поняла, что не пропаду с Гордиенко. А он-то каков! Я вчера с первой минуты на сцене в него влюбилась, и потом, в ресторане… А он сказал, что это только игра… Я прислушалась к себе: влюблена ли я в него? Ничуточки, как оказалось. Я просто сыграла с ним вместе эту влюбленность, потому что он хорошо знает, что делает. А вот Венька, наверное, так не смог бы. Но он и моложе Гордиенко насколько… Мне стало так легко при мысли, что я не влюблена в женатого и сильно немолодого Гордиенко, и я сразу вспомнила загорелые, стройные ноги Златопольского.
— Буська! — раздалось с берега. — Вода теплая?
— Очень!
Венька подплыл ко мне, отфыркался и, хлопнув ладонью по воде, обрызгал меня.
— Фу, дурак!
— Ну привет, кузина, как вчера сходили в ресторанчик?
— Клево!
— Что наш Митрофаныч?
— Улет!
— Ухаживает?
— Нет.
— Ладно врать-то! Он ни одной юбки не пропускает!
— Так я же в брюках!
— Ладно, поскольку ты все-таки мне родственница и выручила меня, я не стану говорить, что ты дура.
— Да и сказал бы, я бы не обиделась, потому что только полная, законченная идиотка могла согласиться на такую авантюру!
— Знаешь, у тебя в глазах нет паники… Странно, раньше она была, еще какая… Признайся, Буська, ты переспала с Митрофанычем?
— Какая пошлая идея!
— И все-таки?
— Полькой клянусь!
— Странно, я же вижу, он явно положил на тебя глаз.
На это я отвечать не стала. Не буду же я рассказывать, что Гордиенко вчера слегка дал мне по носу, объяснив, что это всего лишь игра. А я не обиделась, а только обрадовалась, но, кажется, не подала виду.
Венька дважды доплыл до волнореза и обратно.
— Буська, давай научу тебя нормально плавать. Ты не правильно дышишь. Научишься правильно дышать, сразу сможешь дальше плавать.
— Научи!
— Обязательно, только не сейчас. Умираю с голоду.
Когда мы уже уходили с пляжа, навстречу нам попался Дружинин, небритый, мрачный, весь какой- то не выспавшийся. Он молча поднял руку в знак приветствия и поспешил к воде.
— Какой противный!
— Да нет, он хороший парень, просто встал рано. Это мы с тобой жаворонки, а он сова.
— По-моему, актер по определению не может быть жаворонком. Вы же никогда рано не ложитесь.
— Нет, но я встаю все равно рано. Мне достаточно пяти часов сна.
И вот это свершилось! Мы сыграли свой спектакль, и успех был явным и несомненным. Правда, за час до начала Гордиенко, пошептавшись с Венькой и Оскаром, объявил, что мы играем нашу пьеску первыми. Потом он объяснил, что боялся, как бы я не перегорела. И, по-видимому, был прав. В дальнейшем мы будем играть последними, как предполагалось с самого начала. Рассказать, что я почувствовала, пока играла и когда выходила на аплодисменты, не могу. Просто не помню, это как будто происходило не со мной.
— Буська, я уже позвонил Польке, — шепнул мне Венька. — Ты просто молодчина, я не ошибся в тебе, сестренка!
Меня трясло, и он влил мне в рот немножко коньяку из фляжки Гордиенко. Потом мы с Юрием Митрофановичем тихонько вышли в зал посмотреть спектакль. Ах, как была хороша Барышева в чеховской «Драме»! Она ничем не напоминала Раневскую, была куда более простонародной и от неожиданности этого хода немыслимо смешной. Я заливалась хохотом, впрочем, может, это было на нервной почве. Златопольский читал рассказы Жванецкого на удивление изящно, не подражая автору, в какой-то совсем иной манере. Здорово. Последними на сцену вышли Дружинины. Сначала появилась Лариса, и публика ахнула — до того она была хороша. Потом появился Андрей. Куда девался мрачный, небритый тип? Он излучал обаяние и играл настолько естественно, забавно и заразительно — они исполняли смешной водевиль девятнадцатого века, приспособленный к нашему времени, — что постепенно все стали следить только за ним и стало видно, что он невозможно красив, а ее красота на сцене поблекла.
— Обратила внимание, никакой халтуры! — с гордостью прошептал Венька.
После спектакля был устроен легкий фуршет, все перекусили, слегка выпили и погрузились в микроавтобус, чтобы ехать в отель. На следующий день мы должны были играть в Аш-доде. Утром я опять пошла купаться и столкнулась внизу с Ларисой. Она была в коротеньких красных шортах и красной маечке. На ногах кроссовки.
— Привет, ты куда? — осведомилась она.
— Купаться, а ты?
— На пробежку! Ну пока!
И она унеслась в сторону набережной.
Потом из воды я видела, как она бежит — красиво и мощно. На обратном пути она меня догнала:
— Как вода?
— Теплая. А ты не купаешься?
— Потом! Я загорать люблю. А ты здорово поешь, я даже не ожидала. Только ты не профи, да?
— Нет, конечно!
— Сразу видно, но все равно здорово!
— Спасибо, мне приятно…
— А давай потом по магазинчикам прошвырнемся? Шмотки тут не ахти, но цацки можно купить недорого. Ты как насчет цацек?
— Нормально. С удовольствием пойду!
— Вот клево, после завтрака и пойдем, часика полтора пошастаем, а потом на пляж. Идет?
— Идет! — с радостью согласилась я. Обещанного Венькой арбуза не было.
Только очищенные и нарезанные красные грейпфруты. Но зато какая тут имелась селедка! Жирненькая, несоленая и розовая. Я была голодна как зверь и сделала себе два больших бутерброда — ноздрястый серый хлеб, масло, селедка, а сверху крутое яйцо. Не бутерброд — мечта. А еще я взяла два куска очень аппетитного кекса и грейпфрут. И тут появился Венька:
— Привет, и ты собираешься все это сожрать, Буська?
— Сожру, будь уверен.
— Разжиреешь!
— Не твоя забота!
— Как это — не моя? Ты в моей труппе! — И он схватил один из бутербродов.
— Отдай!
— Обкусанный?
— Подавись, я еще сделаю! Ты мне обещал арбуз, а где он? Нету.
— Значит, ты селедку с яйцом жрешь вместо арбуза?
— Вот именно!
— Черт с тобой, жри что хочешь. Ты такая молодчина, что лишние килограммы я тебе прощаю
