прикрикнул на лошадей, которые тотчас ускорили бег, фургон, грохоча и постукивая, покатился быстрее, и дорожная пыль беспрепятственно проникла сквозь щели в полу в пыльную солому. Семеро ребятишек и большая собака круглыми глазами уставились на мальчиков. Самый старший сказал:
— Посмотрите на их смешные шляпы, — и все семеро покатились со смеху.
— А тебе что за дело? — рассердился Исо.
— Это наш фургон, вот что за дело, а если тебе не нравится, то можешь уходить, откуда пришел.
И они продолжали потешаться над их одеждой, а Лен злился. Босоногие, оборванные ребятишки от души потешались над своими гостями. А Лен и Исо старались не обращать внимания на их насмешки: четыре мили пешком — слишком длинный путь для ночной прогулки.
Дружелюбная собака тут же облизала их с головы до ног и смирно сидела рядом до тех пор, пока они не покинули фургон.
Лен представил, как эта полная женщина будет кататься по земле, и ее муж вместе с ней. Подумав о том, как глупо они будут выглядеть, Лен захихикал и сразу перестал злиться на желтоголовых ребятишек.
Наконец они выехали на огромное поле, оканчивающееся возле небольшой речушки с низкими берегами. Во время засухи река обмелела, и сейчас была не более двадцати футов шириной. Лен отметил, что народу здесь не меньше, чем на ярмарке. Люди собрались в центре, расставив вокруг повозки. Один из самых больших фургонов с отвязанными лошадьми стоял чуть в стороне, ближе к речке. Все, как один, будто завороженные, смотрели на человека, возвышавшегося на этом фургоне, освещенном пламенем огромного костра. Черная, как вороново крыло, борода доходила ему почти до пояса и развевалась, когда человек оборачивался или вскидывал голову. Пронзительный и необыкновенно высокий голос не вязался с тем, как четко и убедительно произносил он каждое слово. Казалось, короткие веские предложения вонзаются в воздух и доходят до каждого слушателя.
Прошла минута, прежде чем Лен осознал, что этот человек читает проповедь. Происходящее совсем не было похоже на субботние молитвы в Пайперс Ране, где каждый мог подняться и говорить с Господом или о Нем. Лен пристально всматривался в темноту, высунувшись из фургона. Задолго до того, как колеса полностью прекратили вращение, Исо подтолкнул кузена: “Пойдем!” и соскочил на землю, минуя подножку. Лен последовал за ним. Хозяин что-то сказал им вслед о Слове, а семеро ребятишек состроили рожицы.
— Спасибо вам большое, — вежливо сказал Лен и убежал, догоняя Исо.
Исо прошептал:
— Думаю, мы сможем пробраться ближе, только постарайся не шуметь.
Лен кивнул. Они поспешно обошли повозки и увидели каких-то людей, явно предпочитавших остаться незамеченными. Они стояли среди фургонов, не пытаясь приблизиться к толпе, и их силуэты четко вырисовывались на фоне костра. Некоторые были без шляп, но их выдавали покрой одежды и волосы. Так же, как Лен и Исо, они были нью-меноннайтцами. Лен догадывался, каково им сейчас. Ему и самому не очень-то хотелось быть узнанным.
По мере того как мальчики приближались к реке, голос проповедника становился все громче, в нем было что-то резкое и волнующее.
— …обратились в чужую веру. И вы об этом знаете, друзья мои. Вам рассказывали отец и мать, ваши деды исповедовали ее. В сердцах людей зарождались порок и богохульство, и вожделение…
Лен содрогался от волнения. Он осторожно пробирался между колес и лошадиных ног, с трудом сдерживая дыхание. Наконец мальчикам удалось найти подходящее укрытие между колесами одной из повозок, и теперь от проповедника их отделяло всего несколько ярдов.
— Они испытали вожделение, братия, вожделение ко всему новому и непонятному. И увидел это Сатана, и ослепил глаза их, небесные глаза души, и предались они удовольствиям, душу разлагающим, словно дети малые несмышленные. И забыли Господа нашего.
Стенания волной прокатились над теми, кто сидел на земле. Лен судорожно вцепился двумя руками в деревянные колесные спицы, просунув между ними голову.
