что им удалось заручиться поддержкой более 100 парламентариев[340] .
Примечательно, что еще за десять дней до речи Хау в парламенте вполне солидная консервативная газета 'Санди таймс' назвала Тэтчер 'ослабленным' премьер-министром[341], выражая одновременно надежду, что в этих условиях ее ведущим министрам Хёрду и Мейджору удастся более успешно преодолевать ее сопротивление назревшим шагам в европейской политике и смягчить стиль ее лидерства. Однако если такая возможность и была, то Тэтчер не воспользовалась или, возможно, не успела ею воспользоваться. Речь Хау, названная Хезелтайном 'катализатором', равно как и давление со стороны противников Тэтчер, побудили его уже на следующий день отбросить колебания и заявить о выдвижении своей кандидатуры на пост лидера. Это было явным отступлением от его прежней позиции, но в сложившейся ситуации даже если б он и захотел воздержаться от борьбы, он вряд ли смог бы это сделать. Для его сторонников это было бы, как писал 'Экономист', проявлением трусости[342], и, зная, как изменчива бывает политическая фортуна, он решил, что настал час действовать. Риск поражения, на который он шел, был явно предпочтительнее риска упустить шанс и подорвать доверие к себе как к претенденту в будущем.
В заявлении о выдвижении своей кандидатуры Хезелтайн заверил парламентариев-тори, что в случае победы он постарается преодолеть раскол партии по отношению к Европейскому сообществу, поддерживая прогресс в области интеграции и в то же время отстаивая право парламента на вето в отношении тех решений ЕС, которые будут вести к неприемлемой утрате суверенитета страны. Он также обещал осуществить 'немедленный и функциональный пересмотр законодательства о подушном налоге', заменив его более приемлемой и справедливой системой местного налогообложения. Наконец, он пообещал восстановить 'кабинетное правление', т.е. сделать вновь кабинет министров центром обсуждения и принятия важнейших политических решений[343] .
Сознавая, что самой сложной его задачей является привлечение на свою сторону хотя бы части сторонников премьера, Хезелтайн постарался не выпячивать те положения своей программы, которые были абсолютно неприемлемы для тэтчеристского крыла партии и могли бы углубить раскол. Однако почти сразу же после выдвижения им своей кандидатуры и сама Тэтчер, и ее сторонники постарались 'восполнить' то, о чем предпочел умолчать Хезелтайн. Оправившись от шока, вызванного выступлением Хау, они довольно быстро перешли в контрнаступление, обвинив претендента в стремлении возродить этатизацию экономики и корпоративную систему тесных консультаций и сотрудничества правительства с группами по интересам, т.е. прежде всего с ассоциациями бизнеса и профсоюзами. Как первое, так и второе было анафемой для истинных тэтчеристов, каковыми все еще оставалась значительная часть парламентариев-тори. И хотя то, что предлагал Хезелтайн в своих упоминавшихся выше работах менее всего было призывом 'назад к Хиту' и его корпоративистской стратегии, противниками Хезелтайна было сделано все для того, чтобы представить его как деятеля, зовущего не вперед, а назад. Не обошлось и без явных перехлестов, которые играли скорее на руку Хезелтайну, поскольку позволяли ему и его сторонникам обвинить своих оппонентов в явной предвзятости и необъективности. Одним из таких 'ляпов' было заявление Тэтчер, в котором она назвала его позицию 'полусоциалистической' и осудила его как сторонника всего того, что тянуло страну вниз, как человека, считающего, что 'у других все лучше', что 'за границей трава зеленее'. 'Такие люди, - утверждала она, - не видят достоинств собственного народа и принижают его достижения... В случае победы Хезелтайн поставит под удар все то, за что я боролась'[344]. Иначе говоря, Хезелтайн был уже не просто соперником, его пытались представить в образе 'врага', что, конечно же, не могло не возмутить не только его сторонников, но и многих умеренных тэтчеристов. Со своей стороны Хезелтайн продолжал вести свою 'центристскую' линию и, несмотря на свойственную ему категоричность суждений, не опускался до резкостей и личных нападок на премьера.
Такого рода тактика позволяла ему день за днем наращивать поддержку, чему в немалой степени способствовали результаты проводившихся в эти критические для судеб партии и ее лидеров дни опросов общественного мнения. Согласно этим опросам в случае победы Хезелтайна и отставки Тэтчер популярность партии возросла бы на 10-15% и значительный перевес лейбористов сменился бы перевесом тори[345]. Естественно, что для многих парламентариев, опасавшихся за свои места и за общий исход предстоящих в недалеком будущем выборов, результаты этих зондажей были весьма существенным аргументом против дальнейшего пребывания Тэтчер на посту лидера. Как выяснилось позднее, некоторые из голосовавших за Хезелтайна в первом туре делали это не ради последнего (его победа в этом туре практически исключалась), а для того, чтобы 'свалить' Тэтчер и дать возможность вступить в борьбу другим претенденам, и прежде всего Дугласу Хёрду и Джону Мейджору. Оба они сразу после выступления Хезелтайна заявили о своей поддержке Тэтчер и осудили его демарш как несвоевременный и деструктивный.
