теории Флисса? Почему Фрейд, всегда скромный, хвастается новой книгой как 'последним и глубочайшим словом'? Очевидно, ответ тут тот же самый, что и на вопросы, почему в 1 896 г. он хотел найти 'твердое физиологическое основание' и почему в 1990 г. забыл, что Флисс был первооткрывателем бисексуальности. Бессознательно он хотел обладать открытием своего друга, и не потому, что Фрейд в нем так уж нуждался, но потому, что в нем глубоко сидело рецептивное желание — быть питаемым другим. Конечно, при написании этого письма Флиссу он осознавал свой конфликт с ним по поводу авторства. Но он рационализирует свои притязания довольно тонко: признав, что 'сама по себе идея твоя', он напоминает Флиссу, что в те времена, когда тот был 'еще' отоларингологом и хирургом, он, Фрейд, уже открыл, что 'решение проблемы лежит в сексуальности', а тем самым открытие Флисса было лишь какой то 'коррекцией'. Но да же такая рационализация не убеждает самого Фрейд', и он пишет о принуждении 'честно просить' Флисса о прибавке к тому, что делает сам Фрейд. И в заключение говорится не в вопроси тельной, а в утвердительной форме: 'Таков следующий проект, в котором, как я надеюсь, мы могли бы вновь соединиться с удовольствием в делах научных'. Конечно, Фрейд никогда бы не написал этой книги, она целиком лежала за пределами основного направления его мыслей. Идея книги бы лапоследней попыткой вернуть Флисса на роль 'кормящей матери', а равно и подготовкой полного разрыва, если Флисс откажется принять такую роль.
За этим последовало лишь несколько писем. Флисс критикует Фрейда за план написания 'Бисексуальности человека'. Фрейд отвечает
(19 сентября 1901 г.): 'Я не понимаю твоего ответа относительно бисексуальности. Очевидно, нам трудно понимать друг друга… У меня и в мыс лях не было иного, чем привнести в теорию би сексуальности тезис о подавлении и неврозе, и тем самым показать, что независимость бессознательного предполагает бисексуальность'. Заявка на книгу 'Бисексуальность человека' оставляет совсем иное впечатление, чем трактовка, предложенная в данном письме.
Затем было несколько довольно безликих пи сем, в которых речь шла по большей части о пациентах, которых Флисс посылал к Фрейду. В последних двух письмах подробно описывается про цедура избрания Фрейда профессором Венского университета. Это сообщение кладет конец восьмилетней и самой близкой дружбе.
Третья дружба, пусть значительно менее интимная и личностная, чем с Брейером и Флиссом, — дружба с Юнгам. Тут мы обнаруживаем то же развитие: великие надежды, огромный энтузиазм и разрыв. Следует отметить, что в отношениях Фрейда с Брейером, Флиссом и Юнгам были существенные различия: Брейер был ментором Фрейда, он дал ему новую идею, имеющую решающее значение; Флисс был с ним на равных; Юнг был учеником. При поверхностном рассмотрении эти различия могут показаться чем то противоположным предположению, что во всех трех случаях взаимоотношений у Фрейда обнаруживается зависимость. Если это предположение легко принять в случае Брейера и даже Флисса, то о какой зависимости от учеников может идти речь?
Но если посмотреть динамически, то реального противоречия тут нет. Существует очевидная и осознаваемая зависимость, где личность зависит от отцовской фигуры, от 'магического помощника', от старшего и т. д. Но существует и бессознательная зависимость, где доминирующая личность зависит от тех, кто от нее зависим. В такого рода симбиотических отношениях оба человека зависимы друг от друга, с тем единственным отличием, что у одного зависимость осознаваемая, тог да как у другого бессознательная.
Такую зависимость можно увидеть, если бросить взгляд на начало взаимоотношений Фрейда с Юнгам. Фрейд был чрезвычайно польщен тем, что группа швейцарских психиатров, в том числе Блейлер, директор клиники Бургхельци, и его ассистент К. Г. Юнг активно заинтересовалась психоанализом. 'Со своей стороны, — сообщает Джоне, — Фрейд был не только благодарен за пришедшую из такого далека поддержку. Его сильно притягивала и личность Юнга. Вскоре он решил, что Юнг должен стать его преемником, и порой называл его 'своим сыном и наследником'. Он говорил, что Юнг и Гросс были единственными оригинальными умами из всех его последователей. Юнг был уподоблен Иисусу Навину, призван ному войти в те земли психиатрии, которые Фрейду, как Моисею, было дано видеть лишь издалека'. Но существовал еще один важный аспект в отношении Фрейда к Юнгу. До того времени большинство сторонников Фрейда были венцами и евреями. Фрейд чувствовал, что для окончательной победы психоанализа в мире необходимо лидерство 'арийцев'. Эта идея недвусмысленно вы сказывается им в письме Карлу Абрахаму в 1908 г. Он упрекает Абрахама за ненужные склоки с Юнгам и заканчивает письмо словами: 'В конечном счете наши собратья — арийцы нам совершенно необходимы, иначе психоанализ падет жертвой антисемитизма'.
