 и Т-54, имеют допуск к секретной работе. Для их увольнения нет никаких оснований.
— Тогда нам придется поговорить по- иному и в другом месте, — гневно пригрозил уполномоченный и удалился.
Однако вскоре был арестован Л.П. Берия, а уполномоченный Нехаев был уволен из органов госбезопасности. Впоследствии, как выяснилось, он был осужден за темные дела, совершенные им в какой-то артели местной промышленности, и направлен отбывать наказание в места лишения свободы.
Но были и такие коллеги, которых Карцев недолюбливал. Так, своего подчиненного конструктора Ю.П. Костенко, возглавлявшего отдел вооружения и боевого отделения танка, он невзлюбил за то, что тот повадился ходить к начальству для решения вопросов в обход главного конструктора и вообще, по выражению Карцева, «крутиться возле высокого начальства и как можно чаще попадаться ему на глаза». В конце концов Карцев предложил Костенко подыскивать себе другое место работы. В дальнейшем это обернулось для Карцева нежелательными последствиями: Костенко, человек неглупый и энергичный, сумел высоко продвинуться по чиновничьей лестнице, заняв довольно ответственный пост в Военно- промышленной комиссии Совета Министров СССР, где доставил немало неприятностей Карцеву. В своих мемуарах, написанных Костенко после ухода на пенсию, он также постарался выставить Карцева в не слишком благоприятном свете.
Говоря о своей любви к разработчикам-смежникам, Карцев имел в виду конструкторов вооружения, комплексов прицеливания и управления огнем, двигателей и других составных частей танка. В то же время он крайне критично относился к работе отраслевого научно- исследовательского танкового института, так называемого ВНИИтрансмаша Миноборонпрома. По его мнению, этот институт не был самостоятелен в своих решениях, а «работал под начальство», т. е. придумывал научно-техническое обоснование принятых начальством волевых решений. Когда директора этого института генерала П.К. Ворошилова (приемного сына легендарного героя гражданской войны, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова) перевели в Генеральный штаб Вооруженных Сил, руководители Миноборонпрома по согласованию с отделом оборонной промышленности ЦК КПСС предложили занять эту должность Карцеву. Однако он категорически отказался. Вспоминая об этом, Леонид Николаевич рассказывал мне, что его отказ крайне удивил начальство.
— Подумайте! — убеждал его министр С.А. Зверев в присутствии зав. отделом оборонной
