2010 года). Вот только несколько цитат:
– ЕГЭ выдавливает нормальный процесс обучения.
– Самому себе дороже заниматься творчеством и программой в чистом виде. Удобнее и разумнее натаскивать, что, конечно, с нормальным изучением предмета ничего общего не имеет.
– Я беру на себя ответственность за подготовку своих учеников к экзамену, меня не устраивает выхолащивание предмета, но это так или иначе происходит.
– Репетиторство теперь перетекло в школьную плоскость.
– Школьная жизнь стала однобокой с ярко выраженной ориентацией на подготовку к ЕГЭ.
– У школы сегодня действительно есть цель хорошо сдать ЕГЭ, под нее и подстраивают свой ритм.
Но если все это вообще разрушает обучение и воспитание в школе, то для преподавания литературы такая установка – смертный приговор.
Вряд ли нужно говорить, что у учителя задачи другие. Мне очень понравилось то, что сказала Ирина Роднина о телевизионном шоу, в котором профессиональные фигуристы катались с актерами: «Это не смена профессии, это смена ориентации». А смена ориентации в образовании тем более опасна.
В изданной в серии ЖЗЛ биографии Михаила Булгакова, написанной Алексеем Варламовым, есть место, которое меня особенно задело за живое: «Сохранились воспоминания Л. Е. Белозерской: «Шло 3-е действие “Дней Турбиных”. Батальон разгромлен. Город взят петлюровцами. Момент напряженный. В окне турбинского дома зарево… Елена с Лариосиком ждут. И вдруг слабый стук… Оба прислушиваются… Неожиданно из публики взволнованный женский голос: “Да открывайте же! Это свои!” Вот где слияние театра с жизнью, о котором только могут мечтать драматург, актер и режиссер».
Вот идеал урока литературы. Может быть, и недостижимый. А что еще надо? Чтобы откликнулось, отозвалось, запало в душу. И что еще вообще-то надо?
Мне часто приходится в последнее время слышать от руководителей Главобрнадзора о том, что сегодня главное, чтобы и ученик, и учитель, и родители осознали необходимость объективного и независимого оценивания знаний, полученных в школе. При этом все внимание сосредотачивается на проблемах организационных, процедурных. А суть проблемы в другом: об оценивании чего именно идет речь. А для литературы это вообще вопрос исходный, решающий.
Когда в четвертой части этой книги я писал о КТО, то говорил прежде всего об учителе. Но кто – это и преподаватели педвузов и курсов повышения квалификации, авторы учебников и методических пособий, их редакторы и издатели, составители экзаменационных материалов – все те, кто проверяет преподавание литературы и руководит им. Нужно ли доказывать, что и здесь у нас не все благополучно?
Я заканчиваю эту книгу накануне выпускного вечера 2010 года. В последние дни своего пятьдесят восьмого учительского учебного года. Я вовсе не считаю, что знаю ответы на все вопросы, поставленные временем. Искать их – наша общая задача. Но я хотел бы, чтобы эта книга заставила думать, спорить, обсуждать, искать. Потому что мы движемся к точке невозврата. В чем-то в этой книге я выступаю как врач. Но прежде всего здесь я – боль.
ПОСТСКРИПТУМ- 2
1 сентября 2010 года после тяжелого лета я начал свой пятьдесят девятый учительский учебный год.
Еще летом, в июле, на страницах «Новой газеты» спорили Дмитрий Быков и Станислав Рассадин. 5 июля Быков выступил со статьей «Последний звонок, или Отречемся и отряхнемся».
«Девяносто девять процентов мировой культуры, – утверждал он, – потеряли всю свою актуальность».
Той реальности, в которой мы еще недавно жили, больше нет. Об этом бессмысленно спорить. Общество строится по совершенно другим законам.
А потому
«пора признать, что мы вступили в эпоху молчания классики: при всем своем совершенстве она больше не отвечает на вопросы современного человека».
А раз так, то
«не говорите о недостатках внимания государства к культуре, о недостатке любознательности у детей, о кризисе образования! Поймите, что пришло другое время, новая эра, изменившая критерии и упразднившая почти все, чем мы жили. Не отягощайте детей этим наследием…»
26 июля Быкову ответил Станислав Рассадин статьей «Против течения». Рассадин хорошо понимает резоны Быкова. Больше того, он не отрицает, что «идет стандартизация в глобальном масштабе» и что «победа будет, конечно, за прагматиками». И все-таки, и все же, и тем не менее:
«культуре стремиться к “модернизации” – значит стремиться к самоуничтожению».