Это мнение укреплялось у Фрейда на протяжении двух последующих лет. Во время психоаналитического конгресса в Нюрнберге в 1910 г. (эта сцена уже нами упоминалась) Фрейд 'понял все преимущества создания психоанализу более широкого базиса, чем то, что могло ему дать венское еврейство, а также необходимость убедить в этом своих венских коллег. Услышав, что некоторые из них собрались для выражения протеста в номере Штекеля, он отправился к ним и бесстрастно призвал их к подчинению. Он сделал акцент на той патологической враждебности, которая его окружает, и на необходимости внешней поддержки, дабы противостоять ей. Затем, драматическим жестом сбросив пальто с плеч, Фрейд заявил: 'Мои враги хотели бы видеть меня умирающим с голоду, они готовы снять с меня последнюю рубашку'.
Ход мысли Фрейда совершенно очевиден. Боялся он не столько умереть с голоду — 'голодная смерть' грозила его психоаналитическому 'движению', и это побуждало видеть в Юнге спасителя от бед.
Фрейд хотел полностью завладеть Юнгам, сделать его своим наследником и лидером движения.
Это желание хорошо характеризует небольшой эпизод того времени, когда Фрейд вместе с Юн гам и Ференчи отправлялся в Соединенные Штаты. Они обедали втроем, и Ференчи с Фрейдом убеждали Юнга отказаться от принципа 'сухого закона', выпить с ними стакан вина. Принцип этот был символом связи Юнга с его учителем Блейлером и другими швейцарскими коллегами. Стакан вина означал отказ от верности Блейлеру и перенос ее на Фрейда. Действительно, такое действие имело серьезные последствия для отношений Юнга с Блейлером. Насколько сильно сам Фрейд ощущал символическое значение этого питейного ритуала, говорит уже тот факт, что сразу после него он упал в обморок. Всякие сомнения по поводу психических причин этого обморока развеиваются из?за того, что в весьма похожих об стоятельствах Фрейд опять поддет в обморокR. На протяжении 1 9 1 2 г. отношения между Фрей дом и Юнгам ухудшились. Дошли вести о лекциях Юнга в Нью — Йорке, показавшие антагонистическое отношение Юнга и к теориям Фрейд? и к нему самому. Более того. Юнг уже успел высказать Фрейду, что инцестуальные влечения следует толковать не буквально, но как символы других тенденций. Они встретились в Мюнхене в ноябре 1912 г. Фрейд упрекал Юнга за нелояльность, Юнг 'покаялся', принял всю критику и обещал исправиться. За следующим завтраком Фрейд 'начал упрекать двух швейцарцев. Юнга и Риклина, за то, что они пишут статьи о психоанализе для швейцарских изданий, не упоминая его имени. Юнг отвечал, что они не видели в том нужды, поскольку это и так прекрасно известно'. Фрейд на стаивал, и, пишет Джоне, 'я помню, что он воспринимал все это очень личностно. Неожиданно для нас он упал на пол в смертельном обмороке. Могучий Юнг быстро перенес его на кушетку, где тот скоро пришел в себя'. Фрейд сам дал анализ этой реакции — обморока, он высказал мнение, что историю всех подобных приступов можно проследить вплоть до воздействия на него смерти младшего брата, когда Фрейду было год и семь месяцев. Джоне добавляет к этому 'Из сего следует, что Фрейд — в мягкой форме — представлял собой тип личности, который он сам описывал как 'того, кто терпит крах из?за успеха', в данном случае — от поражения оппонента. Наиболее ранним примером было исполнение желания — смерть его младшего брата Юлиуса'. Эта интерпретация, быть может, и верна, однако следовало бы принять во внимание, что эти обмороки можно истолковать и как символ детской беспомощности и зависимости от Матери. В пользу такой интерпретации говорит то, что многими годами раньше, когда Фрейд вместе со своим другом Флис- сом был в том же самом отеле того же города, он также падал в обморок. Фрейд описывает этот случай в письме Джоне)? 'Тут есть что то от не покоренного гомосексуального чувства' R. Куда более правдоподобна версия, что причина обмороков в историях с Юнгам и Флиссом одна и та же — глубокая бессознательная зависимость, получившая сильное психосоматическое проявление.
Следует добавить, что Фрейд сознавал свою тенденцию к зависимости, называя ее нищенскими фантазиями. Однажды он упоминает, что в Париже Ришетти, хорошо к нему относившийся и не имевший