Однако было очевидно, что, в случае если Тэтчер на каком-то этапе откажется от борьбы, либо оба они, либо кто-то из них обязательно выставит свою кандидатуру.
Результаты состоявшегося 20 ноября первого тура голосования, как и ожидалось многими, не дали определенного результата. Тэтчер набрала 204 голоса (из 372), всего на два голоса меньше, чем ей требовалось для победы. (Согласно утвержденным в 1975 г. правилам, чтобы победить в первом туре, претендент должен набрать не менее половины голосов плюс 15% от числа голосов своего ближайшего соперника. Сделано было это для того, чтобы преимущество лидера было достаточно весомым и чтобы избежать ситуации, чреватой расколом.)
Результат первого тура был сильнейшим ударом по престижу Тэтчер, ибо ее не поддержало 45% фракции. Для Хезелтайна же, получившего 152 голоса (16 парламентариев воздержались), такого рода результат, дававший ему возможность продолжать борьбу и, как казалось многим, достаточно реальные шансы на победу, был явным успехом. В то же время первый тур выборов не только наглядно продемонстрировал глубину раскола партии, но и сам явился катализатором этого раскола. Обнаружился весьма малоутешительный для большинства парламентариев факт, что Тэтчер, и Хезелтайн олицетворяют крайние позиции в партии и вряд ли кто-либо из них способен вывести ее из кризиса.
Можно лишь гадать, какими были бы результаты выборов, если бы Тэтчер в самый критический момент не была бы вынуждена покинуть Лондон, чтобы присутствовать на Совещании глав правительств-участниц Хельсинкского процесса в Париже. Возможно, что ей и удалось бы перетянуть на свою сторону кое-кого из тех 16 парламентариев, которые предпочли воздержаться. Но если б Тэтчер и победила, она стала бы во главе уже другой, расколотой партии, а не той, какой эта партия была даже до начала выборов. И вряд ли у нее были достаточно весомые шансы вновь сплотить ее воедино и привести к победе. Как заявил один парламентарий-тори, даже если б она получила необходимый минимум голосов, она была бы истекающим кровью 'подранком'[346].
Видимо, эти обстоятельства и предопределили в те полные драматизма дни и часы поведение тех, от кого в решающей степени зависело дальнейшее развитие событий. Уверенная в своей правоте и в том, что именно ее стратегия более всего отвечает национальным интересам страны, Тэтчер не задумываясь отвергла возможность ухода в отставку. Как свидетельствуют очевидцы, получив в Париже известие о результатах голосования, она даже не пыталась выяснить мнение своих коллег по кабинету и партии. Отобрав микрофон у телекомментатора, ведшего передачу на Лондон из соседнего помещения в посольстве, она заявила: 'Я, естественно, рада, что получила поддержку более половины членов парламентской партии, но я разочарована тем, что этого недостаточно для победы в первом туре. И я подтверждаю мое намерение выставить свою кандидатуру на второй тур' [347]. Столь четкая и недвусмысленная позиция тем не менее не внесла успокоения в ряды парламентариев, большинство из которых оценили ситуацию как моральное поражение Тэтчер. Неудивительно, что на следующее утро Палата общин, по свидетельству наблюдателей, наполнилась 'слухами, перешептыванием и интригой'. Несмотря на неимоверные усилия тэтчеристской группы 'Нет повороту назад' повлиять на колеблющихся и консолидировать всех потенциальных сторонников Тэтчер, ситуация в парламентской фракции становилась для нее все более угрожающей.
Сознавая, что решается ни больше ни меньше как судьба партии и ее будущее, возможно, не только ближайшее, политическое ядро партии решило проявить ту твердость, которую и прежде проявляла ее верхушка, когда наступало время освободиться от лидера, по тем или иным причинам ее более не устраивавшего. Так было в 1922 г. с О. Чемберленом, который был буквально свергнут взбунтовавшимися против его попыток продолжения коалиции с либералами заднескамеечниками. Так было с Невилем Чемберленом в 1940 г., после того как провалилась его мюнхенская политика. Так было, наконец, с Антони Иденом в 1956 г. после краха его суэцкой политики. Да и сама Тэтчер, как известно, пришла к власти в партии не в результате