Проповедник приблизился к самому краю фургона. Ночной ветерок играл его бородой, длинными волосами, а позади горел костер, выстреливая дым и искры. Глаза человека горели, и он повторил, до крика повысив голос:
— Забыли Господа!
И вновь рокот и стенания. Сердце Лена бешено стучало.
— Да, мои братия. Они забыли. Но забыл ли Господь о них? Нет, повторяю вам! Он не оставил их. Он видел все их прегрешения. Он видел, что дьявол завладел их душами. Он видел и то, что им это нравится, да, друзья мои, нравится! Следуя за Сатаной и Предателем, они оставили путь праведный ради пути грешного. А почему? Потому что путь Сатаны легкий и гладкий!
Лен совсем забыл об Исо, прижавшегося к земле позади. Он с открытым ртом смотрел на проповедника, и глаза его блестели. Казалось, его голос, словно кнут, стегает нервы Лена, о существовании которых он и не подозревал раньше, и он сердито повторял:
— Продолжай, ну же, продолжай!
— И каковы были деяния Господа, когда Он увидел, что дети Его отвернулись от Него?
Стон, рокот и стенания переросли в страшный рев.
— И сказал Он: “Они согрешили! Они попрали Мои законы, Мои пророчества, предостерегавшие их в старом Иерусалиме от роскоши Египта и Вавилона. Они превознеслись в гордыне своей. Они взошли на небеса — Мой трон, они вскрыли Землю — подставку для ног Моих, они лишились священного огня, до которого лишь Я осмеливаюсь дотронуться”. И сказал Господь: “Я милосерден. Да очистятся они от грехов своих”.
Стенания усилились, повсюду видны были воздетые к нему руки, поднятые к небу головы.
— Да очистятся они! — воскликнул проповедник.
Он дрожал от волнения. Костер внезапно выстрелил в темноту сотнями искр.
— Таково было слово Господне, и покарал он их за грехи страшной карой. И сгорели они в огне, который сами же разожгли, и рухнули гордые башни от блеска врат Господних. В голоде, страхе и жажде покинули отцы и деды ваши грешные города — места пороков и искушений — и стерли с лика Земли города проклятые, аки Содом и Гоморру.
Голос проповедника вновь упал до страшного, но всеми слышимого шепота:
— Мы спасены милостью Господней, так отыщем же стезю Его, дабы следовать ею до конца жизни своей!
— Алиллуйя! — ревела толпа. — Алиллуйя!
Проповедник воздел руку к небу, и толпа утихла. Лен, затаив дыхание, ждал. Он смотре, л в черные, горящие глаза человека на фургоне, напоминавшие глаза кошки, готовой к прыжку.
— Но, — продолжал человек, — Сатана все еще среди нас.
Сотни людей в религиозном экстазе рванулись вперед, испустив дикий вопль, и затихли, повинуясь воздетой руке проповедника.
— Он хочет вернуть нас на пути свои, он помнит, как самые красивые женщины и самые богатые мужчины были у него в услужении. И снарядил он посланников своих, и они теперь среди нас. Просты их одежды, смиренны их обличья, и вы не узнаете их, мои братия. Они обращают в иудейство детей ваших, искушая запретным плодом, и на челе у каждого метка антихриста — метка Барторстауна.
Услышав это слово, Лен насторожился. Он всего однажды слышал его от бабушки и запомнил лишь потому, что отец сразу же довольно грубо заставил ее замолчать.
Толпа взревела, многие вскочили на ноги. Исо, весь дрожа, прижался к Лену.
— Что же это? — шептал он. — Что это такое?
Проповедник огляделся вокруг. На этот раз он не стал успокаивать толпу и ждал, пока люди умолкнут сами. Желая услышать, о чем он будет говорить дальше, Лен вдруг почувствовал, как нечто зашевелилось внутри него. Он не мог понять, что это, ему просто хотелось визжать, прыгать, кататься по земле, и удержаться от этого было не так-то просто.
— Слушайте же, — медленно произнес человек, — недостаточно сказать посланнику Сатаны: “Уходи
