первом же небольшом отеле. Отоспавшись, решили ехать дальше, но сперва Шарль позвонил в Париж отцу — и, как выяснилось, вовремя. Сенатор Карно, обеспокоенный странным вояжем сына, уже успел протелеграфировать в Бриньоган и готовился заявить в жандармерию. Успокоив отца, Шарль сообщил, что они вернутся в Париж послезавтра.
Ехали не спеша, а в Ле-Мане сделали дневку, причем Степа был отконвоирован в здешний собор, где послушал лекцию об особенностях французской готики. От посещения музея он все-таки отбился и предпочел просто погулять по городу, втайне надеясь, что хотя бы здесь, в пролетарской Франции, удастся встретить товарищей по партии. Но, вероятно, население Ле-Мана еще недостаточно восприняло самые передовые идеи: в городе, как удалось выяснить, преобладала изначально реакционная католическая партия, а слабую оппозицию ей составляли вовсе не коммунисты, а какие-то мелкотравчатые радикалы. Степе стало скучно, очень захотелось домой. Наблюдения последних месяцев не обнадеживали: ни стонущая под колониальным игом Индия, ни Франция — родина Коммуны не спешили под знамена Мировой Революции. И это было очень обидно…
В Париж вернулись ранним утром — из Шартра, где была последняя ночевка, выехали после полуночи. Осторожность была нелишней. Кроме Берга и его бандитов следовало опасаться бдительной французской полиции. Старинный меч, заботливо укутанный в рубашку Тэда, еще мог сойти за музейный экспонат, но три револьвера вызвали бы лишние и совершенно ненужные вопросы. Счастливо избежав знакомства с дорожной жандармерией, автомобиль нырнул в лабиринт парижских улиц, и через полчаса Шарль затормозил возле дома, где обитал Валюженич.
— Ну вот, Стив, съездили, — усмехнулся Тэд, когда красный автомобиль скрылся за поворотом. — А я-то думал, что после Тибета меня ожидают здесь скука и воспоминания…
— Ты уж извини, Тэд, — виновато вздохнул Степа. — Втянул я тебя, чердынь-калуга!
— Оу, Стив! По-моему, у нас в этом деле равные пакеты акций. Если кого и втянули, так это Шарля, но он, кажется, не в обиде. Ладно, кажется, наступает тайм-аут.
Косухин не совсем понял, что такое «тайм-аут», но уже был готов согласиться с приятелем, как вдруг замер и схватил американца за руку. Из подъезда, куда они собирались зайти, вышел человек. Конечно, в этом не было ничего удивительного, но это оказался не обычный парижанин, спешащий на службу. Его лицо Степа узнал сразу: молодое, красивое, с глубоким шрамом на щеке. Человек был в штатском, но Степа помнил, что тогда, ночью, его называли поручиком.
— Что? — не понял Валюженич. — Опять?
Ответить Степа не успел. Поручик подошел к ним, вытянул руки по швам и щелкнул каблуками:
— Доброе утро, господа. С прибытием.
Говорил он естественно по-русски. Валюженич, что-то сообразив, чуть подался назад, рука легла на пояс, где был спрятан трофейный револьвер. Косухин криво усмехнулся:
— Стало быть, здрасьте, господин поручик. Мешок, что ли, привезли?
Тот покачал головой:
— Прошу извинить, господин Косухин. Не за мешок, тут я выполнял приказ. Я вел себя с вами грубо, но мне сказали, что вы чекист. Я воевал с красными с октября 17-го…
— Оу! — наконец начал понимать Валюженич. — Цивил во? Эгэн?
— Я от генерала Богораза, — продолжал поручик. — Мы дежурим возле вашего дома, господин Валюженич. Творится что-то непонятное. Его превосходительство приказал тут же доложить о вашем появлении. Прошу быть осторожными и не открывать посторонним двери.
— Бат… Вот хэппиенд? — от удивления Валюженич растерял весь свой запас русских слов.
— Генерал просил вас не выходить из квартиры, — ответил офицер на неплохом английском. — Говорят, господин Берг куда-то уезжал. Вчера он вернулся — и снова пропал… Извините, господа, должен позвонить генералу.
Поручик вновь щелкнул каблуками, повернулся и исчез за углом.
— Последуем разумному совету, — рассудил Валюженич. — Вот тебе и тайм-аут!..
