Как блондинка, ты, осень, любима За настурции губок, за всё… Пьяных звезд началась пантомима, Пьяный ветер опять режиссер. Ох, банкиру так злато не дорого, Как поэту издохший листок. Нет ни друга теперь, нет ни ворога У моих отлетающих строк… Будет завтра опять, как сегодня, Кувыркаться вот эта звезда. Что на свете свежей, что свободней Крыльев ветра, чей путь – никуда.
25
На что душа, – а я строками В ее бумажный барабан. И тела бел горючий камень, И вечер нож к моим губам. И с холма сердца голубого Стекают слов моих стада. И паром млечным пахнет слово, Иначе значит, чем всегда. И в небе золотые жилки Стучатся пульсом золотым, И чудится, что вечер жидкий, Что мертвой зыбью мир застыл.
26
Распустила постель кружевная Лепестки снеговые белья. В ней, тычинки лучей раздвигая, Забарахталась крошка моя. Как положено ей, закричала, Заорала на комнату всю. Пью до дна золотого бокала За любимую Тамарусю. Покупать я ей стану игрушек, Всё пичужек да крошечных дам. Чтобы старые формы разрушить, В пионеры малютку отдам. Расскажу ей, далеко на юге, Где морей голубые бои, Пляшут в горах лиловые вьюги, О зарю точат крылья свои. Там лежит, и не дружен ни с кем он, И о зле уж не думает он, И прекраснее ангела демон, Оттого, что в Тамару влюблен
27
Вот здесь бродил я одиноко, Грустил ребенком в роще той. Заря причесывала локон Своей гребенкой золотой.
