Тэтчер были осуществлены достаточно ощутимые нововведения. Взяв на вооружение некоторые из принципиальных подходов тэтчеризма, главным из которых, безусловно, явился принцип 'смешанного социального государства и 'свободы выбора', правительство Мейджора в то же время вполне сознательно пошло на усиление этатистского начала в нем. Правда, акцент при этом был сделан не столько на вливание дополнительных средств из государственной казны, сколько на организационно-управленческие меры, призванные повысить отдачу и эффективность систем и приблизить их к потребителю.
Недвусмысленно признав, таким образом, первостепенную роль общественных услуг, Мейджор и его коллеги тем самым заметно продвинулись в направлении более органичного синтеза двух подходов -традиционного социал-реформаторского и неоконсервативного. С идеей 'предохранительной сетки' и 'малого социального государства' было покончено не только де-факто, но и де-юро, и это было отнюдь не только формальным достижением.
Однако далеко не все общественно-политические силы Британии сочли подходы и решения, предложенные правительством Мейджора, соответствующими требованиям времени. Причем это касалось отнюдь не только государства благосостояния, но также экономики, политики и даже политического устройства. После более полутора десятка лет однопартийного правления вопрос альтернативы начал все решительнее выдвигаться в эпицентр партийно-политической борьбы. А это значит, что судьба тэтчеризма и посттэтчеризма стала зависеть уже не столько от расклада сил внутри самих консерваторов, сколько от способности партии в целом 'держать удар' и противостоять натиску оппозиции.
4. Кризис партии или зависание маятника?
Будучи по самой своей сути цельным, органичным феноменом, в той или иной степени пронизывавшим все основные ипостаси консерватизма, тэтчеризм не просто влиял на состояние консервативной партии, но и в значительной мере определял сам ее имидж. Отсюда неизбежные трудности 'расставания' с тэтчеризмом и перехода в иное, посттэтчеристское состояние. Проблемой номер один, почти перманентно лихорадившей партию, была острота внутрипартийных разногласий, и особенно разногласий в руководящих кругах. Если до выборов 1992 г. эти разногласия были после острейшей вспышки конца 1990 г. довольно быстро приглушены, то почти сразу же после выборов ситуация явно стала выходить из-под контроля.
Основным яблоком раздора оставалась, как и в конце 80-х годов, европейская политика правительства. Заметно ускорившийся после принятия Единого европейского акта процесс экономической и политической интеграции ЕС потребовал от британских властей совершенно конкретных действий и решений. Подготовленные в основном сторонниками федеральной Европы Маастрихтские соглашения требовали от государств-участников снятия практически всех ограничений на свободное продвижение товаров, капиталов и рабочей силы, введения единого европейского паспорта для всех граждан региона, значительного повышения роли и прерогатив институтов ЕС, и прежде всего Комиссии и Европарламента. Серьезность предлагавшихся изменений подчеркивалась и тем, что Европейское сообщество переименовалось в 'Европейский союз'. Согласно более ранним договоренностям Маастрихтские соглашения должны были, разумеется, после ратификации их странами-участницами, вступить в силу в 1993 г.
Позиция правительства в отношении соглашений была определена еще накануне выборов 1992 г., и, несмотря на ряд оговорок, оно недвусмысленно выступало за их ратификацию. Однако, как только выборы остались позади и начались обсуждения, предварявшие ратификацию, от 30 до 50 парламентариев стали решительно возражать против соглашений, и в партии развернулась острейшая полемика, в стороне от которой не осталась и сама бывший премьер. Ее отношения с правительством и с его главой становились все более натянутыми, чем не преминули воспользоваться 'евроскептики'. Лишь с огромным трудом в июне 1993 г. правительству удалось провести через парламент решения, одобрявшие Маастрихтские соглашения. Мейджору даже пришлось пригрозить роспуском парламента, чтобы добиться своего. При этом правительство осталось на прежней позиции в отношении Социальной хартии ЕС, специально оговорив неучастие Великобритании в ней. Как неоднократно заявлял и премьер-министр и другие члены кабинета, соглашения не кладут начало европейскому супергосударству, и Британия, равно как и другие страны-участницы, сохраняет национальный суверенитет почти в том же объеме, что и раньше.
Тем не менее отметим, что даже после ратификации правительству не удалось закрыть проблему. На повестке дня почти постоянно стоял вопрос о новых мерах по углублению интеграции, и прежде всего о переходе к единой для всего Европейского союза валюте и более тесной военно- политической интеграции. Острое недовольство противников 'объединенной Европы' вызывали и меры, порой самые заурядные, по практической реализации достигнутых соглашений.