Из квартиры решили не выходить. Тэд лишь сбегал в ближайшее кафе и принес бутерброды, после чего одним движением скинул со стола все бумаги вкупе с полудюжиной книг и аккуратно положил на него свою находку. При дневном свете меч смотрелся совершенно непрезентабельно — костяная рукоять побурела и растрескалась, окислившаяся медь распадалась при малейшем прикосновении, а кожаное покрытие ножен, казалось, вот-вот лопнет и рассыплется на мелкие лоскутья.
— Стив, делай что хочешь, но меня не трогай, — распорядился американец, поудобнее усаживаясь за столом и вооружаясь скальпелем и лупой. — На полке слева — несколько книг про короля Артура. Газеты в прихожей. Все, начинаю…
Косухин, опасливо поглядев на нырнувшего с головою в науку приятеля, пролистал газеты, которые были, само собой, на французском языке, а затем стал разглядывать книжки. Они оказались на разных, неведомых Степе языках, зато можно было рассматривать картинки. Они были разные, но очень красивые, хотя и далекие от привычного Косухину пролетарского реализма. Там были изображены мужчины в железных доспехах — очевидно, эксплуататоры-феодалы — и женщины в странных, тоже явно не пролетарских, платьях. Простому народу внимание не уделялось, лишь кое-где на заднем плане изображались представители трудового крестьянства, пашущие землю или пасущие мелкий рогатый скот. Работали они явно не на себя, а на все тех же разодетых феодалов, и Косухин мысленно возмутился вечно царящей в мире социальной несправедливостью.
На одной из картинок цветной, в полный лист, была изображена битва. Тут уже стало интереснее. Впрочем, воевали феодалы как-то странно — без всякого порядка, не как регулярная армия, а как разбойничья шайка, без строя и правил. На большом поле, неподалеку от крепости с острыми зубцами башен, скучилась толпа всадников в доспехах, рубивших друг друга длинными мечами. На земле лежали убитые и раненые. Косухин задумался о том, что надо иметь немалую дурь, дабы прорубить мечом остальные латы. Очевидно, физическая подготовка феодалов была поставлена грамотно.
В центре, на белом в яблоках коне, был изображен феодал в роскошных, изукрашенных явно на нетрудовые доходы, доспехах. По маленькой короне, укрепленной на шлеме с глухим забралом, Степа догадался, что это король. Монарху, судя по всему, приходилось нелегко: его окружало несколько врагов, еще один метил ему прямо в спину. Вокруг лежали трое рыцарей, свидетельствуя, что неизвестный Косухину король был мастак по части рукопашного боя. Степа уже собирался перевернуть страницу, мысленно осудив реакционные нравы феодальной знати, как вдруг его внимание привлекла не замеченная ранее деталь. В руках король держал меч, и от этого меча исходило серебристое сияние. Такое же сияние окутывало золотой венец на шлеме, черные ножны и большой перстень, надетый прямо на железную перчатку.
Косухин прикрыл глаза, вспомнив серебристую вспышку посреди разрушенной церкви. Одно воспоминание сменилось другим — и перед глазами предстала иная церковь, тонкий слой снега на бревенчатом полу и свечение, исходившее от перстня, который уронил Ростислав…
— Это Артур — от голоса Валюженича Степа вздрогнул. Похоже, он просидел над странной картинкой достаточно долго. — Любопытное издание Мэллори. Тут интересные комментарии. Вот, смотри, Стив…
Валюженич, перелистав несколько страниц, медленно прочел вслух:
— По некоторым ранним свидетельствам, Мерлин, уходя из пределов этого мира предсказал гибель логров, заявив: «Вы не смогли быть ангелами, но и людьми пробудете недолго — быть вам бесами»…
— И чего тут интересного? — услыхав подобную поповщину, Степа сразу потерял интерес к книге. — Я уже, чердынь-калуга, с одним лешим беседовал, который с незаконченным высшим образованием.
— Шарль бы это оценил, — засмеялся американец. — Он из этих слов вывел бы целую теорию… Ладно, прагматик, пошли посмотрим. Кажется, я что-то нашел.
Он подвел Степу к столу, на котором лежал меч, и взял в руки скальпель.
— Меч превратился в труху, — прокомментировал он. — Карно прав — ничего интересного. Думаю, его даже вынуть не удастся. А вот ножны… Гляди…
Он аккуратно провел скальпелем, счищая тонкий слой ветхой кожи. Затем Степе была вручена лупа. Косухин повертел в руках хитрое буржуйское изобретение, приноравливая стекло к глазам, а затем