Оба автора газеты правы в одном: суть всех проблем в фундаментальных вопросах, в первоосновах, в истоках. Об этом и пойдет у нас речь.
В сентябрьском, девятом, как раз к началу нового учебного года вышедшем номере журнала «Знамя» напечатана статья Константина Фрумкина «Откуда исходит угроза книге». Тоже со вселенским, перекраивающим привычные представления размахом.
Автор исходит из того, что
«только в школе (в школе вообще и средней школе в особенности) культура определенного типа предстает в форме административно-принудительной силы. Только в школе людей, не склонных к чтению книг, пытаются заставить их читать. Кроме того, школа обладает высокой степенью культурного консерватизма, в то время как дети впитывают все новшества. Таким образом, именно в школе происходит столкновение арьергарда и авангарда эволюционирующего мышления».
Замечу, сам себя я не ощущаю в рядах этого самого авангарда, но уж никак не причисляю и к педагогическому арьергарду. Так что, вполне возможно, я один из последних приверженцев тех традиционных классических основ, которые, я в этом убежден, помогают понять современный мир и необычайно значимы для современности.
Но вернемся к статье и послушаем аргументы ее автора. Он считает, что наступила новая эпоха – время компьютерных и коммуникационных технологий с их возрастающей способностью к многозначности. Ведь
«дети интернет-поколения одновременно могут слушать музыку, общаться в чате, бродить по сети, редактировать фотки, делая при этом уроки».
Наступило время клипового мышления, которое
«умеет – и любит – быстро переключаться между разрозненными смысловыми фрагментами. Главное достоинство “клипового восприятия” – большая скорость обработки информации».
«Очевидно, что “клиповое мышление” – то есть усиленное развитие навыка быстрого переключения за счет длительного сосредоточения – более соответствует той информационной среде, в которой живет подросток. Развитие цивилизации явно предполагает необратимый сдвиг данной пропорции в пользу умения переключаться. И бороться с клиповым мышлением – не значит ли приспосабливать учеников не к реальности, а к системе образования, закрепляя разрыв этих систем, отрыв учащегося и школы от господствующего образа жизни?»
«Нет сомнений, что, как бы это ни хотели люди предыдущих поколений, такая педагогика в новую эпоху выжить не сможет».
Итак, побеждает «потребность культуры в разрозненных фрагментах информации», «разложение смысла на несвязные фрагменты», «наборы фрагментов из книг». Происходит замена «эстетики прагматикой». И вообще «на место романов и поэм приходят справочники».
«Итак, причинно- следственная цепочка перемен в культуре примерна такова. Доминирование прагматики в образе жизни, столкновение с реальной действительностью порождают ускорение ритма усвоения информации и разрушают однородность ее содержания, разбивая ее на множество разностильных фрагментов».
Сам я всю жизнь стремился научить читать медленно и не спеша вдумываться в слово писателя: «Служенье муз не терпит суеты». Увы, не всегда это получалось. И все-таки получалось. Перечитываю письмо, которое два года назад передала мне на выпускном вечере ученица: «Спасибо за то, что научили читать по-другому. Вы научили видеть то, что написано между строк, придавать значение тому, на что я бы никогда не обратила внимания. Вы научили видеть мир по-другому». А недавно мне позвонила моя ученица, профессор-китаист, из Китая. У нее только что вышла книга, где она сравнивала два текста тысячелетней давности. И она сказала мне, что, хотя то, что она сделала в этой книге, бесконечно далеко от того, что мы делали в школе, но книга эта началась именно с наших школьных уроков литературы.
Но главное все-таки в другом. Задача школы не только и не столько в передаче информации. Она учит думать, самостоятельно мыслить, по-иному смотреть на мир. А литература, уроки литературы обогащают мир чувствований, эмоциональную культуру, учат понимать язык искусства. Могут сказать: «Ну и пусть Константин Фрумкин ратует за клиповое мышление (хотя и делает это не в клиповой, а