Наибольшего накала страсти в партии достигли в конце ноября 1994 г., когда парламент по предложению правительства должен был принять решение об увеличении взноса Великобритании в бюджет Союза примерно на 100 млн. ф.ст. Хотя сумма этого увеличения была сравнительно небольшой и изыскать ее не представляло большого труда, наиболее непримиримо настроенные 'евроскептики' решили, что называется, стоять насмерть. Несмотря на все принятые меры, восемь из них проголосовали против этого решения, за что были исключены из состава фракции.
В обычных условиях такая мера означала бы политическую смерть ослушников, поскольку они не имели бы никаких или почти никаких шансов быть избранными в парламент на следующих выборах. Однако, чтобы такое произошло, необходимо было 'послушание' партийных организаций избирательных округов, их согласие на отказ вновь зарегистрировать нарушителей в качестве кандидатов. Но, как писал в те дни 'Экономист', указанные восемь парламентариев не только не встретили осуждения в своих организациях, но, напротив, ходили там 'в любимчиках'. Что же до прессы, то она превратила их в 'героев'[424].
Не менее нежелательными для правительства оказались и чисто политические последствия этого шага. Исключив из рядов правящей партии столь большую группу ее членов, оно фактически утратило абсолютное большинство в парламенте. При голосовании об увеличении взноса его спасла от поражения лишь поддержка девяти парламентариев фракции ольстерских юнионистов. Но поддержка эта отнюдь не была надежной, особенно в связи с теми разногласиями, которые как раз в данный момент возникли между ними и правительством в связи с переговорами между Британией и Ирландией о будущем Ольстера.
Шаткость позиций правительства была нагляднейшим образом продемонстрирована в начале декабря, когда оно потерпело унизительное поражение, не сумев провести через парламент решение о повышении налога на горючее (о чем упоминалось выше). На сей раз против него голосовали и семь из восьми 'ослушников', и вся фракция юнионистов, причем, как писала пресса, и те и другие голосовали не против налога, как такового, а по чисто политическим мотивам. На волосок от поражения находилось правительство и в ряде других случаев.
Помимо европейских дел разногласия, хотя и в менее острой форме, обострялись и по ряду других вопросов, и прежде всего по вопросу о темпах и масштабах приватизации, отношению к реформированию государственной службы, бюджетной и налоговой политике и т.д.
Хотя основной ареной столкновения мнений и позиций являлись парламент и околопарламентские круги, важным фактором нестабильности становились и усилившиеся разногласия внутри кабинета. Эти разногласия были тем более серьезны, что касались они не только тех или иных конкретных вопросов, но и общей стратегии реформ. Как сообщала весной 1994 г. 'Файнэншл таймс', ряд членов кабинета, и прежде всего такие, как министр иностранных дел Д. Хёрд, лидер Палаты лордов лорд Уэйкхем, главный парламентский организатор Р. Райдер, лидер палаты общин А. Ньютон, министр внутренних дел М. Хоуард и министр по вопросам социального обслуживания У. Уолдгрейв выступали за более медленную и осторожную приватизацию, ссылаясь, в частности, на то, что такая спешка вызовет серьезное сопротивление в палате лордов и среди многих консервативных парламентариев[425]. Эти 'консолидаторы', как их стала именовать пресса, требовали также проявить большую сдержанность в таких вопросах, как дальнейшая перестройка экономики, местного самоуправления, и, напротив, сосредоточиться на доведении реформ в области образования, здравоохранения и других общественных служб. Не проявляли они особого рвения и в вопросах 'европейского строительства'.
К тому же такие влиятельные деятели, как министр финансов К. Кларк, министр торговли и промышленности М. Хезелтайн и некоторые другие, выступали за ускорение и расширение приватизации, требо- вали не терять темпа в других вопросах консервативной политики. Видимо, под давлением Кларка была предпринята упоминавшаяся выше попытка провести через парламент решение о приватизации почтовой службы. Он же настаивал и на скорейшей приватизации ядерной энергетики[426]. Спешил с приватизацией угольной промышленности и М. Хезелтайн. Что касается 'Европы', то К. Кларк и другие более радикально настроенные министры настаивали на практически безоговорочном согласии с планами дальнейшей интеграции, включая и переход к единой валюте.
Как видим, размежевание в партии после
